Пошлятинки не желаете?

Искренне считала некоторые свои вещи откровенно пошлыми - как же, любовный треугольник, все цинично, если чувства и наличествуют, то либо с болезненным мазохистским оттенком, либо с оттенком некоего меркантилизма. Так я думала. Пока не стала вплотную сталкиваться с нынешней окололитературной стряпней под видом романов любовных, остросюжетных, привлекательных, пользующихся оглушительным спросом и так далее.

В общем, типичное такое столкновение интеллигента в третьем поколении с суровой и грубой реальностью.

Оказалось, что писанина моя вообще не тянет на "высокое" звание "современного любовного романа". Ни страстных натуралистических сцен с подробным описанием "торчащих сосков" (и прочего, тоже... гм, ну, вы поняли, что порой торчит), ни примитивных диалогов типа: "Я ни разу не изменял жене, хоть она у меня ревнивая истеричка!" или "Я постоянно тебе изменял, дорогая, но никуда ты от меня, дурища сорокалетняя, не денешься!"

Ничего подобного.

В общем, смело можно давать читать... а кому? Кто вообще в наше время чего-то читает, помимо самих писателЕй?

Короче, представляю в некотором роде трилогию о женщине с повадками лисицы, мужчинах с повадками хищников (не путать с быками!) и происходящих событиях, в которые вовлекаются все герои, вовлекаются постепенно, но неуклонно. Пока наши любовники и возлюбленные разбираются в своих чувствах, ими тонко и умело манипулируют, вовлекая в особо тяжкое преступление (что сами они осознают не сразу, однако, когда осознают, поворачивать назад поздно). В трилогию входят "Капкан для лисицы", "Перехитрить лисицу" и "Дух уходящего лета".

И, наконец, отрывок. Из третьей книги трилогии ("Дух уходящего лета").

 - Так вы подумали над моим предложением, Сергей Александрович? - невозмутимо поинтересовался Зарецкий. 

 - Думаю, - выдавил из себя Ручьёв, - И над кандидатурами тоже. Но это не телефонный разговор. Хотелось бы увидеться с вами лично. 

 Небольшая пауза. 

 - Мое время расписано по минутам, - наконец, медленно изрек президент “Мега-банка”, - Однако... в два часа я буду ожидать вас в своем офисе. Просить вас не опаздывать было бы, конечно, излишним - мы оба с вами люди дела, верно? 

 - Да, - коротко ответил Ручьёв. 

 На сей раз его не обыскивали, охранники вели себя корректно, лишь с извинениями применили металлоискатель, после чего Ручьёв, миновав приемную с девочкой-секретарем, которую Зарецкий, похоже, подыскал в модельном агентстве, оказался, наконец, лицом к лицу с финансистом. 

 Зарецкий подал ему руку. Владелец “Феникса” без особой охоты пожал ухоженную ладонь и опустился на указанное ему кресло после того, как банкир уселся в свое. 

 - Вы виделись с Анной? - спокойствию президента “Мега-банка” можно было завидовать. 

 - Виделся, - кивнул Ручьёв. 

 - Ну, и? - Зарецкий вскинул на него отнюдь не тусклые, а острые и проницательные глаза. - Я был прав? 

 - Не совсем, - возразил Ручьёв, - Она меня выслушала. И упомянула о некоем документе, который вы вынудили ее подписать. 

 - Ах, это! - Зарецкий негромко рассмеялся, продемонстрировав отличную работу европейских дантистов, - Следовало мне понять... 

 Однако, вас, милейший, опять ввели в заблуждение. Это соглашение я Анну подписывать не вынуждал. Напротив, настоятельно рекомендовал ей посоветоваться с адвокатами и хорошенько подумать... 

 А сейчас девочка спохватилась? Испугалась, что с ней ведут нечестную игру? Ну, скажите, разве не анекдотичный случай, отлично иллюстрирующий женскую психологию? 

