С Международным Днем врача!

Отрывок из моей бесплатной книги "Нападающий вратарь-1". https://author.today/work/94348

16 января 1950 года.

Днём у крыльца услышал интересную историю. Сосед, тот , что мне пасть хотел порвать, говорит, дымя сигаретой:

- Ты меня милчеловек извини, если обидел. Я то думал ты охальник какой, а ты её значится на руках. Я Анечку в прошлом годе узнал. С апендицитом в госпитале лежал. Вот там мне и сказали, что она мол "золотая девушка"...

И, затянувшись, продолжает:

- Это прозвище ей сам Сталин дал. Не тот, конечно. Молодой.

Вышедшие покурить подтянулись ближе.

- Это во время войны случилось. Василий Иосифович лично в госпиталь лётчика привёз. Своего друга. У того почки отказали. Кровь нужна. А ночь. - тут рассказчик достал новую сигарету и ему тотчас дали огонька, мол, продолжай.

- На их счастье главврач не успел после операции домой уйти. Спрашивает, осмотрев больного, значится, у всех: "У кого такая-то группа крови?"

А санитарка маленькая говорит: "У меня возьмите".

- Прямое переливание, понимаешь ли. Сталин потом врача бородатого обнимал, а санитарку назвал "золотой девушкой". Вот, с тех пор и повелось.

Пришёл в госпиталь. Нужно извиниться перед подругой.

Вообщем-то извиняться не за что. Ну, назвал пару раз дурындой и балаболкой. Она же в каждой бочке затычка. Прямо Карлсон без пропеллера.

Представил её с пропеллером и улыбнулся. Тут тётка с посудой мне:

- Уж не Аньку ли ищешь?

- Её. Как к ней пройти.

- Болеет она. Дома. А лучше бы ты к ней не ходил, касатик. Она же девка шустрая. Летом вон с капитаном гуляла, а щас вон с тобой крутит. Говорят, она безотказная. Всем даёт...

Тут толстуха осеклась, увидев доктора. А потом и вовсе припустила с тележкой по коридору. Я узнал в обладателе галстука Бориса Моисеевича, что мне выдал пузырёк с пилюлями.

- Молодой человек, не верьте этой женщине, - взволнованно начал он,- Анечка на комсомольское собрание вынесла вопрос о воровстве продуктов в столовой. Эту...(не стал уточнять кого) сняли с начальства пищеблоком. Вот она и мстит как может... А, вы по какому вопросу.

- К Ане пришёл, а она болеет. Адрес не подскажете?

- Да. Сейчас, - говорит, доставая блокнот, и протягивая листок с карандашом - Записывайте, Афанасьева Анна...

Из госпиталя до указанной улицы добирался на переполненном трамвае. При толчке на стыке рельсов, почувствовал, что меня грабят. При оплате проезда я неосторожно доставал пачку денег и теперь какой-то шкет сзади лезет мне в карман, а бандитского вида парень придавил мою левую руку. На очередном стыке резко поворачиваюсь на сто восемьдесят градусов, прижав левым локтем руку шкета в кармане. Мальчишка не удержавшись на ногах падает на пол не выпуская из кармана руку. Правой рукой хватаю маленькие пальцы с моими деньгами. И глядя на старшего бандоса спрашиваю:

- Вам не пора выходить?

Тот кивает мальчугану на открывающуюся дверь. Уходят.

 Делаю себе зарубку на память - не терять бдительность ни на минуту. Время такое.

Иду вот. Мандарины купил, мёд, пирожки. Стучу, спрашиваю:

- Афанасьева Аня здесь живёт?

Дверь открывает женщина бывшая в молодости вероятно красивой. Но, годы несчастий и невзгод стёрли всю красоту с измождённого теперь лица.

- Мама, это ко мне. - доносится звонкий голос откуда-то из темноты.

- Лампочка вот сгорела, - оправдывается мама, - Вы проходите. Чаю попьём... Травяного.

- Нет. Я на минутку, только передать вот.- И я поднимаю авоську вверх.

Тут появляется Аня. Лыбится до ушей:

- Мама, познакомься это Юрочка. То есть, Юрий Жаров - быстро поправляется она, виновато глядя на маму.

- Это из госпиталя передали? - подсказывает мне ответ больная.

- Да. Мне пора уже идти. Поправляйся. - говорю, передавая продукты развеселившейся Ане.- Пока.

