Флешмоб о музыке: Музыкальный салон Джезебел Гутрундоттир. Mozart free!

Отрывок из повести "Филиал", входящей в цикл "Уайтвуд", с привлечением заезжих звезд из "Меркатора и Багателя". Идея моба подсмотрена у Юлии Беловой, исток мне, к сожалению, неизвестен.

Весь сюжет повести крутится вокруг музыки, главной героиней тут выступает восемнадцатилетняя Иезавель, устроившая в Зальцбурге музыкальный салон. Ну, учитывая магию Уайтвуда, понятно, что без экзотических гостей не обойдется. Иезавель выступает на музыкальном моцартовском фестивале.

Так что конкурс оказался даже немного не к месту, если вы понимаете: досадной паузой в увлекательном приключении. Иезавель чинно вытянула свой билетик с номером и смешалась с толпой молодых исполнителей, пока безымянных в глазах широкой публики, надеждой своих родителей и педагогов. Было множество детей – ну разумеется! – ведь кумир Зальцбурга начал свою карьеру, напомните, в пять лет?

На отборочный тур продавали билеты, но просторный зал с позолоченной лепниной и хрустальной люстрой не был заполнен даже наполовину. Пика продаж ждали на финал конкурса, куда не пройдут кандидаты, чьим основным достоинством является трогательность. Очень немногие из тех, кому на сиденье подкладывали подушечку, удовлетворили бы не только высокую комиссию, но даже взыскательный вкус матери Иезавель.

Усилием воли девушка выбросила из головы авантюру, в которую ввязалась, и вернулась к тому, за чем приехала. Разумеется, ей предстояло исполнять Моцарта. Когда в свою очередь Иезавель поднялась на сцену, зал показался ей темной пещерой, откуда смотрели недобрые глаза. Они глядели на неё, как старая империя на новую, опасаясь за всё, нажитое веками. Здесь не могло быть ничего, кроме соперничества и вызова. Нет ни одной причины кому-то из ареопага быть к ней благосклонным. Это бодрило. В сущности, злость была вполне привычным чувством, на протяжении всей жизни тесно связанным с музыкальными занятиями. Сперва Иезавель злилась на мать за неустроенность их жизни, за раздражительность, за то, что ей по юношеской нетерпимости казалось отсутствием ума. Потом она злилась на мать за то, что она имела глупость быть убитой и оставила Иезавель одну. Злость в отношении матери естественным образом перенеслась на музыку. Так что когда Иезавель коротким движением всплескивала руками над роялем, злость охватывала её уже вполне привычно. Это помогало.

Вкладывать душу? Вы серьезно? Разговоры о душе оставьте для простаков. Паруса Иезавель распускала злость. Разозлившись, она всё делала лучше. Вот, скажем, судьи кто? Она бы зуб дала за то, что высокий ареопаг состоит из отцов города, членов магистрата, соляных и пивных магнатов, и епископы наверняка тут, которые думают, что понимают в музыке только потому, что потребление музыки это доступная им роскошь, как чашечка кофе с пирожным, и они смакуют её как кофе. А музыка им понравилась или пианистка, на это Иезавель повлиять никак не могла. И не хотела. Она с первых своих сознательных лет не собиралась никому нравиться.

Для отборочного тура у Иезавель был отработан фрагмент «Похищения из сераля», но, уже занеся руки над клавишами, она в долю секунды сменила план и ударила по всему этому вычурно-барочному залу сравнительно новомодным Григом. «В пещере горного короля» началось мерной, тяжкой поступью входящего тролля в гранитной короне, но в мгновение ока музыка набрала скорость падения и обрушилась на слушателей как каменная осыпь. У кого там пальцы порхают над клавишами? Звуки, как осколки, брызнули по сторонам: среди них острыми искрами взблескивали кристаллы хрусталя. Её, Иезавели, пальцы были каменными, и эти каменные пальцы она что есть силы вбивала в тугие, безумно трудные клавиши тутошнего концертного «Стейнвея». Будто давила мелких зловредных насекомых. 

Абсолютно хамская, хулиганская выходка. Никогда прежде она не была так уверена в себе.

– Техника весьма недурна, – произнёс голос со стороны ареопага, скучный голос. Кто сказал, с освещённой сцены было не разглядеть. – Кого-то она мне напоминает...

И она прошла. Через несколько дней ей следовало явиться для участия в финале, для чего ей был вручен новый номерок, и у неё спросили адрес на случай, если с нею придётся связаться. Слово «Гетрейдегассе», кажется, несколько ошеломило секретаря. Кто попало не живет на Гетрейдегассе. Свой собственный музыкальный салон она решила приберечь на случай, если понадобится нанести еще один удар, потяжелее. Этому она научилась в Лондоне, у человека по имени Лео, а Лео понимал в ударах.

Книга тут