Стенка на стенку. Ma petite Mur des Lamentations
Автор: Савченко Остап ЮрьевичЯ старался не сгореть. Честно старался. Задание успешно провалил, je vous prie de bien vouloir m'excuser.
Дорогие мои, сейчас будет непопулярная, но нужная вещь. Пока май и победобесие со всеми вытекающими далеко. Тихо скажу. Без крика. Хотя честно, прокусил кожу на руке, а потом долго матюкался.
Чужая боль - не бумага для декупажа.
Сегодня я наткнулся на рассказ. Автор - хороший человек, можно даже сказать, если не добрая приятельница, то хорошая знакомая, которую приятно читать. Искренне понимаю, что человек старался. Сюжет - "дети и война" о боли, о потерях, всё вроде на месте.
Но, bon sang, не болит. Не звучит. Не дышит. Эстетизация ужаса при одновременном отказе называть не то, что преступника, преступление - преступлением.
Глянцевый лист, кровь из кетчупа с соевым соусом, слёзы - глицериновые.
Не потому, что автор плохой.
А потому что нельзя, бლять, лепить из горя декорацию.
Когда проходишь через то, что ломает молча и надолго и уже не в курсе, как жить.
Когда есть личная стена плача. Буквально. Только к ней ни проехать, ни пройти, ни записки оставить. И с этим теперь как-то жить надо, а не получается!
Когда внутри не просто память, не просто выжжено всё, а место, куда слово чужое не ступает...
тогда особено тяжело видеть и знать, что для кого-то это просто тема. Просто троп, сюжетный ход, инструмент, увертюра к очередному "празднику жизни" который по-хемингуэевски всегда с ними. Господи, прости, а я не могу...
Когда ты шьёшь из человеческого ужаса наряд - даже самый красивый, даже с кружевом - он будет вонять! Мода на такое - это уже не литература. Это распад этики.
Да, я знаю. Писателям позволено многое.
Но есть такая вещь, как право на голос.
Не надо говорить за тех, чей голос ты даже не пытался услышать.
А если уж берёшься - обойди соблазн создать слезодавилку.
Плач - не саундтрек. Это либо слышно изнутри, либо не звучит никак.
Ещё раз: если ты пишешь о горе - будь добр, потерпи боль.
Не трогай, если нет готовности страдать вместе. Не прикасайся, если тебе это не крик, а конструкция. Не трогай то, чего не выдержишь. Не хватайся за мёртвого, если нет готовности умереть рядом.
Иначе не надо. Иначе ты не писатель, а флорист похоронного бюро. С отличием отрисовал траурную ленту. Которая пахнет не цветами, и даже не ладаном, а фальшью.
А мне, знаете ли, нечем больше пахнуть. Перегара даже нет. Всё давно сгорело. Пора к психиалисту
Спасибо, что дочитали.
Если узнали себя - извините, если был резок или как-то неправильно понял.
Если не узнали - вам повезло.
Ни один знакомый мне язык не способен пробить подлость. Особенно, когда она злонамеренна, а не по глупости юношеской. Всё ещё наивно полагаю, что второе, но опыт говорит обратное.
Ни русский. Ни украинский. Ни польский. Ни английский. Ни французский. Ни немецкий. Ни грузинский. Ни один.
Мерзость, прикрытая формулировками, остаётся мерзостью. А привлечение "группы поддержки" - не достоинство, а стадность.
Кто-то называет это «патриотизмом». Кто-то - «мнением».
Я называю это стыдом. Испанским грёбаным стыдом.
Пишу с пониманием: тем, кому должно быть стыдно - не стыдно.
А тем, кто понимает, о чём я - и так не нужно объяснять.