Возвращение из отпуска и субботний ФМ

Июль - традиционное время отпусков. И за последние несколько дней я видел три или четыре поста с примерно таким содержанием: "Вернулся из отпуска! Море вдохновения, гора идей, силы хлещут через край!"

И вот я думаю. Я что единственный человек, который возвращаясь из отпуска и открывая ворд, думает только о том, а как вообще, блин, писать? Неужели я когда-то это умел? Неужели можно как-то складывать слова в предложения? Да и вообще, несмотря на то, что отдохнул я отлично, после семнадцати часов подряд за рулём, сразу возникло желание отдохнуть ещё эдак пару недель))

В общем, пока я перечитываю уже написанное и удивляюсь, что ещё несколько недель назад я был огого, поучаствую-ка в традиционном субботнем движе, который никаких усилий не требует.

Отрывок из недавно выложенной главы "Танца маленьких искр". Знакомство Элизы с пациентами столичного хосписа:

Хильди встретила её в дверях. На её грубом, мужиковатом лице удивления не было вовсе. Одетая в коричневый фартук поверх халата, она напоминала мясника. Склонившись над полом, Хильди отмывала въевшееся кровавое пятно, но, увидев Элизу, выпрямилась и застыла.

Она была широкой в плечах и такой высокой, что едва не задевала затылком одинокую грязную люстру. Мозолистые ладони рук могли позволить ей схватить пушечное ядро, а предплечья шириной превосходили талию Элизы. Почти бесцветные волосы спадали на лоб и плечи грязной паклей. Кожа тоже оказалась светлой — необычной для островитянки. Скорее всего, родители отказались от дочери в детстве, и её приютила чета Виндр.

— Хийди… — произнесла она, медленно двигая губами, пытаясь подчинить себе речь.

— Элиза, — кивнула Элиза.

Отложив губку, Хильди повела её в глубь хосписа. Здесь было всего две комнаты и маленькая кладовая с незакрывающейся дверью. В одной из комнат — не той, куда Элиза зашла накануне, — Хильди жила. Помещение выглядело несуразно маленьким, учитывая размеры девушки. Кровать хлипкой, а стулья, стол и, в особенности, фарфоровая посуда — игрушечными. Хильди подошла к одному из стульев, который служил здесь вешалкой, выбрала из вещей штаны и безразмерную кофту и протянула Элизе.

— Мне… Нужно надеть это?

Хильди кивнула. Затем, когда Элиза замешкалась, произнесла:

— Будет… грязно.

Пациентов было пятеро. Их кровати стояли двумя рядами, чтобы между ними оставались узкие проходы. У них не было своих вещей, если не считать перепачканных и застиранных до дыр одеял и подушек с пятнами пота и крови.

Все они, лишь дверь открылась, привстали на кроватях, пожирая вошедших глазами. Жадно принюхиваясь, словно могли учуять запах внешнего мира, который принесли на одежде. Ближе всех к двери лежал вчерашний знакомец — старик, с изъеденным оспинами лицом, скрывающий под одеялом ампутированные конечности.

Он присвистнул, но ничего не сказал — пожалуй, суровый вид великанши, напоминавшей скорее надсмотрщика, чем сестру милосердия, оказался очень кстати.

Его соседом был юноша со светлыми, почти белыми волосами, которого привезли вчера — единственный, кто почти не проявил интереса к Элизе и Хильди. Лёжа на подушке, он смотрел в сторону двери лишённым всяких эмоций взглядом. Лицо его всё ещё уродовали жёлто-фиолетовые пятна от побоев и ссадины, однако глубокий порез на губе практически зарос.

У окна лежала девушка — вчерашняя роженица. Рядом с ней — у дальней стены — мужчина, с бритой головой и кожей темнее, чем Элиза когда-либо видела у островитян. Огромный, больше даже Хильди, он внимательно изучал Элизу, настороженно, словно пёс. Следующая кровать оказалась пуста, а на соседней с ней, возле стены, Элиза увидела мальчика с копной непослушных тёмных волос и худого, как щепка.

