Печальная история попаданца
Автор: Павел ВиноградовМой отзыв на рассказ Lichobor «Судьба-злодейка»
«Судьба-злодейка… не выбирает героев — она их топчет», — резюмирует автор рассказа. «Злая судьба» — традиционный, начиная с античности, посыл в литературе. Однако в данном случае исследование этой темы ведётся в аспекте фантастическом — а именно, попаданчества. Вообще-то, «несчастный попаданец» — вовсе не современное изобретение фантастов, которым надоели бравые «нагибатели», попадающие куда ни попадя и в силу своей волшебной «мэрисьюшности» сразу всё там напрочь меняющие. Попаданцы-неудачники появлялись и раньше, например, в рассказе Пола Андерсона «Человек, который пришел слишком рано».
Да что там говорить, если самое, пожалуй, первое произведение поджанра хронофантастики — «Новое эпохальное путешествие пана Броучека, на этот раз в XV век» Сватоплука Чеха показало читателям именно такого незадачливого попаданца, современного автору чеха, оказавшегося в пугающей реальности Гуситских войн и совершенно не приспособленного к такой жизни, не говоря уж о её изменениях. Хотя уже через год, в 1889 году, Марк Твен в своём «Янки из Коннектикута при дворе короля Артура» вывел уже классического «крутого» попаданца, легко меняющего прошлое при помощи своих передовых знаний. Но ведь и этот роман представляет собой злую сатиру в твеновском стиле.
Рассказ Лихобора — тоже сатира, и тоже довольно мрачная и злая. Автор сам об этом предупреждает в аннотации:
«Сатира, что бьёт по штампам „попаданцев“ и оставляет привкус безнадёги. Готовы к дикой истории?»
История и правда диковатая. Итак:
«Подмосковный бомжатник воняет перегаром и просрочкой, там обитают Миша Конченый, Люська Минетчица, Профессор и их пёстрая братия».
Композиционно вещь распадается на две части: первая происходит в условно наши дни. Вторая — в эпоху Тридцатилетней войны (кстати, тоже в Чехии, что проводит параллель с упомянутой повестью Чеха). А вот с первой частью возникает некоторое недоумение. Вроде бы, это современные бомжи: например, упоминается сеть магазинов «Пятёрочка», появившаяся лишь в начале нулевых. Однако сюжет вращается вокруг добытой ими бутылки спирта Royal, в народе «Рояль», а ведь он продавался в России в совершенно определённый и краткий период — в 1992–1995 годах. Собственно, об этом вспоминает и ГГ — бомж по кличке Профессор:
«Он ещё при Горбачёве был!»
Не совсем так — уже после Горбачёва, но факт в том, что по крайней мере один из персонажей его помнит. Но даже если это случайно дожившая до наших дней старая бутылка адского пойла, почему же этот символ безвременья 90-х не знают другие — достаточно возрастные пьющие люди?..
Ну да ладно, это просто мелкая придирка к «матчасти».
Тёплая компания радостно хлещет пойло, но оно оказывается «палёным» — из метилового спирта. Бомжи один за другим помирают в муках, но вот Профессор вдруг неким образом переносится в другую эпоху и даже другое тело. Он попадает в Богемию (Чехию) 1620 года, аккурат 8 ноября, в канун битвы при Белой горе под Прагой, одного из сражений полыхавшей тогда по всей Европе войны. И теперь он не опустившийся российский интеллигент, а полупроститутка-маркитантка в обозе католической армии.
Но попаданство его длится не долго: Профессор в образе Гретхен лишь успевает попасть под пьяного немецкого вахмистра и ощутить себя полноценной женщиной. Но тут же на обоз налетает кавалерия протестантов и убивает сначала её кавалера, а потом и самого/саму ГГ.
«Так и закончилась история Профессора, которому судьбы подарила второй шанс. Бывшего учителя, бомжа и, на краткий миг, маркитантки Гретхен. Никаких подвигов, никаких империй».
Справедливости ради, автор не дал своему герою вообще никакого шанса — слишком краткое время провёл тот в прошлом. Но, конечно, будь у него его больше, вряд ли он сумел бы что-либо изменить — при таком-то социальном статусе и уровне навыков из будущего. Ведь даже герой упомянутого рассказа Андерсона — американский солдат с пистолетом, оказавшись в Исландии викингов, обнаружил, что он там абсолютно беспомощен. Тем более Профессор — был ли у него и первый шанс?..
Так что история грустная и, в общем, безнадёжная. А сопоставление убогих и тусклых современных и 400-летних реалий как бы намекает, что на самом деле мы все для этого мира горемыки-попаданцы, в той или иной степени беззащитные перед обстоятельствами. Кстати, натуралистичное описание грязного и пошлого армейского быта и жестокости войны напомнило мне роман шведа Артура Лундквиста «Жизнь и смерть вольного стрелка», хотя там описывается чуть более поздний период и иная локация — Датско-шведская война 1675–1679 годов. Не знаю, случайно это получилось или и правда имеется аллюзия.
Персонажи описаны ярко и сочно, а стиль рассказа в целом энергичен и упруг. В частности, понравилось, что речи бомжей, уснащённые тюремном жаргоном, выглядят не натянутыми и натуральными:
«Ага! Тебе лишь бы в баню! Мыльце уронить! Ты кого лечишь, шерстяной?! Да с тобой по одному делу проходить — в опущенку прямая тропинка! Запоганились! А на нас, если примут, все висяки по району за пару лет повесят! Что я, ментов не знаю?! Так рога наломают, что всё на себя возьмёшь!»
А вот диалоги в прошлом, на мой взгляд, несколько велеречиво-художественны:
«Гретхен!!! Не зря, когда третьего дня, наш коновал сказал что ты не жилец и нужно звать попа со Святыми Дарами, я рассмеялся ему в снулую рожу! Я ответил ему, что ещё не знавал другой такой живучей и ушлой сучки как ты и ничего с тобой не сделается!»
Впрочем, это напоминает диалоги из прозы того времени, так что может быть сознательной стилизацией. Особенно если это не реальное хронопутешествие, а предсмертные галлюцинации начитанного Профессора.
Очень много ошибок — и в грамматике, и в пунктуации, впечатление, что текст вообще не вычитывался.
Однако сам по себе рассказ ломает шаблоны, впечатляет и заставляет задуматься.
Имею возможность, способности и желание написать за разумную плату рецензию на Ваше произведение.