Слезки. Взгляд на две тысячи ярдов

Помню, когда читала про психотравмы, мне очень понравилось выражение "взгляд на две тысячи ярдов". А ведь правда, такой он и есть, эти слова очень точно описывали состояние моего героя, его типичный взгляд. Не знаю, почему в нашей культуре так требуют не выказывать боли, слез, разочарования и прочих отрицательных эмоций даже наедине с собой, когда никто не видит. Все-таки отрицать эмоции и заталкивать их вглубь себя не всегда правильно, пускай даже окружающим куда удобнее смотреть на улыбающуюся маску и не замечать ад, который творится у человека в душе. Но под ней одиночество ощущается как никогда остро. Слезы не делают человека слабым, иногда они - просто очищение, выход для накопившегося негатива. Но это... меня снова понесло куда-то не туда.

Отрывок спойлерный, так что на свой страх и риск.

Николас встал на колени:

– Если… если вы слышите меня, молю, пощадите моего отца! Я готов сдаться. Я сознаюсь во всём, в чём меня обвинят, и с развязанными руками взойду на костёр, как мой дед. Не убивайте его, пожалуйста, не убивайте! Он ни в чём не виноват!

Охотник протянул к Палачу дрожащие руки, но тот лишь безжалостно оскалился. Сильные ладони обхватили голову отца и дёрнули набок, шея с хрустом переломилась. Безвольной грудой он упал к ногам Николаса.

– Теперь ты – последний лорд Комри. Тебе так же больно, как мне? – лорд Веломри протянул руку и их пальцы почти соприкоснулись. – Во всём, что с нами происходит, виноваты только мы сами, правда ведь? Не надейся уйти так же легко, как твой предшественник. Мучиться ты будешь долго.

Белый Палач повернулся к Лучезарным:

– Поджигайте!

Те приложили горящие факелы к ведшей от дома мокрой дорожке. Огонь вспыхнул и побежал к постройке прожорливой волной.

Николас взревел и бросился на Палача, молотя его мечом и ветроплавом одновременно, но ни один удар не достигал цели.

– Ненавижу! Ненавижу! Ненавижу!!!

Охотник кричал и бился ещё яростней, желая разорвать злобную тварь на ошмётки. Лорд Веломри лишь хохотал, хохотал всё громче и безумнее, заглушая все остальные звуки.

Из тел отца, Лизи и Эдварда вырвались шары белого света и ударили Николаса в грудь. Он замер, оглушённый болью, вглядываясь в своё отражение в глазах Палача.

Такая ли большая между ними разница?

Николас рухнул в онемелом бессилии, прижал к себе колени и, обхватив их руками, спрятал лицо. Плечи дрожали от всхлипываний, щёки горели так, словно по ним прошлись точильным камнем, стучали зубы. Пустота из снов обволакивала стылым туманом. Ни одной мысли не пробегало в голове, не получалось шелохнуться, словно его намертво сковало параличом. Даже выдохнуть боль вместе с криком не выходило.

Что он здесь делает? Какой смысл был отправляться на край света, если дома больше нет? Лизи так и не дождалась его возвращения. А ведь он сделал для неё столько рисунков, целый альбом. И отец, так много хотелось ему сказать, показать, каким сильным он стал. К чему теперь этот глупый титул Сумеречника? Ведь Николас даже не сможет похвастаться им перед Эдвардом. Мама уже никогда не приготовит его любимый пирог с яблоками. Полтора года Николас ждал, когда испытание закончится и он вернётся домой. Но теперь от дома остались лишь головешки.

– Вставай! Я помогу тебе, – послышался чей-то голос. Николаса пихнули в бок босой ногой. – Только не хнычь, как девчонка. Противно смотреть!

Его приподняли за ворот халата и хорошенько встряхнули. Как же тяжело не смотреть вдаль на десять тысяч ярдов, а сосредоточиться на лице пришельца! 

"Книга тайн"