Батальная сцена - флэшмоб
Автор: Мария Bromden КозловаИ как выбрать одну? То есть я выбрала, но эта сцена (где средневековые женщины лихо отбиваются от бандюков) еще не выложена, будет спойлер. Но такой, мягкий, мы же понимаем, что они выживут, да и противники проходные.
Еще есть давняя сцена от антагониста, она морально нехорошая, но боевая-боевая. И, кстати, для тех, кто не читал, сюжетно спойлерная, прямо очень.
Несу обе. Спасибо Софье Нестеровой за флэшмоб.
(А самые-самые любимые батальные сцены я еще не написала :). Где-нибудь в третьем томе у меня будет свое Креси, с конями и лучниками.)
(героини спрятались внутри ветряной мельницы, на самой верхней площадке у оси лопастей)
...снаружи уже слышался топот копыт и выкрики. Карланта спешно опустилась на колено под осью, в трех шагах от верхушки лестницы. Внизу грохнула створка двери.
«Где? Нету их! По углам смотри!» — раздавалось снизу. Потом все поутихло и кто-то сказал:
— Дак наверху наверно.
— Ха! Ха-а-ах, — смех прокатился среди маленького отряда.
— Кончаем их — и быстро в Хаубер, — этот голос не смеялся и принадлежал кому-то в возрасте. — Никого не ждем. Вся награда — наша.
Скрипнули перекладины. Симель припала к полу за ящиком — готовая к броску куница — под левую руку поднимающегося. Скрип нарастал, слышно стало дыхание воина и бряцание его снаряжения.
Карланта натянула лук, приложила тетиву к щеке. Ладони мигом взмокли. На стене Торпа было так же, только враги тогда стояли далеко, так что даже лиц не разглядишь. Теперь же человек, в которого нужно выстрелить, посмотрит ей прямо в глаза. На миг перед внутренним взором возникло яростное лицо наемника, лед и черная вода. Карланта тряхнула головой и зашептала слова Песни силы — хоть две строки, да успеет, хватит.
Над досками показалась челка светлых слипшихся волос. Кинжал Симели метнулся вперед и ударил на пол-ладони ниже этой челки, раздался страшный рев боли, ругань, а через миг — глухой стук о землю, будто упал здоровенный мешок.
— Зар-разы!
Зачастил стук подошв о перекладины, над площадкой возникло лезвие меча и махнуло так широко и мощно, что срубило край ящика перед носом Симели. Та откатилась в сторону, подол разом спеленал ей ноги, и она неуклюже припала на локти.
Наверх взлетел угрюмый косматый воин, за его сапогами виднелась голова следующего. Угрюмый ринулся вперед, но черноперая стрела уже сошла с тетивы и звонко ударила его в живот. Тяжелое тело повалилось лицом в пол у ног Карланты. Человек завыл, заворочался — он не был мертв. Карланту бросило в пот. Железо!
— Щенки! — раздался хриплый голос снизу. — Чего возитесь!
Карланта подхватила с пола вторую стрелу. Симель вскочила-таки на ноги, крепким словом поминая юбки, и бросилась на юнца, спешившего на помощь раненому. Тот вцепился Карланте в сапог, сердце ее, кувыркнувшись, ухнуло, она наклонила лук — неудобно изогнувшись, цепляя тетивой за грудь — и выпустила стрелу ровно под бритый затылок. Угрюмый обмяк.
— Симель!
Та будто сошлась в объятиях со своим противником, ловко нырнув ему под руку с мечом. Вторая его рука еще тянула ее за волосы, но взгляд уже угасал. Симель отстранилась и ее кинжал вышел из плоти подмышкой, где железа не было.
Карланта выдохнула — хороший охотник знает, как вернее всего забить зверя, а Симель знала, как обойтись с человеком в броне.
В этот миг на лестнице возникла седая голова и крутая дуга плеч арбалета. «А!» — только и воскликнула Карланта, прыгая и толкая Симель. Обе повалились на пол, короткая стрелка с сухим щелчком вонзилась в стену, а под Карлантой хрустнули в колчане ее собственные стрелы.
На плече Симели зиял разрез, ткань быстро намокала от крови. Она схватила меч убитого юноши и кинулась к лестнице.
Да что же это она? Карланта примерялась к мечам — неудобные, не справиться ими, вся надежда теперь на лук. Седой бросил арбалет и выскочил на площадку прежде, чем его могли скинуть, в руке его тоже оказался меч.
