Вторничное досье: Олаф, сын Эгиля-корабела

Продолжаю свое участие во флэшмобе "Вторничное досье", запущенном некоторое время назад Кейт Андерсенн.

Итак, пять фактов о еще одном сквозном герое цикла "Камбрийский апокриф" -- Олафе.

С самого начала работы над "Апокрифом" я стараюсь держаться принципа: главные герои "Кембрийского периода" уходят или совсем, или на второй план, а у меня в основном действуют либо те, кто в исходных произведениях появлялся лишь в эпизодах, либо вообще совсем новые персонажи. Сейчас я представлю вам как раз такого нового персонажа. 

1) Олаф Эгильссон -- "неканонный" сын "канонного" персонажа из сеттинга Владимира Коваленко.

В начале романа Владимира Коваленко "Кембрийский период" случилась стычка бриттов с викингами, в ходе которой в британский плен попали двое скандинавов -- скальд Харальд и корабел Эгиль. Оба впоследствии сделались соратниками Немайн, появляясь от эпизода к эпизоду, при этом Эгиль выступал в роли и корабельного мастера, и военного инженера.

Когда я придумывал окружение своей героине -- а это должны были быть представители уже следующего поколения -- мне хотелось сохранить некие мостики с персонажами Коваленко. Так у Эгиля появился сын, рожденный уже в Кер-Сиди. Разумеется, в канонном цикле он не упоминается ни прямо, ни косвенно.

2) Имя Олафу я нашел в Выборге.

Давать имена персонажам всегда и занятно, и боязно. А Эгилю пришлось придумывать целую семью: жену, сына, трех дочерей. Всем им достались скандинавские имена. Почтенная Хейдрун и ее с Эгилем старшие дочери, Хрённ и Фённ, обзавелись ими просто из справочника. У Сольвейг, младшей дочери, с именем уже поинтереснее: его подсказала Эгилю Немайн, горячая поклонница оперной музыки, несомненно знакомая с "Пером Гюнтом". Ну а имя для сына Эгиля нашлось в городе Выборге, что на севере Ленинградской области. Там со давних шведских времен стоит башня Святого Олафа -- вот такая:

Названа же она в честь Олафа II Святого, норвежского короля, жившего в конце X -- начале XI века.

3) Образ Олафа до известной степени навеян Карлом Линнеем.

Согласно исходной моей задумке (а в отношении Олафа я от нее не отступил ничуть), Олаф -- однокурсник моей главной героини, а значит, будущий естествоиспытатель. Ну а кто приходит в голову прежде всего, когда мы вспоминаем о скандинавах-естествоиспытателях старых времен? Наверняка же Карл Линней, великий создатель биологической номенклатуры и базовых принципов биологической таксономии, живший в XVIII веке в шведской Уппсале.

Вот так у меня Олаф и стал увлеченным ботаником. Нашлось тому и обоснование -- детство в обществе матери, небесталанной знахарки-травницы, так и не сумевшей реализовать себя в этом качестве вдали от родины, но подарившей свои знания и увлеченность сыну. Правда, возможность выучиться на ботаника Олаф получил не без проблем.

Поначалу сэр Эгиль не придавал особого значения странному увлечению сына – а тот добросовестно являлся на верфь по первому же требованию, старательно вникал в премудрости строительства кораблей и, казалось, вполне оправдывал отцовские надежды. Но через несколько лет всё разом переменилось. Закончив школу, Олаф вдруг объявил, что собирается поступать не на инженерный, а на естественный факультет – учиться на ботаника, знатока растений.

Сказать, что сэр Эгиль был разгневан, – не сказать ничего. Травное ведовство, по хордаланнским меркам, считалось частью сейдра – женского колдовства, позорного для настоящего мужчины. И вряд ли Олаф получил бы отцовское благословение на учебу, если бы не случай.

4) По отношению к моей главной героине Олаф проявляет себя как старший друг, заботливый и верный. Часто он опекает ее, словно четвертую сестру.

Разумеется, сложились у них такие отношения во многом благодаря привычке Олафа заботиться о своих младших сестрах -- хотя, конечно, не только поэтому. Некое родство душ у них явно имеется.

Ни пинцета, ни пробирок у Таньки с собой не было – заблаговременно не позаботилась, а выпрашивать у Олафа постеснялась. Пришлось снять жука с растения пальцами и зажать в кулаке.

Шедшая рядом Моника удивленно покосилась на нее, затем неуверенно спросила:

–Это тоже для Университета?

–Ага, – подтвердила Танька. – Для коллекции.

Моника чуть задумалась, затем покладисто кивнула. На лице у нее так и осталось выражение недоумения.

А спустя пару мгновений их нагнал Олаф – и сразу же деловито спросил:

–Тебе пробирка нужна?

Пришлось соглашаться: не таскать же жука в руке всё время!

–Там внизу на полыни такие тоже были, – внезапно сообщил Олаф, опуская Танькину добычу в пробирку. – Ну или похожие.

Танька растерянно моргнула, затем тихонько охнула.

–Я собрал штук пять, – Олаф подмигнул ей, улыбнулся. – Все уже здесь. – И он похлопал ладонью по своей холщовой суме.

Мгновение Танька осознавала услышанное – а потом просияла. Не надо было бежать назад, лихорадочно отыскивать и собирать образцы, потом догонять ушедших вперед спутников!..

–Олле, миленький... – только и смогла она вымолвить.

5) В "Большом путешествии" Олаф не очень сильно, но все равно заметно прихрамывает.

Таково последствие его схватки с похитителями однокурсницы, случившейся в начале "Дочери хранительницы". Не сломай те ему ногу, возможно, он и сам принял бы тогда участие в путешествии по югу Британии. И может быть, тогда многое сложилось бы в судьбах моих героев совсем иначе.

Ну и хватит пока что.