Повесть "Пламя Жизели" о судьбе балерины Ольги Спесивцевой выложена на АТ полностью

Вчера полностью выложила повесть "Пламя Жизели" https://author.today/work/382533

аннотация: История знаменитой балерины Ольги Спесивцевой — стремительный взлет ее  таланта, открывший перед нею все горизонты, о которых только можно  мечтать! Став примой Мариинского театра, Ольга, на крыльях успеха,  завоевала театральный Париж, теперь она уже и «этуаль» «Гранд-Опера»!  Вся Европа, весь мир, где бы ни появлялась на балетной сцене Спесивцева,  склонялись перед ее колдовским очарованием.
Что же хотела от этого  мира сама Ольга? — Очень и очень много: она хотела танцевать, всю свою  жизнь отдать танцу, и еще чтобы рядом с нею был любимый человек.
А за пределами сцены для Ольги заканчивалось счастье, меркла сама жизнь…
Стремительный  взлет и головокружительное падение, утрата себя, утрата любви и  свободы: на долгие, долгие годы Ольга Спесивцева даже имя свое утратила и  жила в доме скорби пациенткой, под номером 360446. 20 лет в безмолвном  заточении, без помощи, без танца, без любви… — история великой балерины.
Которая прошла через все и сохранила душу свою.

1 глава для ознакомления

Неизвестная в Нью-Йорке

Осень  1939 года в Нью-Йорке выдалась беспрецедентно жаркой, да еще и душной,  отчего в полицейском участке одновременно воняло потом, несвежими  носками, вчерашним перегаром, рвотой и еще бог знает чем. Густой,  тяжелый коктейль из мерзкой этой гадости царапал легкие, от него звенело  в голове. Настежь открытая дверь почти не помогала: легкий ветерок даже  не пытался заглянуть к стражам порядка, чтобы принести с собою хотя бы  каплю свежести. Жирная зеленая муха нарезала круги по комнате, билась в  давно немытые окна, словно бы пытаясь вырваться из этого удушливого  рая... Безуспешно.

Грузный  дежурный в форменной синей рубашке с темными от пота подмышками восседал  за своим рабочим столом, проклиная скуку и дожидаясь, когда минутная  стрелка на циферблате настенных часов коснется цифры двенадцать. Только  после этого он мог сдать пост следующему страдальцу и отправиться в  ближайший паб.

Оставалось целых сорок минут, в жаре, духоте и полнейшем одиночестве…

Сержант  тяжело вздохнул, неожиданно для себя услышав звуки шагов в коридоре.  Для смены еще рановато, поэтому он поспешно надел китель и приготовился к  визиту посетителей.

— Привет Колин, —  на пороге стоял худощавый, словно ни разу в жизни толком не  пообедавший, но при этом длинный, точно каланча, патрульный Вилли Крез.  За ним в комнату протиснулся еще один полицейский. Дежурный сержант  Колин Грей не знал его имени: парнишка поступил буквально сегодня утром и  сразу же был отправлен вместе с Крезом осмотреться.

Оба  полицейских выглядели достаточно высокими, неудивительно, что Грей не  сразу обнаружил стоящую между ними горбящуюся, точно вот-вот упадет в  обморок, бледную, темноволосую женщину. Колин не смог бы сказать,  сколько ей — сорок, пятьдесят. На бледном, изможденном лице ни намека на  косметику, да еще эти черные волосы и темные, полные немого ужаса  глаза.

— Проходите мэм,  присаживайтесь, — Крез вышел вперед, и так как женщина его не слышала  или не понимала, поставил перед ней стул, для убедительности похлопав по  нему. Таким жестом обычно подзывают собаку. Незнакомка сделала  несколько осторожных шажков и, поравнявшись со столом дежурного,  осторожно присела на краешек стула.

Сержант вопросительно воззрился на полицейских. Юноша пожал плечами, мол, я тут вообще не при чем, сами разбирайтесь.

— В общем, такое дело, ходила кругами по залу ожиданий часа два, а может, и больше, — сообщил Крез.

