Отрывок из новой повести "Дело о несказанной красоте" - цикл "Златоглавье"

Это две первые главки новой повести, которую я надеюсь выложить до НГ. Но если не получится, то небо не рухнет. Это последний субботний отрывок в этом году, больше надоедать не буду. Моб от Марики Вайд.

Царевич Зверовид находился под колпаком. Нет, не в том смысле, что в отношении него было возбуждено служебное расследование. Но лучше бы так, чем как сейчас. Зверовид сидел в парикмахерском салоне и проклинал тот час, когда согласился на мольбы сестры послужить моделью для очередного номера её журнала. Мол, ей позарез нужна на обложку медийная персона.

Зверовид, честный и рядовой сотрудник внутренних органов, в медийные персоны не рвался, но, зная Змеславу, опасался, что иначе сестрица сотворит с собой что-нибудь непоправимое, и стыда потом не оберёшься. А молодцу быль не укор, ему со своего лица воду не пить… и он еще несколько утешительных поговорок вспомнил, пока томился дурными предчувствиями. Наконец к нему снизошли: освободившийся мастер снял с его головы этот дурацкий фен и клеёнчатый колпак, размотал свёрнутые в гульки полосы фольги, что-то там взбил артистичными движениями пальцев и, наконец, позволил царевичу посмотреться в зеркало. Зверовид тихонько ойкнул.

— Это…, а обратно как-нибудь можно сделать?

— Придётся привыкнуть, — заявил стилист с ноткой обиды. — Таковы мировые тренды. Так сейчас носят.

— Но это не я!

В самом деле, на макушке у отражённого зеркалом типа мелким бесом вилась какая-то безумная кудель, почему-то белая, тогда как баки и щетина на щеках оставались родного тёмно-русого цвета, к которому Зверовид привык и в котором чувствовал себя комфортно. Насчёт щетины он особенно вздохнул: это была его первая попытка отрастить бороду, которая, как известно украшает мужика.

–Двуцветность сейчас в моде, — твёрдо сказал стилист. — Так интереснее. Сразу видно — метросексуал.

Нестерпимо захотелось дать ему в морду. Лишь тем удержался, что пришлось бы самого себя брать под арест.

— Но к этому образу вам необходимо другое выражение лица. Более… как бы сказать… расслабленное, более уверенное в себе. Хозяин жизни! Царевич! Глаза полуприкрыть, нижнюю губу вперед…

Именно в этот момент в салон ввалился К.Баюн с камерой и в падении, в нижнем ракурсе увековечил для глянцевой обложки обалдевшего от внезапности царевича.

— Выглядишь как му… Словом, не нравишься ты мне, — констатировал Кот, когда они вдвоем отправились к Кикиморе запивать стресс пивом.

— Сам себе не нравлюсь, — вздохнул Зверовид. — На службу идти боюсь — засмеют. Шеф жизни не даст, загрызёт… тьфу, зашлёт опять в дремучие леса, пока не отрасту до нормы, чтобы отдельскую обстановку не дестабилизировал. Э, или, может, срезать всё к лешему? Лучше лысым, чем кучерявым…

— Да забей. Кудри вьются, взгляд озОрный… гармошку вот еще возьми, первый парень на деревне будешь. Хотя ты и так… Частушки знаешь какие-нибудь, или сочинить тебе?

— Сволочь ты, — с чувством сказал Зверовид.

— Работа такая, — не стал спорить Кот. — Но, прикинь, никто тебя в куаферское кресло силком не тащил. Опять же, разве не сказано в святцах: «быть можно дельным человеком и думать о красе ногтей»?

В святцах, по мнению Зверовида, можно сыскать подтверждение любой идеи, даже самой завиральной, а Кот касательно дидактических текстов даст фору кому угодно. Так что мысль скосить всё непотребство к ядрёной фене он отложил в дальний уголок сознания, обращаясь к ней лишь для утешения, зная, что ничего непоправимого не стряслось. Разве что упросить Змееславу не ставить фото в номер. Упросить? Да ладно! Но вот подкупить можно: разве ж не её корреспондента он спасал в прошлой серии? Да-да, как раз вот эту наглую рожу, облизывающую с усов пивную пену1.

— Слышь, Кикимора, — наглая рожа переключилась на хозяйку, — а что у тебя с губами? Простыла?

Кикимора жеманно махнула на Кота салфеткой:

— Темнота ты лапотная, а ещё властитель дум. В модном салоне сейчас мёртвую воду колют, чтобы красивее и моложе! За большие деньги. Вон и в журнальчике реклама прошла.

Кот оскорбительно пфекнул.

— А если в том журнальчике скажут в кипяток прыгать? Что, так сразу и сиганёшь?

— Ну так уж и сразу! Сперва отзывы почитаю.

Засим Баюн умчался по своим делам, а Зверовид, собравши волю в кучку и стиснув зубы, отправился на службу, справедливо ожидая, что быть ему сегодня героем дня.

