Картины старых мастеров Эпилог ч.6 пост-91

   ...Давно сгорели свечи и закончились спички.
Еле коптила керосиновая лампа.
Из сосков текла какая-то муть, горькая на вкус и отвратительного запаха.
Приходилось следить, дабы не дать угаснуть последнему угольку в печке для дальнейшей растопки.

Когда потухла лампа, для освещения она поджигала в печке лучину, закрепляя ее дужкой ведра.
Уже выскребывая последние капли воды из бидона, оставленного Варей, она обнаружила капли на кухонном кране.
Летом водопровод на время починили, но с наступлением холодов воду перекрыли.
Возможно, течь была вызвана повреждением заглушек в системе при бомбежке или артобстреле.

Как бы то ни было, за день набегало пол трехлитровой банки ржавой воды, которую она процеживала через двойную марлю.
Она не помнит, когда закончилась картошка.
Помнит, когда начались галлюцинации.

Видимо одновременно с тем, как начала собирать клей.
Отколупывая паркет, она сообразила, что его приклеивали на костный клей.
Тем же топориком, что она ковыряла паркетины, она стала  скоблить половые доски.
Клеопатра Львовна как будто видела со стороны, как помешивала варево из этой половой пыли, и даже то, как ей казалось, что сын агукает из-за стекла, и пускает слюни, а в кухне гремит кастрюлями Варя.

Может, тогда она сошла с ума?
У нее уже не был сил скакать на одной ноге, держась за стены, и она стала ползать, на четвереньках, вернее, на трех конечностях.
Сил возиться с полом уже не было.
Их едва хватало топить печь, сварить какое-то варево из бурой воды, и забыться недолгим нервным сном.

Голоса звали ее на улицу.
Но она понимала, что там холод и смерть, и стала бояться подползать к дверям.
Даже, когда казалось, что в них кто-то стучит.
Может, тогда она в первый раз подумала об обоях?
Обои клеют на клейстер, а его варят из муки.

Она рвала обои, насколько могла достать, мельчила их, на сколько могла, и варила в кастрюле.
Бумагу выбрасывала, и пила мутный отвар.
Сил у нее теперь хватало только на ежедневный повтор колокольного звона по трубам.
Капель ржавой жидкости из крана с каждым днем становилось все меньше и меньше.
Дальше она помнила смутно, только со слов девушек из местной дружины, которым случайный прохожий сообщил о стуках по батареям из пустого дома.

Клеопатра Львовна видела, как будто со стороны, как они доставали ее, раскидав нору из кучи зловонных одеял на кровати.
Печка была уже холодной, потому, что ее нечем было разжечь.
Обрывки обоев она просто жевала.

Но что-то в этой картине ее смущало.
Не хватало мальчика за оконным стеклом.
Она взглянула в потемневшее  от времени зеркало, до сих пор висевшее в людской на прежнем месте.
Амальгама местами отслоилась, но середина зеркала исправно отражала то, что люди хотели видеть.

Клеопатра Львовна осторожно заглянула вглубь и, только теперь поняла, почему мальчик, протягивавший к ней руки, во вспышках ее памяти, был наполовину составлен из пластиковых полупрозрачных протезов.
В самой глубине темного отражения женщина, похожая на куль, обмотанная шалями и одеялами, отрезала кухонным ножом детскую розовую ступню.

Вот, когда она сошла с ума!
Когда сьела собственного сына!
Удар прозрения был такой силы, что она едва не лишилась чувств.
Егорушка!
Кровинушка моя, это ты спас свою полоумную мать от голодной смерти!
Но почему он бежит к ней навстречу?!
И это не какой-то призрак ее больной памяти, а настоящий живой мальчуган с золотистыми волосами !..