Субботний отрывок из книги "Царица книг"

Традиционный флешмоб от Марики Вайд. Эта музыка будет вечной :)

"Царица книг" рассказывает историю Линдисфарнского Евангелия на фоне истории страны и религии. Данный отрывок упоминает Святого Катберта, в память которого в Линдисфарне создали эту книгу.

Книга тут https://author.today/work/233815

В сущности, здесь никогда не было тишины. Прибой неумолчен в любое время суток, волны разбиваются о подножие базальтовых скал с такой равномерностью, что её бы и можно посчитать за тишину в глазах вечности, но бывают ночи и дни, когда ветер переходит в бурю, и тогда сферы над островом ревут, словно сонмы демонов, и некоторых из них человек, живущий на острове, уже узнаёт по голосам.

Горстка скал высотой до пятидесяти футов1, окружённых морем и сверху накрытых небом, в отлив соединяющихся меж собой, но не с сушей, облюбованных мириадами морских птиц, совершающих здесь свой круг жизни: от пёстрого яйца до самого конца. Лучшее место на земле. 

Человек сидит у небольшого костерка, разложенного в щели между камнями, время от времени посматривая вверх: проносящиеся над ним облака видно, когда они заслоняют звезды. Птицы уже отправились на покой по своим гнездам, в ночной темноте им делать нечего. Поселившись здесь, силой своего слова он запретил причинять птицам вред2, убивать их ради пропитания, на перо и для забавы, разорять их гнезда ради яиц. Шума от них много, от толстого слоя гуано белы скалы… Это ничего. Иногда ему казалось, что птицы — неотъемлемая часть его души.

Сначала он думал, что станет жить в каменной келье, вытесанной в скале кем-то из предыдущих, искавших здесь Бога, и питаться плодами своих трудов. Расчистил от камней кусок земли, сложив камни в вал вокруг своего убежища, как это издавна делают в местных землях, устраивая загоны для скота. Камней в Нортумбрии больше, чем земли. Тем самым немного защитил себя от ветра. Ограда вышла такой высокой, что, стоя внутри, сам он видел над собою только небо. А вот пшеница не взошла, а которая взошла — погибла. Ему следовало знать, что здесь, на Севере, пшеница вообще плохо растет, но хлеборобом он был неопытным и вынужденным. Тогда он попросил навещавших его, чтобы привезли для посева ячмень, и хотя сеял в неурочное время, ячмень удался на славу. Так и жил, не употребляя в пищу Божьих тварей, прослыл святым среди простецов, и, поскольку слово его кое-что значило в миру, беспокоить его страшились и на скалы эти ступали лишь с его позволения и в заранее оговоренное время. В основном лишь те, из Линдисфарнской обители, кто служил ему и незаметной и ненавязчивой подмогой поддерживал его отшельничество, да и тем он давал понять, что им не рад.

Из тех же камней, собранных с поверхности, они сложили молитвенный дом и ещё общий жилой дом, и под его крышей в тяжелой и каменистой земле вырыли колодец, который не иначе как чудом на следующий же день наполнился пресной водой.

Здесь, на этом пустынном острове, проводя ночи под огромным, во все стороны распахнутым небом, человек чувствовал себя переполненным божественным присутствием, чем-то бОльшим, чем он был сам по себе, частью вселенной, частичкой бессмертного творения. Впервые это чувство коснулось его в юности, предопределив его путь, и не было ничего лучше из всего, что предлагала ему жизнь, хоть на самом деле человек был королевского рода3. В молодости, когда он служил в Мелроузском аббатстве, это чувство несло его как на крыльях в глухие селения и горные деревни, он, подобно ангелу, рёк крестьянам Слово Господне, и полной мерой делил с ними восторг, который охватывал их от предвкушения небесной благодати, от одного уверения их в том, что она существует. 

Но чем больше толпились вкруг него люди, чем выше его превозносили, тем слабее становилось присутствие Бога, и доходило до того, что всё казалось бессмысленной суетой, порождённой гордыней. Однажды он осознал, что вообще не любит людей. Он обращал к ним лучшие словеса, порождённые его разумом и чувством, но они принадлежали Богу лишь покуда он говорил перед ними, но на самом деле, только лишь отвернувшись, они возвращались в лапы Врага рода человеческого. продолжая сеять вокруг себя зло, и боль, и смерть, как делали то прежде, покуда свет Слова не коснулся их. А потом шли к нему за отпущением грехов, полагая, будто он принадлежит им, хотя вся их жизнь проходила во грехе, и он сокрушался о них и впадал в отчаяние, потому что ни в них не видел Бога, ни в себе, и готов был на всё, чтобы Его вернуть.

