Когда мои персонажи были детьми

Присоединяюсь к флешмобу Ирины Фидар https://author.today/post/629068 о детях в романах.

Чисто детей - главных героев у меня нет, но детство персонажей есть в нескольких произведениях.

И готовьтесь, что будет очень много буковок.  

Совсем немного о Сахемхете-ребенке в "Хранителях библиотеки Древних"

Я делал ревизию экспонатов в центральном зале, когда кто-то окликнул меня по имени. Резко обернулся на знакомый голос. В нескольких шагах стояла Стефания и держала за руку Сахемхета. Боже! Как он чудесно выглядел! Темные, но не черные, волосы так и остались убранными в локон юности, но теперь пряди переплетались с нитями бирюзы и искусственного жемчуга. Все драгоценности были на своих местах как тогда, когда мы вскрыли пелены, только бедра обернуты длинным куском ткани, закрепленным узорчатым поясом. Большие темно-янтарные глаза очерчивала аккуратная черная подводка, делавшая их выразительными на слегка загорелом лице. Только впалые щеки и неестественная худоба напоминали о перенесенным им сорока вековом сне, как тяжелой болезни. Меня удивило, насколько этот древний египтянин отличается от мальчишек, бегающих по улочкам Западной Саккары. Он был европейцем… Да, европейцем с несильным загаром. 

— Спасибо тебе, Джон, — улыбнулась Аджари. — После твоего визита он захотел увидеть эти огромные храмы и тексты на их стенах, а еще папирусы…

— С удовольствием стану его личным экскурсоводом.

— Прекрасно. Я отлучусь ненадолго — Захия хотел моей консультации.

— Идем, Сахемхет, — протянул мальчику руку.

Он взял меня за пальцы, улыбнулся уголками губ. Мы направились в зал, где стояли стелы Рамсеса Второго. «Принц» сосредоточенно читал иероглифы. Вдруг египтянин звонко рассмеялся, привлекая внимание группы иностранцев.

— Эт инихемт! Онти инихемт! — сквозь смех произнес он.

Нас окружили туристы, с интересом разглядывали мальчика и наперебой пытались узнать причину его смеха.

— Инихемт? — переспросил я.

— Инихемт, — уверенно ответил он и, видя мою растерянность с переводом, без тени смущения пошарил по моим карманам, извлекая ручку и записную книжку.

Сахемхет нарисовал перо Маат и зачеркнул его. Следующим символом был рот с высунутым очень длинным языком.

— Он хочет сказать, что автор текста на стеле был льстецом и безбожным вруном, — пояснил я окружающим.

— Рамсес Второй? — возмутился турист. — Да это величайший фараон на земле! Только такой человек мог построить храмы в Луксоре и Карнаке! — он схватил мальчика за руку и потащил к стенду с фотографиями. — Это сделал он!

В ответ Сахемхет рассмеялся и жестом показал на свои глаза, потом на фотографии.

— Каждый их видел, — со злостью произнес иностранец, — как и пирамиды.

— Только вот он — больше сорока веков назад, — шепотом ответил я мужчине, — и не вижу причины ему не верить.

Турист нахмурился, покрутил пальцем у виска и вернулся к группе.

— Пойдем… — позвав юного спутника за собой, я помахал рукой в сторону другого зала. — Сутут…

— Ней… Сайат эт… — исправил он бесчеловечно хромавший мой классический древнеегипетский.

Для себя уже решил, что в отпуске посижу с «принцем» и составлю фонетический словарь языка Древнего царства. Мы прошли в зал, где готовилась экспозиция времен Джосера и Хуфу.

— Эй, Джон, куда его?

Я обернулся. Добровольцы-помощники из лаборатории ввезли саркофаг найденного нами жреца.

— Увезите его, — крикнул я, — быстрее!

Но было уже поздно: Сахемхет направился в их сторону. Он быстро заводил пальцами по надписям на боках и вдруг замер. Любопытство на его лице сменилось ужасом. «Маленький принц» закричал что-то надрывным голосом и, причитая, упал на колени. Вцепившись в каталку, мальчик громко зарыдал, произнося до боли знакомое мне имя «Птаххетеп». Казалось, что он просил у него прощение, или у меня складывалось такое впечатление…

— Эн! Эн! — он поднялся и попытался скинуть крышку.

