Субботний отрывок: выпуск 65

Юэминь прикрыла веки и вздохнула. Как оказалось, матушку тоже не заботит судьба дочерей. Одна погибла от рук небожителей, а вторую тут же договорились отдать замуж! О какой дочерней почтительности может идти речь? В душе её сплошная горечь, как от корня полыни, выкопанного из земли для лекарских нужд. Чтобы извлечь настолько сильный яд разочарования, потребуется вечность.

Шорох был почти незаметным, похожим на скольжение ветра по кронам деревьев или танец травы под его касанием. Юэминь открыла глаза и, вложив флакон за широкий пояс, вскочила на ноги. Духовное чувство не обмануло! Кружевная полутень леса скрывала не только невинных зверушек — в её сторону кралось несколько мужчин.

Она ясно слышала чужое дыхание и немного учащённое биение человеческих сердец. А ещё улавливала кисловатый запах мужского пота, пропитавшего намокшее по жаре нижнее бельё.

Опасность! Предчувствие заставило сорваться с места, позабыв о корзине. Совсем рядом со змеиным шипением в землю вошла стрела. Юэминь мельком отметила ярко-красное оперение и, неприлично задрав платье выше колен, понеслась в сторону бамбуковых зарослей.

Нет, дело не в страхе. Она не может калечить смертных. За это в Царстве мёртвых полагается наказание — пятьдесят ударов бянь.

Но, уже достигнув спасительной поросли, Юэминь громко рассмеялась. Какое ей дело до наказания? Законы и без того нарушены — вода воплощения набрана без ритуала и указа владыки Мо. Её не просто изобьют до крови, а отправят на дно Авичи!

Обернувшись, она рассмотрела преследователей: десять мужчин в коротких шэньи с красным воротом и забавных шапочках на головах. Но стоило остановиться, как в её сторону прилетело ещё пять стрел. Одна из них запуталась в подоле — пришлось выдрать по живому, испортив наряд, и вновь бежать.

Юэминь неслась сквозь лес, ловко обходя встречные стволы. Зелёные ветки пролетали мимо, иногда касаясь волос или лица. Кожа на щеках горела от мелких царапин и хлёстких ударов. А преследователи даже не думали отпускать — тяжело топая и неуклюже прорываясь сквозь заросли, её догоняли люди с красными воротниками, так похожими на свежую кровь.

Примерно через сяоши игра в гоняющуюся за мышью кошку Юэминь порядком надоела. Она вновь остановилась и, призвав безымянный меч из поля внутренней ци, отправила его в короткий полёт, мысленно приказав никого не убивать.

Оружие со свистом проскользнуло между стройными бамбуковыми стволами — позади раздались короткие вскрики и наступила такая долгожданная тишина.

сяоши — 1 час

Юэминь незамедлительно призвала меч обратно. На серебристом клинке виднелась настоящая человеческая кровь. Она встряхнула его, позволив тёмно-рубиновым каплям свободно скатиться в пыль под ногами.

— Последуете за мной, убью всех! — с угрозой крикнула Юэминь в лесную гущу и, не дожидаясь ответа, торопливо пошла на восток, напряжённо прислушиваясь к звукам за своей спиной.

Но к чистому дыханию леса больше ничего не примешивалось. Похоже, её отпустили?

Побродив по лесу почти до заката, Юэминь поняла — заблудилась! Перестав упрямо пробираться вперёд, она замерла на месте и, прикрыв глаза, разрешила обострённому духовному чувству скользить между древесными стволами. Её целью стал запах лекарственного отвара, рыбы и речной воды.

Дом, в котором она прожила последние семь дней, обнаружился не сразу. Его отпечаток в бурлящей вокруг ци мира смертных казался размытым из-за отдалённого расстояния.

— Нужно было идти на юго-восток… — со вздохом произнесла Юэминь и двинулась в правильном направлении.

Ошибка досадная, но вполне исправимая. С первыми вспыхнувшими на небе звёздами, ей удалось выйти к ветхому дому близ реки. Юэминь прислушалась. Речная вода игриво тёрлась о покатый берег, послушная изменившемуся ветру, — старая лодка тихо поскрипывала, потревоженная крупной зыбью.

Юэминь забежала в хижину слепого целителя и… замерла на пороге, поражённая увиденным.

Люди, которых она помогала лечить, были мертвы. Рубленые раны почти отделили головы от тел, позволив крови свободно вылиться на затёртый деревянный пол. Теперь тот не выглядел светло-коричневым. В свете одинокой свечи доски казались чернильно-чёрными.