Случай в архиве Великой Расы Йит

Бескрайние, выжженные равнины Пнакотуса, где ветер, словно обезумевший призрак, гнал песок и шепоты забытых эпох – шепоты, что могли свести с ума непосвященный разум. Здесь, среди циклопических базальтовых громад, возвышалась твердыня Великой Расы Йит – существ, чья власть над потоками времени простиралась за грань постижимого, за тонкую пелену, отделяющую реальность от иллюзии.

Их тела – колоссальные, пульсирующие конусы, покрытые радужно мерцающей гофрированной плотью, – медленно скользили на массивных псевдоподиях, оставляя на базальте слизистые следы. Четыре гибких отростка венчали вершину туловища: пара оканчивалась клешнями, чья противоестественная ловкость позволяла им с равной легкостью крушить камень и наносить тончайшие узоры на неподдающиеся металлы; третий отросток нёс на себе квартет трубчатых органов, исторгавших какофонию чуждых звуков, от которых у непосвященного застывала кровь в жилах; четвертый же поддерживал шарообразный нарост, где располагались три огромных, немигающих ока, излучавших холодный свет.

Архитектура Йит была зеркалом их сущности: гигантские, противоестественно выверенные сооружения, сложенные из камня, неподвластного разрушительному бегу времени, казались порождением неевклидовой геометрии, насмешкой над законами физики. Монолитные стены, лишенные каких-либо украшений, уходили ввысь, теряясь в гнетущем сумраке вечно пасмурного неба – неба, которое, казалось, хранило отпечатки бесчисленных эпох. Внутреннее пространство цитаделей тонуло в непроницаемом мраке, лишь изредка разрываемом фосфоресцирующим мерцанием, исходящим от самих йитианцев и их послушных механизмов.

Сердцем Пнакотуса, его ядром, был Великий Архив – хранилище знаний, собранных за сотни миллионов лет путешествий в потоках времени. Именно здесь, в лабиринте бесконечных коридоров и залов, уставленных странными, пульсирующими устройствами и артефактами, вершился величайший и ужаснейший эксперимент Расы Йит – обмен разумами.

Разумы бесчисленных существ, вырванные из своих бренных оболочек в разных эпохах и измерениях, перенесенные в тела йитианцев, становились пленниками, обреченными скрупулезно документировать историю своих цивилизаций. Исполинские металлические стеллажи, уходящие в непроглядную тьму под сводами, хранили свитки из непознаваемого материала, испещренные иероглифами, пиктограммами и иными системами письма, от одного взгляда на которые неподготовленный разум мог погрузиться в пучину безумия. 

Йитианцы-архивариусы, чья форма внушала безотчетный ужас, беззвучно скользили между стеллажами, осуществляя надзор за плененными разумами и поддерживая бесперебойную работу Архива. Каждый захваченный разум, заключенный в противоестественную тюрьму йитианского тела, был обречен записывать историю своей цивилизации, свой опыт, свои знания – всё, что могло представлять хоть малейший интерес для Великой Расы, жадно поглощающей информацию из всех уголков мироздания

Именно в одном из таких залов, наполненном монотонным гулом машин и тихим скрежетом записывающих устройств, развернулась аномалия, нарушившая привычный порядок.

Два йитианца, чьи имена – набор непроизносимых щелчков и свистов – можно было лишь условно обозначить как К'тар и З'глук, пребывали в центре зала, привлекая к себе рассеянное внимание. К'тар, обычно апатичный и погруженный в свои обязанности архивариуса, сейчас казался охваченным странным возбуждением. Его гофрированная плоть пульсировала неестественно яркими, болезненными оттенками, а псевдоподии ритмично подрагивали. З'глук же, напротив, выглядел подавленным и неуклюжим, словно его тело стало для него чужим и неудобным.

К'тар, приняв гротескную, невозможную для йитианца позу, вытянул одну клешню вперед, а другую судорожно прижал к своему конусообразному телу. Его трубчатые органы исторгли серию пронзительных звуков, которые, вопреки всем законам акустики, сложились в нечто, отдаленно напоминающее искаженное человеческое слово:

– Софья!

З'глук, содрогаясь всем телом, предпринял попытку повторить этот противоестественный жест и звук, но его клешня лишь конвульсивно дернулась, а из трубчатых органов вырвался хриплый, скрежещущий свист. Однако, после нескольких мучительных попыток, он издал – пусть и с чудовищным, режущим слух акцентом:

– Алёша!

К'тар, словно подстегнутый этим искаженным откликом, повторил свой гротескный жест, еще более противоестественно изгибая свое тело:

– Софья!