— Ну, ходила, и что? Она дебоширила? Или обокрала кого-нибудь? — Сержант с тоской посмотрел на часы.

— Нет, но просто странно как-то круг за кругом, круг за кругом, как у нее только голова не закружилась.

— Ну и что же с того? У нас свободная страна, и если кто-то желает ходить кругами, то…

— Так пассажиры уже начали волноваться.

— Ваше имя? — Сержант открыл журнал.

Женщина молчала.

— Ваше имя? Где проживаете? Род занятий?

— Да она походу не в своем уме и… иностранка, — попытался прийти на помощь стажёр.

—  Почему вы так решили? — Сержант снова посмотрел на часы. Если  задержанная не желает отвечать на вопросы, ее, конечно, можно отправить в  обезьянник, и пусть сидит там, пока дурь из головы не выйдет. В прямом  смысле дурь — наркотик, который, как известно, имеет срок действия, ведь  незнакомка точно была не в себе.

Грей заглянул в карие бархатные глаза — нет, зрачок не был сужен, как это обычно случается у наркуш.

— Она, когда ходила по залу, по-французски что-то лопотала, но я не разобрал, что именно.

—  Час от часу не легче. Иностранка. Теперь придется либо ждать  переводчика, либо… — Сержант посмотрел на дверь. Если выпроводить этих  двоих и выждать еще минут пять, можно будет незаметно отпустить дамочку,  открыть дверь и так аккуратненько подтолкнуть ее к выходу. Пусть бродит  кругами где-нибудь еще. Не в мою смену и желательно не на нашем  участке. Ну, что ей стоит просто перейти улицу — и ву-а-ля, как говорят  французы, ты уже в другом районе…

Неизвестная  женщина казалась сильно напуганной и на вид не представляла собой  угрозы. С другой стороны, не исключен вариант, что это ей угрожает  опасность, и тогда, выгнав задержанную, Колин нарывался на серьезные  неприятности. Размышляя так, сержант попросил новобранца спешно сбегать в  паб «Колесо Фортуны» и попросить хозяина заведения отпустить ненадолго в  полицейский участок французского официанта. Что и было выполнено.

В  ожидании допроса незнакомки Колин предложил даме стакан воды, но она,  должно быть, не поняла его. Тогда он просто поставил перед ней воду, и  гостья моментально схватила стакан трясущимися руками, жадно, буквально в  два глотка, опустошив его, после чего одарила полицейского виноватой  улыбкой.

Что же, дело пошло, сержант  достал несъеденный в обед сэндвич, поставил на плиту чайник. И по тому, с  какой жадностью гостья приступила к своей трапезе, он заключил, что она  как минимум сутки ничего не ела.

Меж тем, в участок вернулся стажер с официантом, и допрос начался.

Дама  сердечно поблагодарила полицейских за трапезу, сообщив, что  действительно была очень голодна. По всей видимости, вид полицейского  участка успокаивал ее, потому что в присутствие троих мужчин в форме она  сделала признание, что уже сутки ее преследует незнакомый ей мужчина,  который вознамерился ее убить.

Несмотря  на важность полученной информации, сержант все же прервал речи  незнакомки и, представившись по всей форме, попросил ее назвать свои  имя, род занятий и место проживания.

Дама моментально нахмурилась, отчего между ее бровей пролегли две глубокие морщины, а взгляд сделался напряженным.

После  внушительной паузы она что-то сказала, беспомощно разводя руками.  Официант сообщил, что мадам не помнит ни кто она, ни откуда. От себя он  мог добавить только, что незнакомка говорит по-французски с заметным  акцентом, что свидетельствовало о том, что это не ее родной язык.

Позже  в участок был приглашен врач, который, осмотрев задержанную,  диагностировал частичную амнезию, так как, не помнив своего имени и рода  занятий, дама все же не разучилась говорить, могла ходить и есть без  посторонней помощи, знала, как пользоваться ножом и вилкой и для чего  приличному человеку требуется салфетка. Последнее удалось выяснить,  когда из паба по просьбе сержанта Колина Грея доставили настоящий обед.