-Нет-нет-нет. - хватает меня за пальто девушка и тащит в комнату, а мама уходит на кухню.

За столом в просторной комнате сидел парень лет пятнадцати. Невысокий, но с приятным лицом.

Порода, - подумал я, и представился: - Юрий.

- Иван,- ответил паренёк. 

Посмотрев на шрам над моей бровью, он собирался видно было что-то спросить, но сестра, выдав трёшку, припрягла его за лампочкой в дворницкую, а потом ещё и на хлеб добавила.

Увидев, на столе книгу "Двенадцать стульев", спрашиваю: 

- Ты читаешь?

- Нет. Я уже читала два раза,- поправляя одеяло на широкой кровати говорит Анечка, и продолжает - Это, Ванечка у соседа сверху берёт почитать.

Понятно теперь - она у Остапа черпает вдохновение для своих проделок. И все то у неё Юрочки, Васечки, Ванечки.

- А сосед наш - настоящий артист. - с пафосом говорит Аня.

Заметив, что я как то вяло реагирую на её слова, хлопает меня полотенцем по спине, и повысив голос, как будто выступая на суде пред судьёй: - Он в театре играет. На афишах так и написано - Пётр Глебов. Фронтовик, хоть и из дворян. Медали есть. Две.

- Ты, чего тут раскипятилась, а ну марш в кровать, - строго сказала пришедшая с кухни мама.

Пилюля залезает под одеяло. Мама, забрав пустые стаканы со стола, уходит в кухню.

- Садись поближе, - говорит, и дождавшись как я усядусь, продолжает:

- Я тут с сестрёнками сплю. Они в школе сейчас. Обе - отличницы. Я тоже хорошо училась, но перед войной мама заболела. Я решила вместо училища в ателье пойти вышивальщицей. Нам тогда были деньги очень нужны. Только мама поправилась... Война. (вздыхает). У папы хоть бронь на заводе была, но он сказал, что коммунисты под юбками не прячутся. В июле записался в ополчение, и через месяц на фронт. А потом похоронка пришла. Их эшелон немцы разбомбили... (останавливается, достаёт платок, потом убирает)... А я в военкомат. Меня там отругали. Сказали :"Иди девочка к школе готовься". А я семилетку-то уже закончила... (и с жаром продолжает)... Ну, думаю, врёшь, не возьмёшь. Ушла из ателье, поступила в госпиталь. Правда, взяли посуду мыть, но я на курсы медсестёр записалась. Вот фотка девушек из ополчения.

 Курсы закончила - к главврачу направление в армию подписать. Михаил Петрович... Ну, что тебя лечил. Так вот три дня за ним бегала пока подписал. 

Эта может любого уговорить.

Анечка продолжает:

- А уж перед комиссией пару лет себе в документах добавила. Чтобы наверняка. Нашу сто десятую дивизию, которую из четвёртой ополченческой сделали, в октябре в Боровск отправили. Километров сто от Москвы. Только выгрузились - мимо беженцы бегут, кричат : "Немцы." Комбат наш вокруг станции велел оборону занимать, а меня с двумя санитарами в рощицу. Чтобы раненых свозить на телеге. Бой был страшный. Изя Исаксон наш комсорг из МГУ, что всю дорогу ко мне подкатывал, в бою под танк бросился с гранатами. В дырявом ведре его руку и шапку хоронили. Остальное под сгоревшим танком осталось. Разбили нас фрицы на следующий день. Среди нас ведь военных почти не было.

 Комбата ранило. Заместитель у него был со смешным именем Дормидонт. Тот, как увидел сколько немцы к атаке танков нагнали, в тыл меня отправил. Говорит, командира довези, и прощай, девочка. Командира я довезла. Три дня по лесам и оврагам крались. На дорогах то немцы. И только командира с санитарным эшелоном отправили, бомбы стали падать. Ранило меня...

Берёт мою руку и кладёт её под одеялом себе на голый живот. Чувствую шрам. А она, вздохнув, дальше рассказывает:

- Попросила довести меня в наш госпиталь. Михаил Петрович осколок достал. Чуть больше спичечной головки. Но, он, что-то важное нарушил. Детей теперь не будет. 

И смотрит на меня глазами полными слёз.

Тут Ваня прибежал. Я выкрутил цоколь разбитой лампы. Вкрутил новую.

Потом пили чай с пирожками. Мама улыбалась, глядя на нас. 

Прям, как свататься пришёл.