Илгот, охрани! Целые стрелы остались только под мельничной осью, прямо у ног врага. В отчаянном жесте Карланта вытряхнула обломки из колчана, а седой сделал скачок, и серая полоса железа метнулась к лицу Симели. Единственная уцелевшая стрела уже была у Карланты в руке, но времени не хватало.
Раздался звон, лезвие седого прошло сбоку от черных волос — Симель умудрилась сбить его в сторону, а сама подалась вперед, продолжая удар. Но седой, словно волшебник, крутанул меч петлей и резко отбросил клинок Симели.
— Отойди! — Стрела уже лежала на тетиве, рука привычно приложилась к щеке, только охотница заслоняла собой врага.
Симель скользнула к стене, но седой словно был ее тенью — ни на ладонь не выступил за силуэт — и снова выбросил вперед руку с клинком.
Карланта, не глядя, рванула вбок — под левой ногой мелькнула пустота и темнота — выстрелила и закачалась на краю помоста. Все внутри сжалось, но, если поможет Илгот, она упадет на жернова и кадки, не дальше — а это будет всяко ниже Хорна.
Стальные пальцы ухватили ее за локоть и разом вернули равновесие. Седой лежал без движения, из его горла торчала стрела. Симель что-то бормотала. «Размякла, размякла…» — услышала Карланта, наклонившись. В том месте, где только что была ее голова, что-то мелькнуло и воткнулось в стену. Симель повалила ее на пол. Снизу послышались ругательства.
— Последний, — прошептала Симель, отирая кровь с плеча. — Не должен уйти.
Карланта дернулась было высунуться с луком, но та ее остановила:
— Уже перезарядил. Я отвлеку, давай в сторону.
Карланта отползла, а Симель высунула за край мешок из-под муки и его тут же прошило насквозь. Карланта выглянула, прицелилась — стрелок перезаряжал арбалет — и стрела с черными перьями чиркнула его по шее, на два пальца промахнувшись от того, как было нужно. Мужчина вскинул голову, зажал рану и бросился вон из мельницы. Симель ахнула.
— Наведет своих! Быстро вниз!
Карланта подхватила свой тюк, бросилась на лестницу, спрыгнула на жернов, на землю и выбежала наружу.
Несколько крестьян, все дюжие мужики, стояли поодаль от мельницы, лица их хмурились, руки сжимали топоры и дубины. Еще дальше другие удерживали волнующихся лошадей. Раненый стрелок бежал к ним через луг, Карланта повернула следом.
Раньше она ни за что бы не подумала, что побежит со своим луком не за зверем, а за человеком, но за врагом тянуло, как на привязи. Стрелы — и ее, и чужая — двумя иглами протянули между ними нити, сшили крепко в один шов, который просто так уже не распустишь.
Карланта остановилась, прицелилась и выстрелила бегущему по ногам. Мужчину как подкосило, он кувыркнулся через голову и пополз.
— Я сама! — крикнула над ухом Симель, обгоняя ее. — Бери лошадей!
Карланта оторвала взгляд от своего противника — он был сражен, нити лопнули — и побежала к людям с лошадьми. Те пятились, кричали, лошади почуяли кровь и панику, закрутились, обрывая с рук поводья.
— Эй! — крикнули сзади. — Задержите их!
И другой голос, глухой, изнутри мельницы:
— Святой Берто! Поубивали! Всех!
Уворт вскочил, хватаясь за кинжал у пояса, и сипло рявкнул: “Это обман!”, — но в следующее мгновение рухнул в украшенную яблоками оленину, разбив головой кувшин. Между рёбер его торчала рукоять кинжала.
Принц развёл руки в стороны:
— Приступим.
Зал взорвался тысячью звуков. Загрохотали падающие скамьи, закричали десятки глоток, сталь зазвенела о сталь. Столы вскипели суматошным движением: придворные вскакивали, жались к стенам, прикрывая себе спину, бросались на гвардейцев, спотыкались друг о друга, мешались в бестолковую кучу. Лица сбросили наконец маски жадного ожидания и исказились первозданным чувством — страхом за собственную жизнь.
За главным столом оступился белый, как смерть, герцог, челюсть его затряслась, руки не находили за что взяться. Сын вцепился в его пояс, крича что-то по-беренски, тучный лорд неуклюже выбирался из кресла.