Доктор  не мог сказать, ни как долго продлится амнезия, ни излечится ли она  когда-нибудь вообще, после поверхностного осмотра незнакомка была  определена в психиатрическую клинику для бедных. Еще некоторое время  полицейские пытались выяснить имя неизвестной, но она не подходила под  описание без вести пропавших женщин. Ни одна гостиница, ни один отель  или частный пансион не сообщили о пропажи постоялицы. При этом  неизвестная отнюдь не выглядела как женщина, постоянно проживающая на  улице, или проститутка. На ней была дорогая и модная одежда, возможно,  немного помятая и запыленная из-за того, что ее владелица провела ночь  на улице. Человек с чувствительным обаянием мог различить исходящий от  этой перепуганной, сбитой с толка женщины нежный аромат духов от Coty. У  неизвестной была очень светлая кожа и черные волосы, и если бы на месте  бесталанных полицейских данного участка оказался какой-нибудь  знаменитый сыщик, он отметил бы, что она обладает очень сильным, гибким  телом, и ее натренированные ноги явно свидетельствуют, о том, что их  обладательница бегунья или танцовщица. Знаменитый сыщик стал бы искать в  этом направлении, и скорее всего, сосредоточился бы именно на балете. И  действительно, уже находясь в лечебнице, незнакомка все же решилась  представиться и объяснить цель, заставившую ее выйти из дома и  отправиться в свое путешествие по Нью-Йорку. Дама назвалась Жизелью, при  этом доверительно сообщив, что она потеряла своего Альбрехта и просто  обязана его теперь найти.

Сочтя  услышанное бредом и помешательством на балетной теме, незнакомку  поместили на отделение, в палату, где, кроме нее, находилось еще девятнадцать женщин. Теперь она числилась пациенткой под номером 360446,  носила стандартную серую рубашку ниже колена, поверх которой надевала  голубоватый выцветший халат. Ее изящные, явно шитые на заказ туфельки  вместе с остальными ее личными вещами были отправлены в кладовку, где  должны были оставаться вплоть до выписки пациентки, если таковая  когда-нибудь произойдет.

Долгие  годы эта случайно угодившая в полицейский участок, а потом и в  сумасшедший дом женщина будет именоваться пациенткой номер 360446, и  только время от времени, желая посмеяться над несчастной, няньки станут  дразнить бедняжку Жизелью и строить предположения, что, возможно, та  когда-то видела означенный балет и сошла с ума, не выдержав  произведенного им впечатления. 

В Америке все еще помнили блистательные гастроли великой русской балерины Павловой[1], умершей более десяти лет назад, и особенно ее легендарную Жизель. 

У  человека должно быть имя, и даже неопознанным трупам в Америке дают  стандартные имена: женщин называют Джейн Доу, мужчин Джон Доу, а детей  Бэби Доу. Когда обнаруженное тело записано в протоколе под порядковым  номером, это мешает полицейским сосредоточиться на том, что перед ними  человек, у которого была своя жизнь, семья, что его любили и, возможно,  ищут. Даже при условии, что все занятые в расследовании прекрасно знают,  что это ненастоящие имена, такая система помогает полицейским не  остаться равнодушными к чужой беде. Имя, пусть и придуманное, помогает  воспринимать покойного как личность, стоя над неизвестным трупом,  следователь невольно проговаривает про себя или даже вслух: «Вот Джон  Доу, на вид ему лет тридцать. У него, наверное, семья и дети. По крайней  мере, его старая рубашка аккуратно залатана явно женской рукой,  возможно, он возвращался вчера с работы, зашел в паб, напился и…  интересно, где он мог работать? Надо бы поспрашивать на ближайшем  заводе, да и у барменов. Наверняка они приметили нашего Джона Доу». 

Называя  жертву по имени, полицейский невольно начинает думать о мертвеце как о  человеке, который попал в беду, а не как о бездушном трупе за таким-то  номером. 