– Алёша! – отозвался З'глук, в его голосе прорезалась слабая уверенность.

Этот безумный ритуал продолжался. К'тар и З'глук, словно марионетки, управляемые злой силой, воспроизводили фрагмент из жизни примитивных двуногих существ, обреченных на существование лишь спустя сотни миллионов лет в будущем, обмениваясь этими двумя словами, варьируя модуляцию и гротескные жесты. Их жалкие попытки имитировать человеческое поведение вызывали у окружающих йитианцев-архивариусов сложные, трудноописуемые эмоции.

Некоторые наблюдали за происходящим с отстраненным любопытством, пытаясь расшифровать смысл этого представления. Другие тихо обменивались сериями щелчков и свистов, выражавших нарастающее беспокойство. Третьи же просто отворачивались, стремясь избежать контакта со своими неадекватными коллегами.

Постепенно вокруг К'тара и З'глука образовался небольшой круг наблюдателей. Йитианцы, влекомые необъяснимым притяжением, оставляли свои задачи и приближались, чтобы лучше видеть и слышать. Атмосфера в зале неуловимо изменилась. Монотонный гул машин и скрежет записывающих устройств отошли на задний план, вытесненные странными звуками и противоестественными движениями двух "артистов".

Из глубины зала, из-за исполинских стеллажей, возникла массивная, внушающая ужас фигура. Это был Д'жорг, надзиратель смены – йитианец, чья репутация была выстроена на неукоснительном следовании протоколам и нетерпимости к любым отклонениям. 

Д'жорг медленно приближался к нарушителям спокойствия, его три огромных ока излучали холодный, анализирующий свет. Его движения были лишены спешки, но в каждом смещении его массивного тела ощущалась скрытая, подавляющая сила. Ещё не достигнув "исполнителей", он замер, и из его трубчатых органов вырвалась серия низких, гортанных звуков, которые, несмотря на свою мелодичность, звучали как приговор:

– Да хватит уже! Прекратите этот балаган, сколько можно!

К'тар и З'глук мгновенно застыли, словно пораженные невидимым лучом. Их гофрированная плоть утратила неестественную окраску, а псевдоподии перестали подрагивать. Они медленно выпрямились, возвращаясь к стандартной, безэмоциональной позе йитианцев.

Остальные, как по команде, беззвучно рассеялись по своим рабочим местам. Гул машин и скрежет записывающих устройств вновь наполнили зал, вытеснив последние отголоски аномалии.

Д'жорг, проводив взглядом удаляющихся архивариусов, сфокусировал свое внимание на К'таре и З'глупе, и сделал резкий, рубящий жест клешней:

– Это… неприемлемо. Я буду вынужден доложить об этом на Совете.

Он развернулся и медленно удалился, его массивная фигура скрылась за стеллажами, хранящими немыслимые тайны.

Виновники остались стоять посреди опустевшего зала. Они безмолвствовали, подавленные тяжестью своего проступка.

Д'жорг, издавая тихие, скрежещущие звуки, медленно продвигался по коридорам Великого Архива. Его разум, холодный и аналитический, пытался осмыслить произошедшее. Эти странные вспышки чуждых поведенческих паттернов, эти гротескные имитации примитивных существ… Они, несомненно, представляли собой помеху, отклонение от нормы. Они отвлекали от главной цели Расы Йит – от неустанного накопления знаний, от бесконечных путешествий сквозь время и пространство, от постижения величайших тайн и загадок.

Сколько ценной информации могло быть зафиксировано, сколько новых открытий могло быть совершено, если бы К'тар и З'глук не тратили драгоценное время на эту бессмысленную, абсурдную имитацию!

Д'жорг осознавал, что этот инцидент – лишь симптом более глубокой проблемы. Подобные "отклонения" становились все более частыми. И он, как надзиратель смены, нес ответственность за поддержание порядка и эффективности.

Он доложит об этом на Совете Великой Расы. Пусть старейшины, носители древнейшей мудрости йитианцев, вынесут свое решение. Пусть они найдут способ предотвратить подобные инциденты, способ гарантировать, что архивариусы будут полностью сосредоточены на своей работе, на своей великой и торжественной миссии.

Размышления Д'жорга были прерваны тихим щелчком, донесшимся из-за ближайшего стеллажа. Он замер, его три ока сузились, анализируя источник звука. Щелчок повторился, за ним последовал еще один, а затем… тихий, едва различимый шепот, искаженное эхо из космической бездны:

– Софья…

– Алёша…