Субботний отрывок

К перманентному флэшмобу от Марики Вайд.

На сей раз самое свежее.

Солнце уже клонилось к горизонту, и обитатели гелиографической башни – и штатские, и военные – начинали готовиться к ночи. Солдаты охранной кентурии ожидали скорого сигнала отбоя и по большей части уже пребывали в расслабленном состоянии, предвкушая недолгий, а потому особенно желанный сон. И только для третьего контуберния – того самого, командиром которого был десятник Либий Масуна, – наступало не самое приятное время: именно его солдатам предстояло сейчас в полном составе заступать в ночной караул.

Охранять башню по ночам солдаты не любили. Если днем возле нее могли невозбранно разгуливать праздные зеваки, а солдаты по большей части лишь делали вид, что следят за окрестностями, то после заката, несмотря на мирное время, посторонним находиться на площадке не полагалось. Поэтому караульную службу во время ночных смен приходилось нести по-настоящему.

Перед тем, как расставить часовых, Масуна по своему обыкновению выбрался на площадку, чтобы заранее осмотреть ее и убедиться в отсутствии всякого рода неприятных сюрпризов. То ли после бурных событий дня, то ли еще почему, но сейчас его не покидало чувство тревоги. В довершение всего, из соседней пальмовой рощицы доносились навевавшие уныние и тоску протяжные вскрики пробудившейся раньше времени совы-сплюшки.

Обойдя вокруг башни и добросовестно обследовав окрестные кусты, Масуна подошел к краю уступа. Здесь на площадку выходила петлявшая по склону узкая тропа, которой пользовались, в основном, местные жители – мелкие торговцы, приносившие снедь и другие немудреные товары солдатам, и пастухи, разыскивавшие разбредшихся по городским предместьям коз.

Завершая сложившийся у него за время лет службы ритуал, Масуна заглянул вниз. И ошеломленно замер. Ему навстречу по тропе поднималась ни много ни мало Дева Мария с младенцем Иисусом на руках. В лучах заходящего солнца ее величественная фигура светилась императорским пурпуром, а от лица божественного младенца исходило золотистое сияние.

Невольно Масуна занес руку для крестного знамения, губы его сами собой зашептали молитву Пресвятой Богородице. Но в следующее мгновение женская фигура чуть сместилась, освещение ее изменилось, и иллюзия разом рассеялась. Конечно же, никакая это была не Богородица – а просто молодая женщина в красном асельхаме с откинутым капюшоном, с ребенком лет трех-четырех на руках. А еще через мгновение Масуна разглядел ее лицо – и едва не расхохотался. Конечно же, это была его сестра Моника!

А вот узнать мальчика оказалось сложнее – даже когда Моника поднялась на площадку и остановилась в двух шагах от Масуны. Разумеется, это был кто-то из ее сыновей – либо Винаруз, либо Вивул. Но кто именно – поди разбери! За четыре года Масуна так и не научился различать своих племянников.

– Моника? Ты? – машинально спросил он вместо приветствия.

– Сунни, ты? – тихо, словно далекое эхо, откликнулась сестра.

– Ну я, – недовольно буркнул Масуна. – Что у тебя опять стряслось? И почему ты здесь с ребенком?

Моника чуть слышно всхлипнула, а затем дрожащим голосом пролепетала:

– Рруз...

С недоумением посмотрев на ребенка, Масуна кивнул на него и пожал плечами.

– Ну вот он – и что?

Тот немедленно возмутился:

– Я не Рруз, я Вул!

Неожиданно для себя Масуна смутился.

– Ну извини... – примирительно пробормотал он. – Не признал.

Ребенок недовольно хмыкнул, но вроде бы успокоился. Зато опять заговорила Моника.

– Мне страшно, Сунни, – объявила она. – Очень страшно!

Масуна тихо вздохнул. Затем махнул рукой:

– Говори уж наконец!

– Слышал, Сунни? – запинаясь, вымолвила Моника. – Солнце не зашло, а ширри уже кричит... А у меня их двое... Было...