Это  высокогуманное отношение к трупу, как к жертве обстоятельств, а тут  живой человек, не старая еще женщина годами жила в психушке под номером  360446. Как тут поправишься?

Дипломированные  врачи разводили руками, а малограмотные санитарки и нянюшки судачили,  понятия не имея, насколько они были близки к тому, чтобы разгадать  секрет пациентки номер 360446 — выдающейся русской балерины Ольги  Александровны Спесивцевой, которую ее коллеги позабыли или, скорее,  настолько ненавидели, что «заживо похоронили» в дешевой психиатрической  лечебнице, на долгие годы забыв само ее имя.

Кстати  о клинике, официальные источники не сообщают нам название столь  «замечательного» лечебного заведения, превратившегося в тюрьму для нашей  соотечественницы. Предположительно Ольга была заключена в Психиатрический центр Пилигрима, ранее известный как государственная больница Пилигрима —  огромная лечебница. Как, несомненно, заметил внимательный читатель, у  Спесивцевой был очень большой номер, окажись она в менее масштабной  клинике, и номер был бы поменьше. Кроме того, больница расположена  недалеко от Нью-Йорка, обнаруженную в городской черте неизвестную не  повезли бы слишком далеко. Так что вполне возможно, что мы не ошиблись и  все было именно так.

Балетмейстер Энрико Чекетти, который, кстати, отлично знал Анну Павлову, так как давал той частные уроки, говоря об Ольге Спесивцевой, использовал следующую метафору:  «Бог дал людям яблоко, его разрезали надвое, одна половина стала Анной  Павловой, другая — Ольгой Спесивцевой». Сентенцию быстро подхватили  журналисты, которые процитировали ее в своих изданиях. Полемизируя с  Чекетти, продюсер и автор «Русских сезонов» Сергей Дягилев добавлял:  «Для меня Спесивцева — та сторона яблока, которая обращена к солнцу. Она  тоньше и чище Павловой».

Сергей  Дягилев отлично знал обеих балерин и причислял Ольгу к служительницам  света и чистоты отнюдь не потому, что Анна сбежала от него на первых же  гастролях и он желал ее принизить. Собственно, Сергей Павлович не считал  разумным долго сердиться, да и зачем? Ведь уже после «Русских сезонов в  Париже» Павлова продолжала работать с выдающимися танцовщиками,  некоторые из которых были заняты у Дягилева, и Сергей Павлович отнюдь не  стремился наживать себе такого врага как Анна, которая имела власть раз  и навсегда запретить своим партнерам показываться в «Сезонах».

После  смерти Анны ее гражданский муж Виктор Дандре пригласил  Спесивцевувозглавить труппу, и некоторое время Ольга играла в  спектаклях, заменяя Павлову. Кстати, если бы полиция потрудилась  сфотографировать неизвестную и распространить фотографию, возможно, ее  бы кто-нибудь и узнал, во всяком случае, она уже бывала в Америке в  составе труппы Сергея Дягилева, и в то время ее афиши красовались на  театральных тумбах, газеты публиковали фотографии бесподобной русской  балерины, и в каждом киоске можно было приобрести открытку с ее  изображением.

Да, обратись полиция в газеты и предъяви там портрет пациентки номер 360446, наверняка те же журналисты нашли бы другие ее фотографии, и Ольга была бы спасена. Но этого не случилось.

Прима  балерина Мариинки, этуаль Гранд-Опера, всемирно известная танцовщица  просто исчезла неведомо куда, да так, что не осталось никаких следов.

Впрочем,  не слишком ли далеко мы забежали в нашем желании пронаблюдать за жизнью  знаменитой балерины Ольги Александровны Спесивцевой? И не лучше ли  отмотать историю на несколько десятков лет назад, дабы проследить за  ранними годами Ольги, за жизнью ее семьи и ее близких, постепенно  продвигаясь по временной шкале, чтобы выяснить для себя, почему  произошло то, что произошло.