Потом он узнал про этот остров в семи милях к югу от Линдисфарна, и добраться сюда можно не во всякий день, а лишь в тихую погоду при малом волнении, в иных же обстоятельствах путь на Фарн сулил любому судну верную смерть4. Если где и был в этом мире Бог, так только здесь. 

Человек провел на острове девять лет и иногда сам себе казался одной из прибрежных скал: таким же иссечённым и твердым. Счет времени не волновал его, равно как и деяния людские. Но однажды…

Время для визита братии с Линдисфарна было неурочное, хотя море лежало мирным, и он никого не ждал. За время отшельничества он привык, что его не беспокоили, и возмутился тем, что его покой потревожен. Правда, тут же устыдился собственной гордыни.

Лодка была большой, не монастырской, в ней остались гребцы и вооруженные воины, и уже по одному этому стоило догадаться, кто к нему пожаловал, даже если бы не было на госте алого королевского плаща и золотого обруча вкруг лба. Морские птицы носились в небе, крича: китти ва-акке, китти ва-акке!

— Государь, — сказал отшельник, с некоторым усилием встал и неловко поклонился, потому что отвык от обычаев любезности.

Пред ним стоял воин в расцвете сил, король в своем праве, Эгфрит Нортумбрийский5.

— Прими почтение мое, Катберт с Линдисфарна, — сказал король. — Намедни у реки Альн состоялся собор, на котором по общему согласию положили тебя епископом Линдисфарнской церкви, прежний же епископ Эта пожелал удалиться в Хексемскую обитель, что было ему позволено. Однако памятуя о подвиге подвижничества, совершаемом тобою здесь во имя святого служения, приехал я просить тебя вернуться к людям и занять пред ними свое место.

Катберт тяжко вздохнул и понурился. Ну вот опять.

— Да, государь, если такова воля Господа и отцов церкви, пред которыми я малейший. Однако нижайше прошу дать мне полгода, чтобы завершить мои духовные дела здесь и подготовиться к принятию епархии под свою руку.

— Всё, о чем попросишь, епископ, ибо угодное тебе угодно Богу. Я же хочу просить твоего благословения в делах королевства. Ныне иду на пиктов, чтобы умножить нортумбрийские земли, как-то было в обычае моих отца и деда.

На этих словах Катберт ощутимо вздрогнул.

— Послушай меня как друга, государь. Не ходи.

Король немало удивился.

— Ты отказываешь мне в благословении?

— Нимало, государь. Но мнятся мне сгустившиеся тени. Не вижу удачи за тем походом.

Король прикусил губу. Из сыновей Освиу он был младшим, трон получил в двадцать пять лет и сразу начал укреплять свою власть в походах против соседей. Сперва удача сопутствовала ему, он отбил бриттов и мерсийцев, пробовавших, есть ли зубы у молодого короля, но после всё потерял, поссорился с епископом Йоркским6 и заменил его по своей воле и против воли Святого Престола в Риме. Пиктов и скоттов он не боялся, поскольку уже бил их ранее и считал свое войско сильным, но больше опасался показать перед своей знатью слабость: низвергать и вновь выбирать себе королей под влиянием минуты было у англов не в новинку. В последний раз в Ирландии неплохо повеселились: взяли много добычи, олдермены довольны и ещё хотят. К тому же на прежних пиктских землях уже сорок лет селились и фермерствовали англы, и среди них он надеялся пройти легко и беспрепятственно. Короля же Бруде мак Бели давно следовало поставить на место, потому что он повадился разорять англские хозяйства и фермы, и даже несколько замков захватил, считая их своими.

— Ты разве только смерть мою не предсказал, — отшутился король.

Катберт промолчал, глядя тяжело и безотрадно. Времена, свидетелем которых ему отпущено быть, видели уже, что христиане бьются с христианами совершенно так же, как прежде язычники бились с язычниками. Этому ли учил Христос? Зачем это было, в Ирландии? Народ этот мирный и дружественный, христианский, восстановлен теперь против англов. Гибель меньшего брата7 в Мерсии не урок ли ему не зарубаться с соседями? Смерть короля, гибель войска, опустошение и разорение англских поселений, навсегда закрытая для Нортумбрии дорога в ту сторону8.

— Я буду молиться, пока ты, государь, не вернёшься, — только и сказал он. И король отбыл с чувством, что благословения он не дождался.

* * *

В году 687 м, в пригожий день в конце марта к острову Фарн причалила лодка, в которой прибыли двое братьев Линдисфарнского монастыря: один всю дорогу грёб, второй начальствовал. Выбравшись на берег под неумолчное «китти ва-акке» над головой, они поднялись к убежищу святого, при этом гребец нёс на плече инструменты, завёрнутые в дерюгу. Говорил всю дорогу он один, старший же только иногда отвечал на его вопросы, если видел в них хоть каплю смысла. Гребец некогда был деревенским возчиком и прибился к монастырю попустительством святого Эты, преставившегося в прошлом году в Хексеме от дизентерии. Он любил поговорить.