 Ладно, - встав, Зарецкий приблизился к сейфу и, открыв его, извлек оттуда кожаную папку и подал ее Ручьёву, - Вот это соглашение. С собственноручной подписью моей супруги. Посмотрите, убедитесь. 

Прочитайте, - коротко взглянув на часы, добавил, - Четверть часа в вашем распоряжении. 

 Ручьёв открыл папку. Пробежал глазами документ, где Анна обязалась не предъявлять претензий к бывшему супругу в случае выплаты ей указанной суммы компенсации (сумма являлась немалой), а также передачи в собственность гр-ке Васнецовой А. В. некоторого недвижимого имущества (в числе имущества указывался дом в Испании. Ручьёв едва не присвистнул.) 

 Во второй части соглашения говорилось о том, что ребенок гр-ки Васнецовой А. В. - Зарецкий Георгий Сергеевич, станет постоянно проживать с отцом, мать же имеет право видеться с ним регулярно (конечно же, предварительно оповещая об этом отца - гр-на Зарецкого С. В.) 

 Закончив читать бумагу, Ручьёв посмотрел на Зарецкого. Тот откровенно насмешливо улыбался. 

 - Подпись сличили? - мягко спросил он. 

 Ручьёв снова взглянул на подпись. Она принадлежала Анне, без сомнения. И была сделана шариковой ручкой с синими (ближе к фиолетовым) чернилами. 

 - Недостает лишь моей росписи, - заметил Зарецкий невозмутимо, - Но к чему? Можете забрать все три экземпляра этого фуфла. А заодно передайте моей дражайшей половине, что с этого момента игра станет жесткой, - он снял очки и, сощурившись, посмотрел на Ручьёва в упор. 

 - И вестись будет по моим правилам. 

 Относительно имущественных претензий - мои адвокаты докажут как дважды два, что в собственности, личной собственности я имею крохи. Эти крохи и будут поделены... честно, пополам. Ибо в свое время брачного контракта я со своей красавицей, увы, заключить не догадался. 

 Что же касается ребенка... тут, вы понимаете, дела обстоят куда сложнее.  

 С самого рождения Георгия мать фактически самоустранилась от его воспитания. В конце концов, даже уехала... бросив ребенка на попечении отца. Уехала... к другому мужчине, - Зарецкий мягко улыбнулся, - Заслуживает ли такая особа высокого звания матери? Ответ однозначен, не правда ли? 

 Ручьёв ослабил узел своего галстука. 

 - Вы забываете об одной детали. - медленно сказал он. 

 - О чем же, дорогой мой? - Зарецкий приподнял брови, - Не о тех ли материалах, что в свое время накопали шустрые ребятишки, науськанные моим конкурентами? 

 Так это пустое, милейший, - холодный взгляд Зарецкого не слишком гармонировал с улыбкой на его губах, - Я их перекуплю. Не у вас, а у тех, кому вы их передадите. Только-то, - он побарабанил пальцами по столу и опять бросил скучающий взгляд на часы, - Время, увы, вышло... 

 Но у вас оно еще есть. Две недели. На окончательный ответ. 

 Только учтите, - голос Зарецкого приобрел вкрадчивые интонации, - Раз уж вы ввели девочку в курс дела, то и я в стороне не останусь. Ваш отказ станет для нее, в известной степени, роковым. 

 Я допускаю, что даже вы не сумеете обеспечить мою безопасность... на все сто процентов, по не зависящим от вас причинам, но... я все же советую вам попытаться, Сергей Александрович. Попытка не пытка, верно? 

 Ручьёв молча встал, взял папку и направился к двери. 

 - Завтра меня уже здесь не будет, - донесся до него негромкий голос Зарецкого, - Но связаться со мной вы сумеете. В любое время. 

 “Не дождешься, тварь”, угрюмо подумал Ручьёв, выходя из офиса президента “Мега-банка”. 

 * * * 

 …- Судя по твоему лицу, новости?.. 

 - Дерьмо, - честно ответил Ручьёв, выкладывая на журнальный столик в квартире Анны папку с тремя экземплярами соглашения. 

