Свадьбы

Карета въехала на Звездную площадь, гудевшую от голосов. Занавеска была отдернута, и Оденар мог видеть не меньше десятка экипажей и несколько портшезов; жители окружающих домов выглядывали из окон, за цепью гвардейцев, предусмотрительно расставленных по периметру площади, толпились простолюдины: распространившаяся по Талассе история с пленением и чудесным спасением невесты придала событию романтический флер и привлекла немало любопытствующих. Оденар велел править к западным дверям. Карета остановилась возле высокого крыльца, на котором собрались приглашенные. 

Он распахнул дверцу и спрыгнул на мощенную плитами площадь. Толпа разразилась приветственными криками. Оденар поднял руку, вызвав еще большее воодушевление, и легко взбежал по ступеням.

Высокие стрельчатые окна были завешаны тяжелыми драпировками, и глазам потребовалось некоторое время, чтобы привыкнуть к полумраку после залитой солнцем площади. Магистр Вальен в белой хламиде уже стоял возле треножника, где горел Огонь, еще пятеро жрецов выстроились полукругом позади изваяния Странника. Вальен милостиво кивнул. Не выказывая ни спешки, ни неуверенности, Оденар подошел к нему и встал слева от треножника.  Храм постепенно заполнялся гостями. Жениху и невесте положено было заходить с противоположных сторон и встречаться у подножия статуи. Как ни старался Оденар убедить себя, что предстоявший брак — ничто иное, как выгодный политический союз, ему потребовалось усилие, чтобы справиться с неожиданным волнением.

***

На Звездной площади и в прилегающих улочках толпились люди. Лара слышала голоса, и даже короткие канцоны, исполняемые под гитару и воспевающие красоту невесты, и это контрастировало с царящим в карете молчанием. Впрочем, путь был недолог, и вот уже отец повел ее по проходу погруженного в полумрак храма к негасимому огню Стоявший возле треножника высокий широкоплечий мужчина в серебристом камзоле обернулся к ним.

...Суровое лицо, твердо сжатый рот. В прищуренных глазах — настороженность. Темно-серое предгрозовое море...

Дук Конти шел по проходу, а рядом, опираясь на его руку, будто плыла невысокая стройная девушка в золотисто-зеленом платье. На ее голову была накинута длинная белая вуаль, спускавшаяся на грудь. Подведя дочь к треножнику справа, дон Винченцо остановился. Оденар невольно подобрался как перед решающим сражением, и внутренне усмехнулся: какие странные сравнения приходят ему в голову.

— Мы собрались, чтобы соединить этого мужчину и эту женщину, — начал магистр Вальен, — для доли лучшей и худшей. И помните, что не тела, но души соединяются, чтобы вместе идти земными дорогами, а когда закончится отпущенный срок — дождаться друг друга на Звездном мосту. Возьмитесь за руки.

Раймон шагнул навстречу нареченной, и дон Винченцо торжественно откинул белый шелк с лица дочери.

... Он взглянул ей в лицо и замер, будто налетел на невидимую стену. На миг ему показалось, что перед ним стоит Ивэн. Сердце споткнулось, потом зачастило. Оденар сморгнул, чувствуя, как на висках выступает пот: да нет же, дона Лара совсем на нее не похожа. Точеные черты лица, большие глаза, оттененные длинными ресницами, смуглый тон кожи и четко очерченные губы... Дочь дука и вправду была красива — необычной, приковывающей взгляд красотой. Морок, порожденный то ли неверными отсветами пламени, то ли его воображением, взявшимся шутить дурные шутки, рассеялся, лишь в сердце остался отголосок тягучей тоски.

— Примите мою руку, дона Лара, — глухо проговорил он, протягивая руку ладонью кверху, — в знак того, что отныне моя жизнь — одно с вашей.

Дон Винченцо, держа руку дочери за запястье, вложил ее в руку жениха и отступил.

— Примите мою руку, сьер Раймон, в знак того... 

Лара запнулась и уставилась в пол, ее пальцы дрогнули, затем ее лицо стало отрешенным, и она твердо договорила: — Что отныне моя жизнь — одно с вашей.

— Да будет Священный Огонь свидетелем ваших клятв, — продолжил магистр.

Раймон, слегка сжав тонкие пальцы девушки, медленно повел их соединенными руками над треножником. Багряное пламя внезапно рванулось вверх, на мгновение жгучей болью опалило кисть. По тому, как вздрогнула Лара, он понял, что огонь коснулся и ее. Однако боль тут же стихла, а покосившись на кисть, Раймон не увидел даже покраснения.

Собравшиеся в храме ахнули, на лице магистра Вальена тоже мелькнуло изумление.

— Давно не случалось подобного знамения, — севшим голосом сказал он и прокашлялся: — Однако истинно говорю вам, что сей знак — благой.

...Слова магистра ордена Пастыря, широкая ладонь сьера Раймона... Словно со стороны она услышала свою брачную клятву, и вдруг — взметнувшееся пламя. Боли не было, Лара лишь на миг испугалась — неужели это ее проклятье напомнило о себе? Но миновало... 

Один из жрецов приблизился, держа перед собой поднос с двумя золотыми обручальными браслетами.

Оденар, взяв женский — тонкий, с замысловатым узором, пристально вгляделся в лицо теперь уже не невесты, а жены, и негромко спросил, надевая браслет ей на правую руку:

— Вы обожглись, сьера Лара?

Глуховатый голос мужа вывел ее из странного оцепенения.

Она вскинула глаза и так же тихо ответила, беря мужской браслет — гладкий и массивный:

— Нет... сьер Раймон.

Прохладный метал обхватил запястье Оденара.

— И да благословят звезды этот союз! — возвестил Вальен.

С окон одновременно упали портьеры, и солнечный свет, преломляясь в витражах, хлынул в храм. Возбужденно заговорили, засмеялись гости. Сьер Раймон продолжал пристально смотреть на нее, и в холодном северном море его глаз играли золотистые блики.

— Аве! — слышалось то тут, то там. — Аве, сьер Раймон! Аве, сьера Лара!