Старший прошел вперед, мимо куска обработанной земли, где только начали пробиваться стрелки всходов озимого ячменя, отворил незапертую дверь в жилую хижину и, перекрестившись, ступил внутрь. Там было темно, особенно с яркого света дня. Гость держал себя осторожно, словно священнодействовал. Хотя, возможно, давал глазам привыкнуть к полумраку. Очаг не топился давно, и на ложе, видимо, не спали. Монах опасливо сдвинул в сторону жалкую постель, под нею обнаружился плоский ларь без запоров. Из ларя он с осторожностью извлёк сложенную ткань: старую, слежавшуюся на сгибах. Закрыл крышку и встал, словно за одной этой тканью и заходил.

— Пойдём, — сказал он младшему, неловко мявшемуся на пороге. — Он велел его в этот саван завернуть, когда во гроб класть станут. Дар это от его духовной сестры.

— Вон как! — протянул младший. — А я-то думал… говорили все, мол, не терпит он женщин!

— Кто бы чего ни говорил, а ты помалкивай! Твоё дело малое.

Бывший возчик был незлоблив и согласен со своим местом в иерархии бытия. Он и то был рад, что его сюда взяли: любил поглядеть окрест себя, как мир устроен. Молчать он не мог, таким уж был создан.

— Так-то хорошее место, когда солнышко печёт да море синее, — продолжал он балаболить, пока шли от ворот. — А в непогоду, должно быть, жуть! Случись что, и помощи неоткуда ждать. В бурю и захочешь, не причалишь тут. Да и как знать, что помощь потребна?

— Святых мы разумом своим не постигнем, — сурово и скорбно сказал старший. — Разве что понять нужно, все мы одиноки перед Господом, и неоткуда ждать заступничества иначе, чем по делам и помыслам нашим при жизни. Все мы на этом пороге в смертный час стоять будем, а епископ Катберт на него раньше нашего встал и пример показал, чтобы поняли.

— Так не постигнем же! — удивился младший. — Ты с этого вроде начал.

— Да. В том и боль его, и подвиг. Идем же, нас скорбный труд ждет.

Они спустились ниже и в расщелине уперлись в грубую каменную кладку. Старший из монахов постучал в неё, перевёл дух, вновь перекрестился и велел:

— Ломай.

Тут оробел и младший.

— Там… ну он там лежит, да? Как Христос?

— Христос не лежал, — машинально поправил его начальник. — Христа там не было. В том и чудо воскресения. Если и епископа Катберта там, паче чаяния, не будет, этаким чудом нас всех раздавит. Я сам, — сказал он, будучи внезапно испуган своими словами, — последние камни по его велению на место ставил, я последний во мраке его исчезающий лик видел.

— Так может он и не хотел, чтобы мы его… ну, достали?

— А он и не хотел, — тяжко уронил старший. — Но приор9 Эдберт говорит, что это не по-христиански. Слишком велик преподобный Катберт, чтобы оставить его мощи в таком одиноком и труднодоступном месте, когда многие пойдут им поклониться.

— Аа! — сметливо воскликнул бывший возчик. — И дары ведь понесут!

На то старший не ответил. Младший его товарищ шустро выбил первые камни из сложенной без раствора стены, вдвоем они, как могли, бережно вынесли из каменной ниши тело усопшего, с осторожностью уложили его на плащ, запеленали и перевязали веревкою. После чего младший взвалил его на плечи, и они спустились в лодку, увозя будущего святого Катберта на Линдисфарн.

1Около 20ти метров.

2Возможно, Святой Катберт был первым осознанным природозащитником.

3Некоторые источники утверждают, что святой Катберт был троюродным братом королям Эгфриду и Элдфриду, однако конкретики найти не удалось.

4Острова Фарн считаются погибельным местом, там до середины XX века разбивались о рифы и тонули корабли, счет им идет на сотни, автор видел список. Даже наличие на островах двух маяков не гарантирует безопасного прохода в тех водах.

5Младший брат короля Элдфрита, появившегося в предыдущей главе. То есть, текущий отрывок касается немного более раннего времени.

6Вилфридом.

7Элфвин, вассальный король Дейры под рукой старшего брата, короля Нортумбрии. Пал в битве с мерсийцами в возрасте восемнадцати лет.

8Эгфрит погиб в битве при Нехтансмере, эта битва послужила своего рода переломным моментом в истории становления Шотландии как независимого государства, после нее экспансия англов на Север была остановлена.

9Приор — должность на одну ступень ниже, чем аббат, второй по старшинству в монастыре.