* * *

Как ни странно, никто на него и головы не поднял, не взглянул, даже где-то обида мелькнула и погасла. Должно бы попустить, но вместо того тревожно как-то стало. Стряслось что-то. Коллеги сидели, уткнувшись в свою работу, и в массе своей торопились на дела на выезде. В последний раз нечто подобное Зверовид наблюдал во время прокурорской проверки. Желая прояснить картину, царевич двинул прямо в кабинет начальства: Марьюшка, согласно его представлению о прекрасном, не стала бы потешаться над ним в лицо, а напротив, прониклась бы его бедой и утешила чашечкой собственноручно сваренного кофе.

Грёза сия вышла настолько пасторальной, что Зверовид натурально обиделся, когда на законном секретарском месте при кабинете шефа узрел молоденького стажера-стрельца, через раз попадающего по клавишам и обильно потеющего с натуги. Это был плохой день!

— М? — он указал подбородком на притворённую дверь в полковничий кабинет.

— Ыгы, — ответствовал привратный страж. Стажёр был Зверовиду незнаком и никакого удивления изменению царевичевой внешности не выказал. Это ободряло. Может, я всегда так выгляжу, ничего особенного. Сделав безразличное лицо, он прошёл мимо стажёра — Марьюшка-то приболела? — и повернул ручку двери в кабинет полковника Серого.

Полковник первый не стал бы сдерживать острый язык в отношении буйной зверовидовой кудели, но, к удивлению подчинённого, ничего не сказал, а только вздохнул горестно. Голова полковника располагалась нынче неподвижно, а шею фиксировал воротник Шанца.

— Что стряслось? — вырвалось у царевича.

Он, конечно, рамки свои знал, вопросы начальство задаёт, и если начальство желает, чтобы ты был в курсе дела, оно само, начальство, тебя в курс дела и посвятит, иначе — не положено. Но вопреки обыкновению старый оборотень не взрыкнул и на место не поставил. Видно, впрямь стареет.

–Марьюшка-то где? — продолжил развивать наступление Зверовид.

— Внизу, в подвале. Нормативы сдаёт. На спецагента.

— Но в подвале тир!

— А я об чём?!

Марьюшка. На спецагента. Да, это вам не башку завить.

— А вы-то что ж, дозволили?

— Да я не дозволял. Я ж по-отечески хотел вразумить. А она — болевой, удушающий и подсечку, и всё одновременно. Мол, готова. Слушай, Царевич, сварил бы ты старику кофия, а? А то этот новый же ни кожи, ни рожи… Тьфу, сил моих нет!

Жалостливо кивая, Зверовид мелким шагом вытек в приёмную, воткнул в сеть кофеварку, за пару минут разобрался с принципом работы — гаджеты он всегда любил! — насыпал в бункер кофе по принципу «чем больше — тем лучше», запустил процесс и сел ждать. Но ждать молча скучно и неправильно в плане коллективопостроения.

— Звать-то тебя как, молодой?

— Васька я… Василий Нос.

Ну Нос так Нос. Нос, кстати, вполне рядовой: ну длинноват, ну хрящеват, но видали мы носы и похуже, чего уж.

— А что, Василий Нос, ты хотел бы стать спецагентом?

— Я?! — парень расцвёл так, что Зверовид почувствовал себя феей-крёстной и устыдился. — Да кто ж не хочет. Только там же столько всего уметь надо. И стрелять, и рукопашный бой, и техника всякая… И ещё, — он подувял сразу, — думать там надо быстро. У меня с этим не очень.

— С этим всегда не очень, — утешил его Зверовид. — Всякий раз понимаешь, что если б ты пошустрее мозгой двигал, то оно бы намного лучше все вышло.

Стукнула дверь в приёмную, на пороге возникло… эээ… сразу и не признал, а признавши, впал в священный ужас.

Марьюшка с порога кинула на рога вешалки форменную фуражку — и попала, хоть вроде и не взглянула в ту сторону.

— Сдала? — спросил Зверовид.

— А ты думал? И потому: ещё раз обзовёшь меня этой… как её… Манипенни…

— Так я ж любя!

Марьюшка, прощая, величаво кивнула только что остриженной головой. На висках и затылке снято было под машинку, в густую золотую щетинку, на темени куафер-святотатец побольше оставил и растрепал под укладку, и вся Марьюшка нынче была точно луч солнца золотого. Глаз не отвести. Немудрено, что Серый сдулся: для него сущая трагедия. Будто в утиль списали.

— А нечего было зубами за руку хватать! — Марьюшка словно мысли его прочла. Опасная, если подумать, тенденция. Чтобы проверить эту теорию, Зверовид изо всех сил подумал про свой новый стиль — интересно же, что она скажет. Марьюшка промолчала, царевич решил — из сострадания.

От сознания, что никому он на её фоне не интересен, отлегло от сердца. Ещё раз заглянул к шефу узнать, не будет ли каких распоряжений, но старый оборотень лишь чуть головой мотнул в пределах своей подвижности и тихонько проскулил что-то насчёт «лучше бы ты её в декрет забрал», но Зверовид сделал вид, что не расслышал.

1В повести «Дело о диффамации» журналист светской хроники К.Баюн был привлечён к суду по обвинению в клевете на трёх видных деятелей эстрады.