...и рассказ рублей на десять, пожалуйста!

Кому-то история Николь покажется просто грустной, но очевидной. А кого-то потрясёт. Мой муж после этого рассказа впервые признал, чтоя — писатель. Хотя нельзя исключать, что он просто жалует только короткую художественную форму. Сегодня микро-повесть Николь можно дочитать до конца всего за 9,8 руб. Основную часть копирую сюда. А развязка по ссылке...

Глава первая: Болезнь

После болезни мы с мамой не обменялись ни словом. Конечно, она со мной говорит – говорит, постоянно. А я слушаю, и мои собственные слова так и переполняют всё у меня внутри, рвутся наружу, словно стая птиц из клетки. Но выхода не находят. Дверца заперта.

Болезнь намертво затворила эту дверцу. Ну почти.

Болезнь полностью изменила меня, хотя мне долго казалось, что я осталась совсем прежней. И я даже злилась, что другие этого не понимают. Устраивают трагедию. Плачут. Ну подумаешь. Вот же она я. Уже не прикована к кровати. Могу играть. Румянца нет, это правда. Мама всегда любила мой румянец. Но это ведь совсем не главное в маленькой девочке, верно? Сероватая маленькая девочка ничем не хуже румяной, тем более если она уже не кашляет, не покрывается потом от жара, не стонет во сне.

Я первое время даже радовалась. Ну да, теперь не получается говорить. Зато я могу столько всего, чего долго была лишена из-за болезни. Вставать, прыгать, носиться всюду, гулять! Мне казалось, обмен справедливый.

Потом, конечно, уже не казалось. Теперь всё не так.

Мама тоже изменилась за эти полгода. Осунулась, постарела. В ней осела ядовитым туманам какая-то тоскливая безнадёжность, свила себе гнездо в её сердце, обосновалась плотно и всерьёз.

Я делаю всё, что могу в моём теперешнем положении. Я чувствую себя виноватой. Это ведь из-за меня в её густых волосах пролегла седина. А у меня даже не получается сказать ей, как мне жаль. И от этого жаль ещё сильнее.

Конечно, мама меня ни в чём не винит. Она винит себя. Только себя. Постоянно.

Недоглядела. Запустила болезнь. Кто же думал, что простая простуда окажется воспалением лёгких, и что будут такие последствия? Мама в моём возрасте болела воспалением лёгких стабильно каждую осень, как другие дети болеют ангиной. И потому не считала эту болезнь опасной. Такой уж опасной. Способной на то, что она больше никогда не услышит голос собственной малышки.

Столько времени прошло, а она что ни день себя винит.

Только это у неё как-то странно трансформировалось. Теперь ей уже не так меня жалко, как себя. Вслух она этого, конечно, не признаёт. Спорит с пеной у рта с каждым, кто принимается вздыхать и её жалеть. С бабушкой, например. Но я-то чувствую: она и сама себя очень жалеет. Больше, чем меня. С каждым днём всё больше и больше.

И это, скажу я вам, весьма и весьма обидно!

Я же не могу быть всегда рассудительной и справедливой. Мне только восемь. Я – маленький ребёнок. Можно ведь и войти в моё положение?..

После болезни ни одной моей подружки не было у нас дома. Их родители, конечно, приходили – сначала часто, поддержать маму. Потом всё реже – потому что не знали, как её поддержать. Приходили без детей. Наверное, в своих уютных домах, где раньше я в гостях весело проказничала со своими сверстницами, они сажали их на колени после долгих расспросов о том, почему нельзя ко мне пойти или позвать меня на свой день рождения, и рассказывали, какая беда произошла с Николь. Или врали что-то. Кто как, наверное.

Но результат вышел стабильный – ни одной своей подружки после болезни я не видела. Оно и понятно, кому я такая нужна? Со мной уже не порезвишься, теперь я могу только огорчить любимое чадо, вызвать массу вопросов, слёзы и даже ночные кошмары. Кто же захочет подобного для своей малышки?

Приходится придумывать игры для одиночки, в которую я превратилась.

Больше всего я люблю теперь играть в саду. Особенно ночью, когда никто не знает, что я тайно выскользнула на улицу. Теперь я уже не боюсь простудиться. Даже если идёт дождь. Хуже уж точно не будет. Куда уж хуже?