— Спустите гроб и откройте, — попросил я испуганных работников лаборатории.

Подчинившись, они сняли крышку, положили ее на пустую каталку. Мальчик побледнел, увидев содержимое гроба, одними губами прошептал имя жреца и без чувств упал на пол. Я поднял его на руки и отнес в свой рабочий кабинет в запаснике, уложил на кушетку, сел рядом.

Детство Ахетмаатры из романа "В плену несбыточной мечты"

Месяц спустя, ранним утром сын фараона снова лежал на каменном берегу пруда и превращал лепестки лотоса в рыбок. Он давал им имена на аккади — языке, на котором его заставляли целыми днями читать и писать, и попутно наслаждался тишиной.

— Ахетмаатра, — холодно позвал его знакомый голос.

Мальчик вздрогнул. Он не ожидал визита учителя настолько рано. Принц поднялся, отряхивая и расправляя одежду. Хабасеф был не один: за ним шел бедно одетый мужчина средних лет с черными волосами и густой бородой по грудь. Ахет вежливо поклонился учителю и незнакомцу.

— Об тебя можно обломать все трости, что есть во дворце, — сурово произнес писец, — но ты не заговоришь нормально на чужом языке. Это твой раб. Теперь ты его хозяин. Он из Баб-Илима. Жить будет рядом с твоей комнатой. Ты с ним переселяешься в другие покои. Нашего языка он не знает, говори с ним на его, а он будет говорить с тобой.

Хабасеф развернулся и быстрым шагом удалился. Принц неподвижно стоял, изучая первого в жизни личного раба.

— Кто ты? — после длительной паузы неуверенно произнес мальчик.

— Эшайя, врач.

— Почему ты здесь?

— Не смог вылечить дочь начальника городской охраны. Меня не казнили, а продали, деньги отдали тому человеку. Ты Ахетмаатра? Мой господин?

— Да. Называй меня Ахет. Что я могу говорить тебе, кроме имени? Здесь никто, кроме Хабасефа, не говорит на аккади.

— Аккадиту, — поправил его Эшайя. — Так называют этот язык в Баб-Илиме. Зови меня абду.

Ахет понял значение этого слова, но так унизительно обращаться к умудренному жизненным опытом мужчине, к врачу, он не мог.

— Могу я говорить тебе аби?

— Нет. У тебя есть свой аби. Он любит тебя, заботится о тебе.

— Он ненавидит меня, — вздохнул Ахет. — Если бы любил, то не поднимал на меня руку. Он любит моих старших братьев. А вот и они. 

Во внутренний двор с криками вбежали юноши, окружили принца и аккадца.

— Почему не гадаешь на цветочке? — рассмеялся Хасехемуи. — А это что за оборванец?

— Мой учитель аккади, — Ахет предпочел ответить лишь на второй вопрос.

— Какой ученик, такой и учитель, — воскликнул Пентаур, исподтишка толкнул младшего брата.

— А мне отец подарил меч и колесницу с двойкой коней, — вставил свое последнее слово Рамсес. — А тебе вшивого учителя!

Под звонкий хохот братья побежали дальше, обрывая макушки у тростника и бросая соцветья в Ахета.

— Пойдем, аби, — принц взял раба за руку, — поищем наши новые покои.

Детство Рамиту и встреча его с Вивьен из романа "Рамет"

Мальчик шел по широкой главной улице к дому, вытирая ладошкой слезы. На запястье проступали бордовые пятна. Голод и жажда тоже давали о себе знать. Рамиту присел на ступеньки у парадного входа многоэтажного дома, обхватил руками ноги. Подъехала карета. Вышедший на лестницу швейцар пнул попрошайку ногой и крикнул: «Убирайся!» Ребенок отполз на ступеньку ниже, вжался в остывающий мрамор. Из кареты вышел хорошо одетый господин, помог спуститься девочке в пышном платьице. Она удивленно посмотрела на своего луксорского ровесника, потянула мужчину за рукав и произнесла на английском:

― Папа, дай денег этому мальчику. Он, наверное, хочет кушать.

