Мой самый первоапрельский рассказ. Хотя сразу и не скажешь... Да не введитесь в обман: он ржачный)

Зверь вонзил клыки в холодную плоть и ощутил неприятный вкус. Падаль. Откуда-то снизу поднимался едва уловимый гнилостный аромат. Туша уже начала разлагаться. Другой, острый и режущий ноздри запах доносился из разверстого чёрного зева. По спине зверя пробежался страх, шерсть вздыбилась.

Он вскинул морду, насторожённо прижал уши к голове.

В далёкой пещере пошевелился кто-то из существ.

Страх усилился.

Зверь не любил промышлять подобной охотой. Подъём на это плато гневил существ. Они становились жестоки. Однажды зверь не успел скрыться, и существо обрушило на него свою ярость. В глазах поплыло от удара, действительность смазалась, всё наполнил тревожный гул. Уши были самым уязвимым местом зверя. Они знали это. Они использовали это против него.

Всегда.

Существа облюбовали два плато на территории зверя, сделали их запретными. Там они приносили друг другу дары любви, терзающие ноздри зверя своим ароматом. Дразнящим. Властным. Шепчущем о том, что и зверь имеет свои права. Может не просить, а забрать. Отнять добычу. Погрузить в неё свои клыки, вкусить вожделенный запретный плод. Познать его.

Он грезил об этих дарах.

Но боялся гнева существ.

Иногда зверь набирался храбрости, на широкое и более низкое плато в ночи не раз ступали его мягкие бесшумные лапы. Когда существа спали. Но если поутру они обнаруживали следы его беспечности, если монстр, что пробуждался раньше прочих, не собирал их в своё ненасытное громыхающее нутро, зверя ждала расплата.

Страшные муки голода.

Голод терзал изнутри, вгрызаясь в стенки опустевшего желудка, сводил судорогой кишки. Голод был страшен.

Зверь чувствовал его часто.

Голод просыпался вдруг, внезапно и резко, нарастал с неумолимой стремительностью. Отнимал у зверя разум. Туманил голову. Тогда зверь забывал правила существ, забывал свой собственный кодекс чести. Не сразу. Конечно, не сразу.

Зверь был гордым. Он знал себе цену. Он понимал, что хозяин на своей территории он. Понимал всегда и мог бы царить, если бы не голод.

Жестокий. Когда нутро рычало громче, чем зверева пасть, приходилось отказываться от тщеславия. Подчиняться. Иногда даже вставать на задние лапы.

И просить.

Он ненавидел просить, ему должны поклоняться, приносить дары, и смиренно отступать прочь. Не распуская свои грязные лапы.

Но они пользовались его голодом в своих целях.

Вот и теперь в ночи сон исчез, спорхнул вдруг испуганной пташкой. Вынудил зверя встать, выгнуться, ещё горделиво и властно. Осмотреть свои владения. Проверить жертвенный круг полированной стали.

Пустой.

Ему не оставалось ничего, кроме как выйти на охоту. Искать пропитания.

Нужно было спешить, голод нарастал.

Но падаль, брошенная существами, оказалась слишком отталкивающей.

Зверь спустился с плато.

Опять метнулся к своей норе в безумной надежде.

Обнюхал гладкую холодную сталь круга жизни. Ничего не возникло там. Он знал, должен был догадаться. Некому было помочь зверю в глухой ночи утолить его растущий голод.

Вокруг круга витал дурманный запах давно поглощённых яств. Зверь бывал не воздержен, когда приходил час кормёжки. Комья летели во все стороны, покрывали пространство вокруг круга жизни. В такие минуты зверь забывал, что счастье краткосрочно, что подношение кончится. Он пытался насытиться, успеть, пока его не прогнали, пока существа не передумали, пока кто-то не отнял его дары.

Он знал, что это может произойти всегда. Подсказывали инстинкты. Шептали, подгоняя его челюсти работать быстрее. Хотя существа ещё не опускались до того, чтобы забрать то, что дали, если он не отвлекался от круга.

Но стоило отойти – и запасы испарялись почти всегда.

Даже если зверь силился их сохранить, закапывал круг до боли в лапах, до искр в глазах. Они всё равно находили остатки. И забирали всё.

Существа делали это, чтобы держать зверя в своей власти. Повелевать им.