Он заговорил первым:

— Клубень! — мальчик тряхнул головой, сбросив прядку с лица, и дотронулся ладонью до своей груди. — Мне осталось жить два года. Доктор Цинт сказал, что Боги выдали мне бракованные мозги.

Элиза не была уверена, что он только что назвал своё имя, но переспрашивать не стала.

— Элиза, — представилась она, тоже машинально поднеся руку к груди, в которой тлел не остывший с раннего утра кашель.

Мальчик деловито кивнул, а затем улыбнулся, демонстрируя жёлтые, больные зубы:

— Больше всего на свете я хочу пострелять из настоящего мушкета. А какая мечта у тебя?

Элиза растерялась, однако едкий женский голос не позволил ей ответить.

— Она мечтает выносить горшки с дерьмом и обтирать сифозных, больных ублюдков. — Лицо женщины, которую вчера оперировали, скривилось, словно её тошнило. На её одеяле ниже пояса были видны пятна крови, судя по всему, свежие. — Зачем ты снова припёрлась, дурёха? Ты какая-то извращенка, которая ловит кайф от чужих страданий?

— Мне хватает своих, — тихо ответила Элиза. — Как твоё имя?

Женщина ощерилась. У неё было выбито несколько передних зубов, хотя вчера это совершенно не мешало ей кусаться.

— Тебе-то что от моего имени? — Не дождавшись ответа, она отмахнулась. — А, плевать. Папочка вечно твердил, что я подохну в какой-нибудь дыре, в окружении одних лишь грязных и тупых мужиков. Буду рада, если ты помешаешь этому пророчеству сбыться. Я — Пайни. Также известная, как Рыжая Киска. Я бы показала тебе, откуда взялось прозвище, но у тебя вчера уже было бесплатное представление. По одному на человека. По одному на человека, детка.

Безногий ветеран молниеносно оживился. Его глаза хищно прыгали с Элизы на Пайни и обратно.

— А для соседей предусмотрен бесплатный сеанс, пташка? Или для инвалидов войны?

— Для тебя, ублюдок, это всё, — она двумя руками обвела своё тело, — неприкосновенно, как королевская сокровищница. Хотя, если достанешь пару щепоток шелухи, позволю подрочить на мои ступни.

Она послала ему чопорный воздушный поцелуй, и он облизнулся.

Элиза посмотрела на Хильди. Та стояла, совершенно не реагируя на их перепалку. Элиза была уверена, что ей приходилось выслушивать подобное изо дня в день. Не было смысла их останавливать или перебивать. Им хотелось выплеснуть своё горе. Это лучше, чем умереть с ним внутри.

Элиза решительно пошла через комнату — в глубине души она ощущала себя так, словно бросилась в пасть морскому богу, — и отдёрнула тяжёлые шторы и распахнула окно. Все тут же замолчали. Замолчали надолго, уставившись туда, где играл на влажных листьях дневной свет, шумел город и стучала по подоконнику зимняя морось.

— Меня зовут Жильен, — Элиза вздрогнула от тяжёлого, густого, как табачный дым, голоса, принадлежавшего темнокожему здоровяку. — Мальчуган — Джек, но зовёт себя Клубнем. Пайни уже представилась. А этот безногий урод, который сейчас гоняет стручок под одеялом, — Физ. Но ты можешь называть его просто «урод».

— Так и сделаю, — ответила Элиза, тоже заметив, как старик шебуршит под одеялом, глядя прямо на неё.

Хильди вдруг шагнула к нему и, ничего не говоря, влепила тяжёлую затрещину. Старик ойкнул и едва не упал с койки.

Хильди посмотрела на Элизу:

— Не говорим. Работаем.

пы.сы. Постепенно возвращаюсь в ритм. С понедельника возобновиться выкладка. А я пока сажусь дописывать свой хоррор-рассказ, а потом активно примусь за продолжение Танца. Почти месяц отвлечения от основного цикла дали определённые плоды - я действительно соскучился и по этому миру, и по персонажам, и по атмосфере, так что надеюсь, работа наконец-то пойдёт с приемлемой скоростью. Пальчики скрестил, а больше я пока ничего не умею