Сейтер вытянул из ножен кинжал и охотничий нож, не отпуская взгляд Годрика. Это была его добыча, и никто не смел ступить на помост раньше. Какая-то дюжина локтей отделяла его от цели, но бой успел сомкнуться вокруг плотным кольцом, затягивая в свой кровавый зев.
Слева мелькнуло лезвие, нацеленное в шею, — Сейтер пригнулся и с разворота вспорол бок нападавшего кинжалом — белый камзол с медведем Вардов окрасился алым. Бегущий на него справа великан широко замахнулся, открываясь — болван! — и не успел опомниться, как острие ножа вошло в плоть между вышитыми дубовыми листьями. Третий, одутловатый рыхлый юноша с ключом Хеггов в гербе, пытался неуклюже уколоть кинжалом с наскока, но легче легкого было уйти от этого непоставленного удара, от этой слабой руки, и, оказавшись сбоку, вонзить клинок в почку.
— Мой принц! — Сир Леонард отбросил ногой мертвое тело, хватая Сейтера за плечо, как будто тому требовалась какая-то помощь, как будто он не справлялся. Но кровь на его акетоне была только чужая. Сейтер сбросил руку рыцаря и шагнул вперед.
На помосте Годрик уже вытянул из ножен кинжал — его острие моталось в воздухе туда-сюда и мелко тряслось, своего сына он удерживал за спиной, их окружили трое беренцев, не растерявшихся от страха. Один из них что-то тихо рычал своему герцогу, отсюда не было слышно.
— Я… Я… — Годрик не знал, что собирался сказать, и все оглядывался на толстого лорда в двух шагах сбоку, но тот лишь глубоко дышал, открыв рот.
— Пожалуйста! — раздалось за спиной Сейтера. — Сколько вам нужно? Я отдам все!
Он поморщился и махнул Леонарду. Кинжал рыцаря сверкнул в воздухе, голос забулькал и умолк, еще несколько таких стонов заткнули гвардейцы Гранджа.
Сумятица внизу редела, в воздухе повис густой запах крови, одинаково покрывшей тела северян и южан на полу. В затихшем шуме стало слышно схватку за дверями снаружи. Во всем Венброге сейчас шел бой, но, чем бы он ни кончился, беренцы в зале его не переживут.
Сейтер толкнул раненого беренца, ошалевшего настолько, что не заметил, как повернулся к врагу спиной, растолкал своих греттцев — они мешали идти туда, где он еще не закончил. До помоста оставались считанные шаги. Годрик вертел головой, будто никак не мог разглядеть то, что происходило, и наконец снова встретился с Сейтером взглядом.
Да, теперь была его очередь. И он еще мог подороже продать свою жизнь.
— Бериг! — закричал герцог толстому лорду. Истошно, отчаянно, как будто тот мог что-то сделать, мог отвести руку, несущую смерть. Дыхание толстяка на миг сбилось, выпуская тихое: «Я говорил тебе… Я тебе говорил…»
Сейтер поднялся на одну ступень. На вторую. Уперся кулаком в заставленный яствами стол и перемахнул его, сбив кубки с горячим вином на пол. Трое беренцев выставили кинжалы вперед, герцог за их спинами качался на нетвердых ногах. Ловя его взгляд, Сейтер пригнул голову и медленно пошел кругом, держа кинжал и нож наготове. Хеймдал и Леонард встали позади, но не смели приближаться, гвардейцы опрокинули стол, занимая ступени.
— Бериг!
Толстяк отступил чуть назад, уже не обращая внимания на своего господина. Бериг — этим именем было подписано слишком много посланий в Гретт. Это имя должно быть первым в списке мертвых.
Сейтер сделал резкий выпад. Барон принял его кинжал на свой, заскрежетала сталь. Силищи в этой туше было немерено, передавит — Сейтер широко махнул кинжалом, метя в шею, но Бериг поймал предплечьем его запястье и оттолкнул клинок. Сильный. Но медленный. Кинжалы расцепились и пошли на второй заход, но Сейтер успел погрузить свой под ребро противника, когда Бериг еще только надрезал его акетон.