Например, можно пугать кошку. Соседскую. У нас никогда кошек не было, мама считает, что они – источник инфекции. Миссис Копс так не считает, и её Ада часто разгуливает со своей инфекцией по нашему саду. Правда, она стала меня бояться.

Это потому, что я научилась очень тихо перемещаться. После болезни я почти ничего не вешу. И пользуюсь этим. Затаюсь за кустом можжевельника, будто меня и нет – и жду. Иногда довольно долго. Но в школу я теперь не хожу, подруг у меня больше нет, так что времени – хоть отбавляй. Как бы это ни было для Ады огорчительно.

Дождавшись, важно выскочить резко прямо перед ней и застыть – и тогда красота. Шерсть дыбом, глазища огромные, хвост трубой. Издаст дикий вопль и замрёт, будто парализованная. Пока снова не пошевелишься. Тогда её прямо ветром сдувает. И потом до завтра точно можно не ждать.

Раньше миссис Копс устроила бы мне за такие проказы головомойку, может, и с мамой бы даже поругалась. А теперь, если она вдруг случайно увидит, как я Аду пугаю – только вздохнёт, да перекрестится. Мол, помоги, господь, несчастной семье справиться с таким горем. А то и суп вечером маме принесёт, вроде как поддерживает.

Я к миссис Копс начала совершенно иначе относиться, с тех пор как после болезни перестала быть узницей пропитанной потом кровати.

Если честно, я за ней слежу. Поймите правильно, мне скучно и одиноко.

Но, по правде сказать, следить за миссис Копс – развлечение так себе. Она, даже если и помыслить не может о том, что я у неё под окошком притаилась и наблюдаю украдкой, ведёт себя так же скучно, как и всегда.

Глава вторая: Друг мамы

Он появился совершенно внезапно. Привёз Лорну, мамочку Дороти. Он её брат. Мамочки Дороти. Зовут Джо. Лорна пила с мамой чай и клала маме руку на плечо. Спрашивала, как она держится. Рассказывала, что Дороти по мне скучает.

Могла бы и привезти её с собой, раз такая умная. Люди – ужасные эгоисты.

Джо этот – особенно. Знаете, что он заявил? Что маме нужно проветриться! Например, сходить в кино. И уверяю вас – он имел в виду, что она должна сделать это без меня! Одна. Ну или с ним. На меня этот Джо вообще внимания не обращал, всё время. Будто меня и нет. То, что со мной случилось, не значит ведь, что я больше не существую! И что можно смотреть сквозь меня и звать в кино мою маму! Почему Лорна не рассказала ему, что сочувствовать надо, положив ей на плечо руку и горестно вздыхая, а не в кино заманивать? Нахал и грубиян!

А мама взяла и согласилась.

Серьёзно. Я, как услышала это – пулей вылетела из гостиной. Но, вообще-то, недалеко – обогнула дом и устроилась под окном. Реветь собралась. И подслушивать. А он в тот момент как раз говорит: «Как бы это сейчас ни выглядело, на самом деле твоя дочь хочет, чтобы ты улыбалась и жила дальше. Она только не может тебе об этом сказать».

Полегче, парень! Я сама знаю, чего я хочу!

Мама, конечно, должна улыбаться. Но не в кино с каким-то нахалом.

В общем, я обиделась на неё, когда на следующий день она с ним ушла. Вот так, взяла и ушла.

А я осталась с дедушкой.

Глава третья: Дедушка

Дедушка маму принципиально не замечает. Будто её нет. Он сидит безвылазно в своей комнате, всё больше смотрит в окно. И вспоминает о прошлом. До болезни я следовала маминому примеру: делала вид, что за закрытой дверью в конце коридора на втором этаже никого нет. Вообще-то, я даже боялась туда заглядывать.

Дедушка так давно сузил свой мир до пределов одной этой комнаты, что взрослые начали потихоньку забывать, что дедушка был и всё ещё тут. Нет, мама, конечно, иногда в его комнате убирает, и всё такое прочее. А бабушка, когда к нам приезжает, даже приносит ему конфеты. Только дедушка никогда их и пальцем не трогает. И то правда; ну зачем дедушке сейчас эти конфеты? Да ещё и шоколадные? У него все зубы выпали, ещё когда он, кряхтя, ходил по всему дому и брюзжал с утра до вечера.