Он не имел права на то, чтобы выжить самостоятельно. Так считали они. Так они решили, когда отняли зверя от матери. Уволокли прочь, не дав научиться жить свою жизнь с достоинством.

Теперь ему оставалось только догадываться, что будет правильным. Пробовать.

И ошибаться.

Выходить на охоту, которую он ненавидел, и которая почти никогда не приносила достойных плодов. Не удовлетворяла голод.

Вожделения чрева становились невыносимыми.

Нутро пульсировало.

Вдруг зверю показалось, что он почувствовал движение. Что-то мелькнуло в расщелине, блеснуло, словно отражая лучик отсутствующего сейчас света.

Еда!

Зверь метнулся вперёд, присел. Вгляделся во мрак.

Его зрачки расширились, стали огромными. Теперь зверь различал клубы пыли в расщелине. И там, за ними – нечто. Круглое. Манящее. Смрад пролитых существами даров, обжёгших язык раскалённой болью на закате, мешал распознать запах. Понять, есть ли надежда.

Зверь чувствовал опасность. Дуновение ветра пошевелило клубы пыли, и он перестал даже дышать, до предела напрягая зрение. Пища или нет? Спасение или гибель?

Нужно проверить!

Смиряя страх, зверь сунул в расщелину лапу, попытался дотянуться. Края впадины больно врезались в кожу. Не достать!

Он выпустил когти. Жалкие обрубки.

Существа отняли его когти в наказание когда-то. Когда он пытался бороться. Пытался доказать, что здесь его территория, а существа только гости, обязанные приносить дары.

Тогда зверь возмужал и почувствовал свободу. Инстинкт подсказывал ему, что нужно обозначить своё главенство. Испугать их и подчинить. Заставить их бояться зверя.

Он наполнил территорию своим острым, едким запахом. Чтобы отпугнуть иных зверей. Чтобы защитить полированный круг жизни от посягательств. Чтобы стать царём и занять свой законный престол.

Но зверь прогневил существ, и они оказались сильнее.

Хитрее.

О, они оказались очень жестокими!

Тогда существа отняли у зверя его семя, лишили возможности продолжить свой род, наполнить Землю сынами и дочерями, и повелевать ими. Лишили удовольствия покрыть самку, породить жизнь в её лоне. Лишили зверя будущего.

Сделали одиночкой. Верным только себе.

И своему голоду.

Поначалу зверь впал в апатию. Почти неделю он не подходил к полированному кругу, только жадно пил воду, которая казалась горькой из-за постигшей его утраты.

Но дни пролетали за днями, и зверь смирился.

Тогда он понял, что существ нужно уважать. Жить по их правилам. Царить надо всеми, всеми и вся – кроме них. Существа слишком могущественны. От них зависит его жизнь. Увы. С этим ничего невозможно поделать.

Обрубки когтей, отнятых за бесчинства у подножья плато, где струится нитяная ловушка соблазна, кою завели существа, чтобы испытывать смирение зверя, задели край круглого предмета, крошечной надежды утолить голод. Зверь вытянул лапу со всей своей мочи и смог поддеть добычу.

Сминая клубы пыли, она с гулом выкатилась из расщелины и ударила зверя в трепещущий, жадно ловящий запахи, нос.

Разочарование наполнило пустое нутро зверя глубинной мучительной тоской.

Эта вещь его не спасёт. Это лишь обманка.

Голод крепчал. Зверь попробовал отвлечься, он ждал рассвета. Устремил глаза в ночь, пытаясь уловить его далёкие проблески. Там, за обрывом, где кончалась его территория, постоянно клубился пугающий непонятный шум. Иногда едва слышный – но порой оглушительный и страшный. Что только не обитало там, кроме других существ! Зверь знал. Иногда в назидание его уволакивали с его территории – туда. В кромешный ад всесторонней опасности.

Гигантские монстры носились там со страшным рёвом, метались жестокие, скверно пахнущие твари, ядовитый смрад ранил обоняние и забивал его вонью, в которой невозможно распознать след возможной пищи. Там зверь забывал даже голод от своего ужаса, когда яркое солнце дня било по его слепнущим глазам.

Зверь был созданием ночи.

Но теперь он ждал рассвет. Ждал пробуждения существ. Уповал на их милость.

Но как же ему продержаться?!

Зверь метнулся в сторону, промчался со страшной скоростью, вскочил на холм и опрометью бросился с него. Никто не слышал. Никто не видел. Никто не приходил.

Голод клешнями расползался по венам, жалил ядовитыми волнами.

Зверь вонзил обрубки когтей в пахучие волокна. Это его успокаивало. Иногда зверь верил, что сможет отрастить их и заточить вновь, вернуть часть своей силы. Но существа раз за разом успевали всё уничтожить.

Им нравилось унижать зверя. Хватать его гигантскими смрадными лапами, отрывать от земли. Оставлять на шерсти следы своих гнусных игрищ.

Зверь вынужден был терпеть.

Ради круга жизни.

Ради всего, что ещё можно было у него отнять.

Нутро содрогнулось урчанием. Его звенящая пустота вибрировала. Зверь слабел.

Он не дождётся рассвета.

Он должен войти в пещеру. Это единственный шанс спастись.

Он должен войти и пробудить существ, который сплелись воедино в своём пропахшем потом и властью гнезде. Он должен быть храбрым. Чтобы выжить. Чтобы встретить ещё один ненавистный рассвет, притупляющий его зрение, но дарующий подношения на круг жизни.

По ночам зверь боялся существ. Они становились свирепы. Они ненавидели пробуждаться от его зова.

Бесшумно пружиня на мягких лапах, зверь с осторожностью и лёгким трепетом заглянул в пещеру. Мрак не был кромешным. По своду и стенам плясали блики, которыми монстры за пределами его территории подманивали к себе новые жертвы.

Зверь знал, что это ловушка. А сейчас он вовсе не мог думать ни о чём, кроме своего голода. Не мог дольше ждать. Далёкое холодное солнце ещё нескоро пробьётся, чтобы принести надежду и облегчение.

В пещере было душно и смрадно. Зверь скривился. Спёртый воздух терзал ноздри. Гигантские существа вздымались, их беспорядочные члены торчали из вороха тряпья, составляющего их гнездо.

Однажды старшее и более могучее существо едва не убило зверя своей ножищей во сне. Он полетел с обрыва, ушибся о твёрдую землю. А существо даже не заметило своей жестокости.

Этого пробуждать не будет никакого толку. Оно никогда не орошало круг жизни по ночам.

Нужно действовать! Пока остаются силы.

Зверь оттолкнулся сильными задними лапами и проник в гнездо. Осторожно, бесшумно прокрался по самой кромке, оценил положение.

Оголённое тело более уязвимого существа было доступно зверю в двух местах: у подножья гнезда белели пальцы с пятнами ядовитой краски, по центру торчал из тряпья мясистый мягкий зад.

Можно пройтись вдоль него, едва касаясь шерстью на впалом от голода боку, и затаиться. Иногда это срабатывало.

Однако теперь уже не было сил ждать.

Зверь бесшумной тенью скользнул к голове существа. Склонился над изгибами гигантского уха. Выдохнул.

Волосистый покров пах цветами и салом. Зверь различил, как лоснятся в отсветах ловушек монстров длинные запутанные волоски. Этот аромат тревожил его нутро, изголодавшееся и молящее. Даже это кожное сало казалось спасением.

Зверь раскрыл пасть. Поддел клыками длинную шерсть существа. По языку растёкся будоражащий вкус пищи.

Дурманный.

Как то всегда бывало, когда зверь предвидел насыщение, он забылся. Заработал челюстями. Заскользил языком по голове существа. Весь отдался вкусу и запаху…

Существо дёрнулось рывком, мотнуло мордой, резко распахнуло полыхнувшие очи. Полоснуло зверя яростной, бьющей, словно плеть, ненавистью. Вскинуло гневную руку.

Зверь отпрянул, опрометью выскочил из гнезда потревоженных существ, едва не врезался в стену их пещеры.

Замер. Отдышался.

Жив!

Теперь нужно ждать.

Разбуженное среди ночи, меньшее существо не могло долго противиться зову природы. Зверь знал, где стоит устроить засаду. Он затаился в тени малого запретного плато. Попробовал смерить своё вожделение. Утихомирить рвущийся криком голод.

Призрачная тень кожного сала таяла на его языке, будоража нервы и инстинкты. Нутро застонало.

В пещере послышалась возня. Малое существо, пошатываясь, выбралось наружу. Прорычало что-то свирепо, помянув имя зверя. Скрылось в другой пещере.

