Допрос так допрос

Желая сохранить видимость допроса, он задавал одни и те же вопросы: о кораблях пиратов, о тайных стоянках и зарытых кладах, однако еще в самом начале Блад отказался сообщить какие-либо сведения, и больше не удостаивал его превосходительство ответами. Да по правде сказать, это не слишком интересовало губернатора. С чувством, близким к вожделению, он смотрел, как кнут оставляет на теле пленника синюшные полосы. И там, где наконечник кнута рассекал кожу, капли крови набухали тяжелыми гроздьями и скатывались, багряно пятная пол. 

 - Еще, Лиддл. Еще, - пыхтел Бишоп. - Я хочу услышать, как он вопит!

И кнут вновь и вновь с хлюпающим звуком обвивал тело жертвы. Еще никогда вид человеческих мучений не доставлял губернатору такого удовольствия. Однако упорное молчание Блада изрядно портило его мстительный триумф.

- Подрастерял умение, мастер Лиддл? Поучить тебя кнутом орудовать? - наконец раздраженно буркнул Бишоп, видя недостаточность усилия палача.

Он вскочил со стула и подошел к узнику, будто и в самом деле намереваясь заменить Лиддла. На страшно осунувшемся лице Блада жили одни лишь глаза. Он молча смотрел на губернатора, и, казалось, что вся ярость Бишопа разбивается об этот ясный взгляд.

— Ты закричишь. Я заставлю тебя визжать, как шелудивого пса! — прошипел Бишоп, жаждущий во что бы то ни стало сломить стойкость своей жертвы, и скомандовал: — Мастер Лиддл, раздувай свою жаровню. 

В подвале стоял тяжелый запах крови и обожженной плоти. Лиддл начал выжидательно поглядывать на губернатора, полагая, что тот велит остановить пытку. Но Бишоп приказывал ему "добавить огонька". Помощник палача украдкой осенял себя крестным знамением, а секретарь, перед которым лежал девственно чистый допросный лист, был готов спрятаться под стол.

...Боль. Гигантский спрут. Он хлещет щупальцами по незримой для него преграде; злобно урча, отступает на миг, а затем вновь кидается в атаку. Сколько длится пытка? Час? Век?

- У нас - целая вечность, - булькает спрут с лицом Уильяма Бишопа. - Ты закричишь!

И Питер начинает изнемогать, не в силах и дальше удерживать свой щит перед болью. Лица его мучителей плывут, кривляясь и гримасничая, их голоса доносятся до него словно сквозь шум морского прибоя. 

- Ты закричишь... - вторя спруту, потрескивают угли в жаровне, и шипит, оплавляясь, слабая плоть, когда раскаленное железо касается ее.

Он устало думает, что смог продержаться дольше, чем ожидал. Вспышка. Еще одна. И щит поддается, осыпается грудой осколков. Жгучие щупальца оплетают тело, впиваются в каждый дюйм, жадно высасывая саму жизнь. Кровавая пелена застилает зрение; от ног поднимается холод, подступает к самому сердцу, и оно то заходится в бешеном ритме, то замирает, пропуская удары. Он понимает, что это значит, и готов приветствовать смерть, видя в ней избавление от мук. Но желанная гостья все не идет, и он сцепляет челюсти, загоняя вовнутрь, задавливая в себе крик.

И вечность летит за вечностью...

— Как вы себя чувствуете, доктор Блад? Не припекает? Ваш прогноз для самого себя? - в сознание Питера внезапно ворвался издевательский голос Бишопа.

И тогда он поднял клонившуюся на грудь голову и ответил, с трудом выговаривая слова:

— Бывало и получше, не спорю... Но у меня есть прогноз и... для тебя, жирная свинья... тебя хватит удар, и ты... сгниешь заживо в своей постели...

Бишопа и в самом деле чуть не хватил удар. Дерзость полумертвого пирата привела его в состояние умоисступления.

— Жги! — выпучив глаза, крикнул он палачу.

— Ваше превосходительство... — робко начал Лиддл, — Погодить бы... не выдержит он...

— Что-о-о?! — взревел Бишоп. — Я сейчас тебя самого подвешу рядом с ним!

Палач в страхе покосился на губернатора: не иначе, как сам дьявол вселился в его превосходительство, ведь перед допросом он велел сберечь узника для казни...

«Ну да это тебя не касается, — оборвал он свои крамольные мысли, — делай, что говорят».

Он взял клещи, выхватил из рдеющих углей брусок металла и прижал его к груди пирата.

Боль ударила огненным копьем. Блад выгнулся в судороге и вдруг увидел над собой бесконечное небо, по которому побежали трещины, словно это была твердь. Через мгновение небо рухнуло на него, и воцарилась тьма...