Иностранец презрительно взглянул на бедно одетого египтянина, достал из бумажника купюру. Рамиту вскочил, попятился назад.

― Не хочешь, как хочешь… ― произнес чужеземец.

― Он не возьмет такие большие деньги, ― объяснил швейцар, ― чтобы не обвинили в воровстве. У нас суровые законы. Хотите подать милостыню ― сделайте это мелочью.

― У меня нет ее. Пойдем, Вивьен!

― Нет, папа! Не пойду! ― она рассержено топнула ножкой в лакированной туфельке.

Новому постояльцу не оставалось ничего другого, как зайти внутрь и разменять купюру. Девочка в ожидании отца подошла поближе к объекту своего внимания.

― Ты добрая, ― прошептал Рамиту на английском, достал из кармана большую золотую монету. ― Это тебе. Она будет охранять тебя от мира мертвых. Не теряй.

― Ты говоришь на моем языке?

― Да. Мой приемный папа научил.

― Приемный? А родной?

― Мои родители давно умерли. У меня есть только он.

Вивьен, не разглядывая монетку, спрятала ее в сумочку на поясе. Иностранец вышел из гостиницы, протянул мальчику мелочь, завернутую в накрахмаленный платок, несколько минут назад украшавший смокинг. Рамиту хотел снова отказаться, но девочка с силой затолкала сверток ему в карман.

― Бери!

― Благодарю, щедрый господин, ― поблагодарил мальчик на английском и убежал прочь, провожаемый пристальными взглядами Вивьен и ее удивленного отца.

Уже затемно, закутавшись с головой в одежду, Рамиту переступил порог своего дома. 

― Я волновался, ― сдерживая эмоции, прошептал Альфред, устало поднимаясь с постели и обнимая шатающееся иссохшее тельце. Встревоженный Браун обошел соседние кварталы в поисках мальчика, попутно выполнил и его просьбу. ― Я принес, что ты хотел. И где ты гулял до ночи? Больше не уходи так надолго!

Рамиту не ответил, лишь виновато склонил голову. Историк осторожно высвободил живую мумию из едва державшихся на плечах рубахи и халата, обернул бедра мальчика жатым льняным опоясанием, надел на шею и запястья простенькие украшения, принес закрытую корзину для пикника.

― Подкрепись.

Опустившись на колени, мужчина вытащил оттуда кошку, которая зашипела и попыталась укусить пальцы, крепко сжимавшие ее тело. Рамиту, улыбаясь иссохшими губами, погладил животное, прижался к нему. Кошка жалобно мяукнула и затихла. В руках Альфред держал мертвое существо, из которого вытянули жизнь до последней капли. Убрав труп обратно в корзину, отец взял мальчика на руки, отнес на постель, укрыл одеялом.

― Спи, мой малыш…

― Папа, поймай в следующий раз кого-нибудь покрупнее или две кошки, ― глухо прохрипела мумия. ― Мне мало этого.

Альфред вздохнул, погладил сына по голове, задул лампу, вышел из комнаты. Подняв одежду, Браун прошел с ней на кухню, начал складывать вещи на спинку стула. Из кармана со звоном посыпались монеты: он насчитал два десятка древнеримских и полсотни современных, завернутых в дорогой платок. И если появление миллиемов Альфред вполне мог понять ― Рамиту в его отсутствие попрошайничал на улице, то денарии и солиды вызвали у него недоумение: монеты, которым больше двух тысячелетий, на дороге не валяются и милостыню ими не подают. Где тогда пропадал этот ребенок? Что делал? И чего ждать от завтрашнего дня? Просидев еще с полчаса за столом, Браун решил утром выменять у ростовщика на древние монеты свои часы и купить про запас круп и сушеных овощей, о чем он забыл, обеспокоенный долгим отсутствием сына. А чтобы сокровище случайно не пропало, спрятал деньги во внутреннем кармане своего поношенного жилета.

И картинка для атмосферы: маленький Ахетмаатра: