"Что наша жизнь? Игра!" (с)

- Кирилл, выключи, пожалуйста, колонки. Если ты совсем не можешь играть без звука, подключи наушники, - жалобным голосом попросил брат из-за моей спины из дальнего угла комнаты.

- Мефодий, с чего бы это я вдруг должен играть в «ушах»? Не я же наказан! – отозвался я, несмотря на то, что наушники со спаянными отцом так, чтобы их можно было подключать и к магнитофону, и к 486-му компу, штекерами лежали у меня на столе.

Брата звали не Мефодием, разумеется, а Георгием, но я всегда называл его так в ответ, когда он называл меня полным именем, а не Киром, как мне нравилось - подобно тому писателю, что написал книжки про Алису Селезнёву. Ну, действительно, почему я должен отключать колонки, когда играю в «Давида против Голиафа» - игру, которую только совсем недавно установил с диска, который дал мне одноклассник? Это же не «Бульдозер» какой-нибудь, в который любит играть Жорик, и в котором надо думать в тишине вроде как в шахматах или шашках. Только из-за того должен, что Жорика нервирует тревожная музыка, прерываемая только звуками выстрелов, взрывов и айканьем Давида, моего игрового персонажа? Айканьем в тех случаях, когда слуги Голиафа ранили его самого. Почему действительно не надеть «уши»? Пусть понервничает перед первой в жизни поркой - это полезно. Был ли я уверен в том, что Жорика сегодня наконец-то выпорют? Нет, но надеялся на это. Не подумайте только, что я не люблю своего младшего брата - я его очень даже люблю, но он, отличник и тихоня, часто достаёт меня своими заумствованиями.

- Что мне теперь будет? – промямлил из угла Жорик: его голос стал даже не жалобным, а жалким.

- Известно что, - с едва сдерживаемой ноткой торжества, ответил я, - шорты с трусами вниз, футболку вверх и… Жорка, Жорка, будет тебе порка!

«Ничего себе! Мои стихи уж точно лучше, чем «от меня вам балалайка» в мультике!» - мысленно поздравил я себя с тем, что из меня поэт куда лучше, чем из Незнайки, - я был старше брата на четыре года, но большими талантами я, в отличие от него, ни в чём не выделялся. В том числе, и в учёбе.

- Мне, наверное, будет очень больно? – в тоне Жорика послышался тихий плач.

- Можешь не сомневаться, - подтвердил его догадку я - мой собственный зад уже не раз и не два проходил через подобную воспитательную процедуру,

- Но я не хочу, чтобы мне было очень больно, - раздалась из угла фраза, в искренности которой вряд ли бы кто-нибудь усомнился, даже если бы она была произнесена нормальным тоном.

- Думаешь, я хочу? Или другие дети – твои же одноклассники, например, хотят? А получают по жопам, когда заслужат, – я перешёл на нравоучительный тон. - Куда такое годится: мальчишке девять лет, второй класс заканчивает, а его до сих пор ни разу не выпороли? Сам подумай: лучше уж в первый раз за что-то действительное серьёзное ремня получить, чем за какую-нибудь банальную двойку.

- У меня нет двоек, я – отличник, - в голосе Жорика неожиданно послышалась гордость.

- Рано или поздно двойки даже у отличников случаются, - я не мог похвастаться тем, о чём говорил брат: отличником не был, и двойки у меня бывали. Со всеми последствиями.

- А у меня не случатся!

«Ну и самоуверенный нахал!» - подумал я, но вместо того, чтобы высказать это вслух, громко чертыхнулся: я дошёл уже до первой встречи с самим Голиафом, а не с его слугами, но одолеть его не смог. Даже на самом лёгком уровне, даже при поддержке музыки.

- Не ругайся, - продолжил наглеть из угла Жорик.

- А то – что? – переспросил я. - Заложишь меня родакам, что ли? Ты не в том положении сейчас, чтобы на меня «стучать».