Субботние чувства
Автор: Влада ДятловаПрошу принять во внимание, что во всем опять виновата Марика Вайд: во-первых, это ее замечательный субботний марафон, который стал для меня традицией и средством не поддаться апатии, во-вторых, это она подала еще одну прекрасную идею про шесть чувств в тексте. Презентовать всю книгу таким образом — сложная задача. Я всего лишь попробую показать отрывки, в которых по моему мнению присутствуют все шесть чувств. Насчитаете ли вы в этом шесть, не знаю, но мне кажется, что они там все присутствуют (зрение, слух, осязание, вкус, обоняние и шестое, неуловимое):
Камень твёрдый и шершавый, как отцовская рука. Только очень холодный, но если привалиться к нему плечом, то он постепенно пропитывается моим теплом. Я не могу уйти отсюда, словно прикована незримой цепью. Никакие доводы разума не в состоянии подточить ржавчиной эту цепь, заставить её разомкнуться. Разум здесь не поможет, и уговоры тоже. Ульв как-то сказал: стая принимает тебя таким, какой ты есть, понимает. Вот они и понимают меня — молча, стиснув зубы, ждут моего решения, хоть до солнцеворота осталось совсем недолго, и надо уходить.
Я знаю, как порвать цепь. Мне только надо немного подождать. И я жду, каждую ночь, затаившись на холме за могильным камнем. И они вместе со мной — терпения нам не занимать.
Я ловлю ртом снежинки, редкие, крупные. Это такое увлекательное занятие! Мир вокруг бесцветен, но это тоже красиво — только чёрное и белое, и всё, что между этими двумя крайностями: серый цвет имеет множество оттенков. Жемчужная луна, аспидные силуэты кривых сосенок на фоне угасающего неба, дымчатый хрусталь кружевных льдинок, пепел снега. И водоворот запахов. Запахи тоже имеют вкус и цвет. Сизый лёгкий аромат молодого снега и терпкий, хрустящий ветер.
А ещё запах Ульва. Его самого я не вижу, но чувствую — где-то в темноте, за моим плечом. Плыву в этом запахе, как в ласковой тёплой воде, меня качает на волнах, я жмурюсь на луну, потягиваюсь до хруста, хочу позвать Ульва — но ветер меняется: накатывает тошнотворной волной со стороны дороги. Я вскакиваю, припадая к земле, выбираюсь на вершину холма: дорога внизу, как на открытой ладони.
Всадники, их трое; призрачными хлопьями тумана танцует лохматое пламя на факелах. Собаки — эти, наверное, недавно куплены. Без них охота не так интересна. Мне нужен только один из всадников: высокий, в шапке, отороченной мехом. Я не различаю цвета, но знаю, что шапка цвета клюквы, раскатившейся по земле, цвета огня, облизывающего бревенчатый дом, цвета ненависти, бурлящей в моей крови.
Мы не охотимся ради забавы — только для того, чтобы утолить голод. Но голод бывает разный. Тот, что подводит спазмом пустое брюхо, легко успокоить. Гораздо сложнее с тем, что скручивает в тугой узел больную душу.
Здесь одного все же не хватает, увы:
И ветер в холмах пел призывно, а острый осколок месяца, похожий на зрачок рыси и тускнеющий в утреннем небе, — глядел выжидательно. Воздух терпко пах увядшей травой, подступающей зимой… и смертью. И каждый выбирает ее для себя сам. Что бы там ни говорил Беатус, а это право даровано любому воину.
Повинуясь странному ощущению чужого взгляда, Рудрайг обернулся к реке. Из пелены тумана на противоположном берегу кто-то смотрел — призывно, настойчиво. Это ни с чем не спутаешь. Так может смотреть лишь любящая женщина. И сколько бы людей ни было вокруг, точно знаешь, что этот взгляд только для тебя. Зовет и манит.
— Ждите здесь, — Рудрайг спешился и пошел в туман. Сквозь молочную мглу, в которой плыли черные остовы забывшихся в зимнем сне деревьев, по хрустящим от изморози опавшим листьям, на шум воды, по тонкой нити призывного взгляда.
Это очень сложная задача «надавить» на все шесть одновременно, создать картинку в шести «измерениях», но я очень люблю в текстах такие стереоэффекты. А вы, уважаемые друзья?