 - Что ты стоишь? - спохватилась Анна, - Присядь... 

 На сей раз на ней было элегантное темно-синее платье, и макияж являлся чуть более ярким - ее ожидали академические часы со слушателями курсов английского для деловых людей и французского для начинающих. 

 Пробежав глазами соглашение, она, слегка сощурившись, всмотрелась в подпись... и, наконец, улыбнулась. 

 От ее искренней улыбки (улыбки неведения) у Ручьёва сжалось сердце. 

 - Да, я действительно сваляла дурака... все отлично, даже лучше, чем я могла предполагать... 

 - Не хватает лишь его подписи, - негромко сказал Ручьёв, - И вряд ли тебе удастся ее получить. 

 - Так, - потухшим голосом сказала Анна, доставая из сумочки сигареты. Затем отошла к распахнутой балконной двери. - Что он тебе сказал? - спросила она, не оборачиваясь, - Он... он же не грозил лишением прав на ребенка? 

 Ручьёв промолчал. Смотреть сейчас на Анну было просто не в его силах. Посему он рассматривал узоры на довольно потертом ковре. 

 - Ясно, - сказала она еле слышно, - Ясно... ну, о деньгах не спрашиваю, тут и так все понятно... его адвокатишки как дважды два докажут, что реально этот миллионер гол как сокол... Плевать. 

 Да, Серж, - в ее голосе появились деланно бодрые ноты (обычно предвещающие у женщин истерику), - Мы проигрались. В пух и прах. Мы с тобой банкроты, и это следует признать. 

 - Аня, - он заставил себя встать, приблизился к ней, попытался взять за плечи, - Не все еще... 

 - Не надо, - она увернулась, - Нет, Серж, не надо. Не сейчас... никогда. Я... извини, - и быстрым шагом прошла мимо него в ванную комнату, откуда немедленно донесся шум воды, определенно заглушающий рыдания. 

 Ручьёв издал приглушенный рык. 

Через десять минут Анна (с красными пятнами на скулах) вновь появилась в комнате. Опять потянулась за сигаретами. 

 - Чего ты ждешь? - глухо спросила она, взглянув на часы, - Твое рабочее время ничего не стоит? 

 - Больше ты... 

 - А что я еще могу сказать? - Анна улыбнулась на манер звезды Голливуда - ослепительно и совершенно ненатурально, - Мы неудачники, Ручьёв. Мы оба сваляли дурака, так и что? Встречаются неудачники и похуже... Мы по крайней мере на паперти не стоим с протянутой рукой, - она выпустила воздух через стиснутые зубы, - Я не стану ему звонить и орать, какой он подонок. Я буду отменно любезна. Может, тогда он смягчится и позволит мне видеть сына... хоть раз в месяц, - она вскинула на Ручьёва горящие нездоровым блеском глаза, - А ты, Серж, вообще ничего не теряешь. Зарецкому твое агентство не по зубам - у тебя ведь имеются покровители там? Бывшие твои коллеги? 

 Пошли все к чертям, “Ржевский”. И не суйся больше в этот серпентарий. К кобрам и удавам. 

 В конце концов, у тебя есть девушка, которая тебя любит... ну, а если она тебе больше не нужна, подыщи другую. Тебя совсем несложно полюбить, можешь мне поверить, - направившись к выходной двери, Анна ее приоткрыла, - Прости. Не в моих правилах самой просить гостя уйти, но сейчас мне просто необходимо остаться одной. 

 Он молча подошел к двери. Удерживаясь от сильнейшего искушения сжать пальцы на красивой, высокой шее. 

 Впрочем, как только он представил себе эту картину, ему стало дурно. 

 И он вышел за дверь. Сделал несколько шагов по направлению к лифту, остановился... и вернулся назад. 

 ...Лучше бы он не возвращался. И не слышал звуков беспомощного, безнадежного, почти детского, отчаянного плача. 

 Нет, лучше бы он не возвращался. 

 * * *