Тяжелое тело повалилось, чуть не придавив Сейтеру ботинок, и воспользовавшись мгновением, узколицый беренец, худой и ловкий, метнулся вперед. Леонард за спиной не выдержал и тоже прыгнул навстречу, но Сейтер сбил клинком чужой кинжал вбок и рассек смельчаку шею.
Горячая влага окатила лоб и щеку, капли потекли под ресницы. Сейтер быстро отер глаза, а Леонарду достался удар локтем наотмашь — за неверие в силы господина и за то, что лезет, куда не нужно. Кровь на щеке сохла, стягивая кожу. “Это чужая кровь, все это чужая кровь”, — пело сердце, стуча бойко и жарко, требуя продолжения, но для троих противников сразу нужен холодный ум, нужно успокоиться и унять этот жар.
Годрик ошалело водил кинжалом перед собой и дышал часто, как собака, его сын что-то лепетал отцу на ухо, двое оставшихся беренцев пытались удержать в поле зрения и Сейтера, и гвардейцев.
— В-вы… — начал снова Годрик. — Вы… Зачем? Чего вы хотите?
Сейтер развел смертоносные лезвия в стороны, выравнивая дыхание.
— Этот замок? Эту землю? Я хочу все.
Годрик кивал, быстро и часто.
— Да… Да!
— И ваши жизни, конечно.
Беренцы закрыли собой господина, сжимая рукояти кинжалов, у Годрика задергался кадык.
— Н-не нужно, это н-не нужно!
— Это необходимо, — Сейтер вновь пошёл по дуге, выставив жала клинков вперёд, выискивая лучшую возможность, чтобы ударить. — Один мудрый советник говорил Вилиаму, что покоренный род нужно истребить до последнего звена. Тот не послушал. Вот, к чему это привело.
— Н-но вы же…
Вместо ответа Сейтер прыгнул к правому беренцу, более легкому и подвижному, оставляя тяжелого и коротконогого слева. Тот не устоял перед искушением напасть, начал неожиданно ловкий выпад, и Сейтер наконец ощутил то долгожданное острое чувство, что в этом бою накатило впервые - чувство настоящей смертельной опасности, - но не успел выложиться на всю, как руку беренца перерубил кинжал Хеймдала.
Издав гневный рык, Сейтер ударил первого противника ногой в живот, повалив на ступени к гвардейцам, а вопящего от боли безрукого прикончил точным уколом в горло. Хеймдал уже отскочил в сторону, чтобы не получить тычка, как Леонард, и Сейтер повернулся к Годрику. Тот пятился назад, к стене зала, юноша за его спиной плакал.
Какой сын не встал бы рядом с отцом в эту минуту? Его сын, его Гани, рвался бы вперед, рычал, как волчонок, и уже обагрил бы кинжал кровью десятка врагов. Маленький и бесстрашный. Такого сына нет ни у кого.
Сейтер сделал шаг, другой. Легонько стукнул острием кинжала о кинжал Годрика. Еще раз. Глаза герцога влажно блестели, глядя сквозь него на зал, лицо было столь несчастным, что уныние это отравляло сердце. Не было радости биться вот так - хищники не зарятся на падаль.
Сейтер ударил Годрика ботинком по колену, выбивая из равновесия, подождал, пока тот ровнее поднимет кинжал. Губы герцога дрогнули, распахнулись в отчаянном крике, кинжал зашел на удар, и тогда Сейтер нырнул под лезвие, оказался с Годриком лицом к лицу и без замаха всадил кинжал под грудину, отрезав вышитому на гербе орлу крылья.
Тело медленно осело на пол.
Юноша с искаженным от ужаса лицом отступил, запнулся и упал, но не поднялся — не смог или решил, что это ему поможет, что он может сдаться.
— Пожалуйста, — заговорил он на всеобщем, — я прошу…
Взрослый, высокий, потяжелее Гани, но отвратительно слабый. Что бы он сейчас ни сказал, все неважно. Даже слабых избирают, как символ отмщения, а за ними встают сильные люди, знающие, как этот символ правильно использовать. И пусть теперь все значимые фигуры Берении убраны с доски, нельзя оставлять даже шанса на восстание под знаком красного орла. Это Сейтер знал хорошо. Поэтому весь цвет Берении должен был увянуть.
Кровь из рассеченного горла залила нервно вздымающуюся грудь, тело юноши растянулось на полу, глаза потухли. С последней жизнью в этом зале ушла в историю и слава вольнолюбивой северной земли.