Самые атмосферные отрывки – флешмоб от Левицкой Татьяны

Увидела классный флэшмоб от Левицкой Татьяны об атмосферных отрывках, а их как раз есть у меня)

Запрыгиваю в последний вагон. Спасибо за такой классный, атмосферный движ!

Отрывок ностальгический 

о том, как детское воображение превращает швейную мастерскую в опасный лес. Первая глава "Живых нитей", детективного фэнтези с романтической линией.

В детстве Дина обожала придумывать сказки, представляя, как хитрые воришки пробираются по мастерской в поисках сокровищ. Мастерская казалась ей волшебным сказочным лесом, полным опасностей и секретов. Дина давно выросла, и ежедневная рутина развеяла мистическую ауру этого места. Но сейчас, проходя по пути, где столько воображаемых героев кануло в небытие, она неожиданно почувствовала отголоски былого трепета. 

Вот здесь сушились окрашенные днем шелковые, шерстяные или хлопковые нити. Они бы тянули щупальца к несчастному воришкам и обязательно исполосовали бы его цветными пятнами, но Дину этим не возьмешь. Безопасная тропа начиналась у самой стены и вела мимо пустых чанов для покраски – Дина сама проложила её методом проб и ошибок.

На втором этаже бедолага обязательно бы исцарапался о незаметные выступы целого выводка станков: несколько ткацких, старых, как сам род Дайвари, рам для гобеленов и вышивки, сундуков с ножницами. Но ловкая, как лисица, Дина с закрытыми глазами знала, куда наступать.

За дверью – лестничный пролет, где по вечерам горел свет из кабинета Великого Стража – отца, который любил возиться с бумагами и счетами до наступления темноты. Тут уж точно любой герой бы сплоховал; маленькая Дина так и видела, как воришка, пытаясь проскочить мимо, неизменно попадал под взор Стража. Взрослая Дина была уверена: даже обрушившаяся стена не смогла бы отвлечь отца от расчетов, а у незваных гостей не было на это и шанса.

– Не спишь? – она оперлась плечом о косяк, наблюдая за тем, как поседевшая голова нависла над толстенной учетной книгой.

– Что? Ах да, добрый вечер, доченька, – Каспар поднял глаза и прищурился. Кажется, за последние годы он стал хуже видеть.

Отрывок классический

про пирожки, камин, уютный вечер в семейном кругу и хрупкость бытия. Тринадцатая глава "Теории проклятий" – приключенческого фэнтези про дворцовые интриги.

Голову обдувал северный ветер. Крис долго стоял на крыльце, не входя внутрь и глядя на теплый свет из окна, глубоко вдыхал холодный зимний воздух и потихоньку приходил в себя. Пока ничего не произошло. Осведомлен – значит вооружен. 

Дома пахло сдобным тестом. Аромат стоял такой терпкий и манящий, что Крис, едва скинув пальто, сразу завернул на кухню. 

"Что там вообще происходит?" – он приоткрыл дверь на кухню и лицезрел идиллическую картинку. Няня следила за пирожками в печи; сова сидела на полке рядом с глиняной посудой, напоминая большой горшок. 

Это зрелище окончательно его успокоило.

Весь ужин он молчал: хотелось погрузиться в мысли, немного себя пожалеть и придумать план действий.

<…>

Няня что-то еще болтала, сама смеялась над своими шутками. Крис тоже улыбался, хотя слушал в пол-уха. В воздухе разлилось ощущение семейного уюта, прекрасного и невыносимого из-за своей хрупкости. Казалось, стоит неловко повернуться, сказать что-то слишком громко, и магия разрушится: няня уйдет спать, погасив лампу в коридоре, сова выпорхнет в окно, камин погаснет, и он останется в темной остывшей комнате наедине со своими мыслями. 

Няня действительно вышла, но только чтобы принести травяного чая и тех самых пирожков, мягких и пышущих жаром. Крис щедро плеснул в чай коньяка, перебрался в кресло у камина и впился в сдобу зубами. Начинка была из вишневого джема, как в детстве. Гостиную затопила тишина, не страшная, а приятная. Потрескивали дрова, скрипело кресло, тикали часы. Стучали спицы, все реже и реже, пока не перестали совсем – нянечка заклевала носом. Крис накрыл ее пледом, постоял рядом, вглядываясь в постаревшее лицо, и вернулся к камину.

Ну и бонусный отрывок бонусный, пугающий

про жуть ночного леса. Из дарк славянского фэнтези "Не стой на пороге", которое только пишется (еще даже ссылки нет, по похвастаться уже хочется)

Чаща проглотила их сразу, едва за спиной скрылась опушка. Сумерки уступили темноте, тягучей, как масло, встревоженной, как дикий зверь. Она заползала в глазницы, заливалась внутрь черепа липкими каплями, и Даньяру хотелось зажмуриться. Он почти дрожал, всё сильнее припадая на правую хромую ногу; костяшки пальцев свело судорогой от того, как сильно он сжимал посох.
“Главное – не поддаваться страху, – повторял он по кругу, стараясь не поднимать голову, не искать среди крюковатых ветвей фигуры лесных духов. – Я справлюсь. Я со всем справлюсь”.
Тусклый огонек, которым светился птичий череп в руках старухи, мерцал вдалеке, изредка выглядывая из-за спин идущих впереди. Казалось, свет должен дарить спокойствие, но нет – с каждым шагом они были все дальше от дома и всё ближе к неизвестности. Ветер пробежался по спине сухими пальцами, не погладил, а почти поцарапал. Даньяр поежился: напоследок ветер будто шепнул ему что-то на старом, одним богам ведомом языке. То ли хотел напугать, то ли предупредить?