Субботний отрывок №8

Редко мне нравится что-то из своего творчества, но Книжный замок как раз относится к исключению. Долго не решался выкладывать, потому что эта история жизненная и очень личная, хотя и написана преимущественно на основе моего сновидения. Считаю, что одиннадцать лайков для нее незаслуженно мало и предлагаю ознакомиться с ней через этот отрывок.

Однажды мне довелось побывать в подвале книжного магазина – в месте, о существовании которого я прежде не подозревал. В полутьме я не сразу понял, где оказался. В удушливом кислом воздухе отчётливо угадывалось зловонное дыхание разложения и гнили. Слабые редкие лампочки почти не испускали света. Они умирали в грязных пластиковых патронах, и в их предсмертных конвульсиях ночными мотыльками кружила мелкая книжная пыль. Тяжёлый низкий потолок угрожающе нависал огромной бетонной плитой, так что, поднявшись на цыпочки, я мог оставить след в чёрной многолетней пыли. В огромных ящиках-гробах плотными штабелями покоились толстые книги, они давно отсырели, и жадная мерзкая плесень сковала их в цельное зелёное полотно. Ящики были завалены братскими пакетами и мешками, их содержимое настолько переплелось, что невозможно было отчленить одну книгу от другой. Почти все полки вышли из стен и обвалились, и теперь топорщились мрачным забором поломанных пыльных крестов. Эти кресты раздирали братские могилы и просыпали на пол труху и обрывки нечитанных слов. Но кое-где на полках ещё стояли одинокие забытые старики, широко расставив дряхлые обложки. Раня себя, они отчаянно цеплялись за ржавые гвозди, с истинно старческим упрямством отказываясь уходить.

К этим несломленным старцам я испытал особое уважение. С величайшей бережливостью взяв одного из них на руки, я хотел утешить его и дать наконец возможность высказать всё, что он хранил и так давно желал этим с кем-нибудь поделиться. Но вдруг в моих ладонях его тщедушное тельце дрогнуло, и с хрустом лопнула его последняя жизненная нить. Старец вывалился из своей посеревшей истраченной молью кофты и мелкими клочками рассыпался у моих ног. Он стал частью этой братской книжной могилы, и его историю уже никто не мог прочитать.

Больше я к старикам не притрагивался. Быть может, иные из них ещё хранили в себе толику жизни, быть может, они ещё умели говорить. Но я не хотел становиться причиной их смерти и привносить ещё большее уныние в этот заброшенный умирающий мир.

Я углубился в подвал. Мне приходилось идти медленно, ибо я выверял шаги, чтобы не осквернять книжных останков и попросту не оступиться и не упасть. Его протяжённость превышала всякие разумные ожидания, но в тот момент я был слишком возбуждён, чтобы это осознавать.

Подвал петлял, и не было конца его развилкам, я считал повороты, но быстро сбился и начал уставать. Однако я не достиг никакого знакового места, ничего такого, что могло стать примечательной вехой моего пути. А потому любопытство подстёгивало меня продолжать путешествие, ещё один поворот, ещё и ещё один. Но холодный разум помалу остудил горячее сердце, а жажда вернуться к свету и вдохнуть свежего воздуха вынесли свой вердикт. Я сложил тур из книг с броскими обложками, обозначив окончание продвижения, заглянул за него, сощурившись, в тщетной несбывшейся надежде и повернул назад. В тот день в книжном склепе я не встретил ни одного живого создания, и единственным признаком некогда былой здесь жизни для меня стали ссохшиеся мёртвые паучки.

Когда я вышел из магазина, солнце уже опустилось, меж тем как совсем недавно я наблюдал его во всей ослепительной летней красе. Возможно, впрочем, память меня подводила, не мог же я провести в книжном подвале добрую половину дня. Но и оказавшись на улице, я не обрёл свободы. Мысли о таинственном подвале цепко держали меня и влекли в пыльную темноту. Не отпустили они меня и ночью и после долгих, изнурительных попыток уснуть явились ко мне в образах истерзанных узников, груд беспорядочных костей и беззубых обезумевших стариков.