Мама

Туман застилает глаза. Ничего не вижу. Бреду наугад. Вытягиваю руку и не вижу даже кончиков пальцев. Да что же это такое? Какая-то фигура начинает проявляться в белесом ничто, медленно сгущается в молочной жиже, проявляется из ничего. Я узнаю силуэт. Сердце учащенно бьется. Туман медленно редеет. Нет, он не исчезает совсем и продолжает окутывать со всех сторон, но теперь я могу видеть сквозь него немного дальше. Это мама. Господи, как же я соскучился!

— Мама, — кричу я и бегу навстречу, как в далеком детстве.

— Сынок, — отвечает она и разводит руки в стороны.

Я с разбегу обхватываю ее руками, и с ужасом внутри осознаю, что сейчас мои руки пройдут сквозь пустоту. Мамы нет уже много лет. Она умерла. Очень давно умерла, когда мне было всего восемь лет. Но этого не происходит. Мама здесь. Руки чувствуют тепло ее тела. Я с удовольствием обнимаю ее. Я помню все изгибы ее тела. Я помню запах ее волос. Я помню все! Слезы текут по щекам.

— Мама, мама, мамочка. Как же я тебя люблю. Я так скучал.

— Я тоже тебя люблю, сынок, прости, что так получилось. Это не моя вина, — она плачет, и поэтому не может говорить. Она вот так извиняется каждый раз. Как будто в чем-то действительно виновата.

Наконец я разжимаю объятия, долго и пристально смотрю на нее. Я плачу и нисколько не стесняюсь слез. Все равно никто и никогда не увидит. Здесь никого нет, потому что это — всего лишь мой собственный сон.

— Мама, ты постарела, — растерянно спрашиваю я, — разве такое возможно?

— Время идет, сынок. Все меняется. И я меняюсь.

— Мама, ты умерла, — говорю я, и ледяное сердце обдает кипятком, — душа не может стареть.

— Это ты так думаешь, сынок. Но ты ошибаешься. Душа все чувствует, она болеет, страдает и со временем стареет, а потом умирает. Развеивается в пространстве.

Я чувствую, что глаза опять начинают увлажняться. Я даже не помню, когда я плакал последний раз. Я тру глаза. Нужно срочно взять себя в руки. Теперь мама смотрит на меня и улыбается. У нее такая милая и прекрасная улыбка. Я тоже непроизвольно начинаю улыбаться.

— Ну как ты поживаешь, сынок?

— Да нормально, мам — отвечаю я, — у меня все хорошо.

— Как папа?

— Я не знаю, мам. Мы с ним уже давно не общаемся.

Несколько лет мы жили с папой вдвоем. А потом он привел в дом мачеху. Она была неплохой женщиной, но я возненавидел ее с самой первой секунды. И папу я тоже возненавидел. Как он мог предать маму? Как он мог ложиться спать в одну кровать с этой? Я ушел из дома сразу после того, как закончил школу. Поступил в универ и ушел жить в общагу. И денег никогда не просил. Даже если нечего было есть...

Папа сначала звонил часто, спрашивал, как у меня дела, как учеба? Но со временем стал звонить значительно реже. За последние пять лет он не позвонил ни разу. Я тоже не звоню. Мне просто нечего ему сказать.

Нет, повзрослев, я, конечно, его давно простил. Взрослым умом понимаю, что это глупо — обижаться на человека, который выбрал жизнь и новую любовь вместо вечной скорби по утраченному счастью. Но детская обида прочно поселилась в душе. И возможно, навсегда. Папа ее никогда не любил и поэтому так быстро забыл — так решил десятилетний мальчик. Теперь он вырос, но свое мнение изменил очень мало. Понять, еще не значит принять.

— Ты познакомился с кем-нибудь? — спрашивает мама, — Расскажи! Я так жду, когда же ты меня порадуешь внуками?

— Пока еще нет, мам — отвечаю я.

— А где эта, твоя, рыжая? — лицо мамы мгновенно суровеет, — опять тебе голову крутит?

— Кто? — не понимаю я.

— Ну эта, бесовка твоя, Юлька.

Я растерянно оглядываюсь по сторонам. Юльки нет. Но в левом ухе раздается отчетливый шепот:

— Да здесь я, здесь. Не хочу встревать в ваш разговор, вот и стала невидимой. Давай уже, быстрее закругляйся, время не ждет.

— Она здесь, мама, — говорю я, — стесняется тебя.

— Вот и правильно, — говорит мама и всхлипывает, — и пусть больше не попадается мне на глаза. А еще лучше, пусть оставит тебя в покое.

Я все помню: кто я, и где. Это четвертый слой. Нижний мир. Обиталище духов, призраков и душ умерших людей. Я знаю, но не могу ничего с собой поделать, маму я вижу очень редко. И очень скучаю. Увидеть еще раз, услышать ее голос — это все, что мне нужно, чтобы почувствовать уверенность в себе, обрести почву под ногами, и потом жить спокойно несколько лет. Трудно объяснить, что потеря матери в столь юном возрасте оставляет очень глубокую и незаживающую рану в душе. И даже много лет спустя, став взрослым, все равно чувствуешь потерю. И тебя всегда преследует невыносимая тоска, иногда перерастающая в жуткую депрессию.

— Мама, я люблю тебя! И всегда буду любить, но сейчас мне нужно идти.

— Ты опять? Не ходи, сынок! Тебе не нужно туда вообще ходить, это очень опасно и неправильно. Тем более, с этими убивцами, — в мамином голосе слышен металл, — погубят они себя. И тебя тоже могут погубить. А я ничем не смогу тебе помочь.

— Мама, я должен идти. Я обещал.

— Я буду ждать тебя снова, — отвечает мама, — и буду ждать тебя всегда. Приходи иногда, если сможешь.

— Я знаю, мама. Я обязательно приду к тебе еще раз. И мы поговорим. Я обязательно расскажу тебе, какими красивыми и умными выросли твои внуки.

— Ну тогда иди, сынок, — мама украдкой вытирает слезы, — пусть у тебя все будет хорошо.

Я поднимаю правую руку и машу маме. Туман сгущается на глазах, поглощая силуэт. Еще миг, и ничего больше нет, кроме белесой пустоты, наполненной глухой тишиной.

Продолжение читать здесь.