Зверь сосчитал до пяти, и тенью скользнул по его следам.

Сел на холодное, устремил пытливый взгляд вдаль. Он держал дистанцию. Должна быть возможность убежать. Нырнуть в лаз, который он обнаружил когда-то, и куда существам было очень сложно добраться, чтобы его покарать.

Сейчас всё зависело от этих минут.

Существо корчилось во второй пещере, потом зажмурилось, широко распахнуло пасть и обнажило зубы. Зыркнуло на зверя недобрым взглядом.

Он решился. Издал короткий отрывистый звук.

Просил.

Зверь ненавидел просить, но терпеть голод дальше было уже невозможно. Если существо вернётся в гнездо и завалит вход в пещеру, он не дотянет до утра. Он не выживет.

Существо разорвало тишину яростным громом водопада. Сделало шаг к зверю.

Он поспешил. Возомнил, что выиграл эту битву, рванулся к стальному кругу жизни. И вдруг с ужасом понял, что существо ползёт в сторону гнезда.

Пытка продолжалась.

Зверь тоскливо обнюхал полированную сталь, вбирая остатки запаха.

Терять уже нечего.

Нужно вернуться в пещеру. Пока существо не провалилось в сон. Сейчас оно чутко к присутствию зверя.

В ушах шумело от лихорадочного стука сердца. Опасливо озираясь, зверь протиснулся в позабытую щель. Запрыгнул обратно в гнездо.

Сквозь зубы существо яростно прошипело его имя. Слепое в благодатной для зверя тьме, наугад махнуло ногой, не задев зверя.

Он выждал, потом сделал осторожный шаг. Приближался. Он был готов оказаться пред ликом гнева пробуждённой стихии.

Второе существо угрожающее захрапело, наполняя пещеру мощными раскатами. Показывало свою силу.

Зверь ждал. Смотрел, не отводя взгляд. Сейчас манящие огни-ловушки монстров внизу играли ему на руку.

Вот малое существо приподняло тяжёлые вспухшие веки, обожгло зверя ненавистью. Он продолжал смотреть. Не шевелился.

Гигантская лапища навалилась сбоку, резко вышибла весь воздух у зверя из лёгких. Его рванули вверх, а потом вперёд и вбок. До боли сдавили рёбра. Ветер полоснул морду и усы. Зверь терял ориентацию, когда его чуткие лапы не касались шершавыми подушечками поверхности.

Существо, схватившее зверя в охапку, с силой швырнуло его вниз.

Лапы коснулись пола.

– Скотина! – прохрипело существо яростно.

Но стремительным броском двинулось уже не в пещеру. Свет ударил зверя по глазам, и он на секунду ослеп. В белёсом мареве уловил вожделенный звук. Так шелестели дары перед подношением.

Зверь ринулся к стальному кругу жизни, ещё полуслепой и ужасно голодный. Он забыл страх, забыл свою гордость. Упёрся лбом в неловкие ладони разбуженного существа. Издал дружелюбное, подобострастное урчание. Прижался впалым боком к его ногам.

Аромат дара проник через ноздри в опустевшее, конвульсивно сжимающееся нутро. Нельзя выдержать ни секунды. Больше невозможно!

Зверь пытался прорваться мимо лапищ существа, припасть к кругу жизни. Забыть обо всём на короткий миг наслаждения. Погрузить клыки и язык в сочную плоть драгоценного яства.

Существо отпихнуло его, жестокое и бездушное. Уж оно-то никогда не терпело подобного голода.

Но вот зверь прорвался, забывая обо всём. Забывая об отнятых когтях и иссушенном семени, о муках ожидания, о бесстыдных руках, пачкавших его шерсть и шкуру. Сейчас зверь любил своих существ, дарующих яства. Признавал их власть, силу и страстно, бесстыдно обожал их.

Ошмётки летели во все стороны, пачкали пространство вокруг круга жизни. Теперь это не имело значения.

Зверь насыщался.

– Ещё раз разбудишь меня среди ночи, засранец, будешь спать на балконе, – уведомила хозяйка кота.

И закрыла дверь в спальню.

Ваш лайк истории, если она понравилась, очень порадует автора здесь (ссылка)

И/или здесь (ссылка на аудиоверсию)