Бабушка его сначала из своей квартиры выжила, повесила дочери на шею, а теперь вот – конфеты. Мама тоже всегда кривится, когда их видит. Потому что мама – женщина рациональная. Она же знает, что дедушка эти конфеты ни разу не взял, вот и не понимает, зачем этот цирк. Впрочем, бабушка у нас всегда была своеобразной.

А дедушка оказался совсем не страшным. После болезни я уже не боюсь проникать в его вечно закрытую комнату. После болезни я уже вообще ничего не боюсь.

И ещё я могу с дедушкой разговаривать. Да-да, я тоже удивилась. С мамой – не могу, хоть ты тресни, а с дедушкой – сколько угодно. Значит, что? Значит, что пройдёт время – и я смогу говорить и с мамой! Нужно только набраться терпения!

Только она должна хотеть так же сильно, как и я. А не ходить в кино.

Дедушка сказал, что я – паршивая эгоистка. И что мне пора повзрослеть. Потом, правда, смягчился. Говорит, что по опыту знает, как быстро люди забывают про самых близких и даже родных, если те перестали вести привычную жизнь. Если кто-то уже не такой, как раньше – его отсеивают. Сначала немножечко по нему прошлому поскучают, а потом наладят свою жизнь. И тебя с твоими странностями из неё вычеркнут.

Вот неправда. Мама никогда обо мне не забудет, вообще-то, она первый раз за полгода пошла куда-то гулять. А всё остальное время мама только и делала, что не забывала обо мне. Так что не нужно тут развивать упаднические теории. То, что все забыли про существование дедушки – так это он сам виноват. Так достал всех, ещё пока были силы бродить по дому – конечно, теперь, когда его не видать и не слыхать, все делают вид, что так и задумано. Даже и с облегчением.

Дедушке вон сколько лет, а мне восемь. Нужно же понимать разницу.

А мама вернулась такая довольная. И сразу начала мне всё-всё рассказывать.

В общем, я простила Джо.

Глава четвёртая: Начались проблемы

А зря. Джо решил, что это хорошая идея – гулять с мамой. И она теперь всё время пропадает, оставляя меня с дедушкой. А он хоть и не страшный, но до ужаса скучный. И Ада стала наш сад обходить десятой дорогой. Сплошное расстройство.

Из-за своих гуляний мама стала мне реже читать вслух. После болезни она что ни вечер приходила в мою комнату, ставила на тумбочку у кровати кружку горячего молока с мёдом, брала одну из моих самых любимых книжек, и читала, читала, читала.

А теперь только раз за неделю пришла, в четверг. Да ещё и быстро уснула.

Я так расстроилась, что стала её ругать. Словами. И получилось! Они, правда, выходили натужные, кряхтящие, словно чужие – так, что мама сначала захмурилась. Но я объяснила, что могу пока только так, и надо бы радоваться, что у Николь хотя бы и хриплым шёпотом, но что-то сказать получается.

Тогда мама принялась радоваться. Даже бабушке побежала звонить. Вопила в трубку:

– Николь со мной говорила! Честное слово! Я слышала её голос!

Я стояла и таращилась на неё во все глаза. Потому что она уже и забыла от счастья, что я ей, собственно, пыталась донести. А опять у меня не получилось – слова застревали по дороге.

Мама так разволновалась, что читать мне уже не вернулась.

Она вообще сделала странное.

Налила себе на кухне вина и начала его пить в одиночестве. Дверь только закрыла, чтобы я не увидела. А я подсмотрела в окно. Мама думала, что я уже сплю, и окно не завесила.

Бабушка на следующий день приехала, и они долго разговаривали. Мама радовалась, а бабушка пыталась её умерить. Втолковать, что пара хриплых слов – это совсем не значит, что всё может стать как прежде. И что маме пора бы уже с этим смириться. А не несбыточные надежды тут разводить.

Тогда мама взяла и рассказала ей про Джо, вроде как уже смиряется.

И моя собственная бабушка, вместо того, чтобы втолковать, что бросать ребёнка после такой болезни, ребёнка, у которого проблемы, которого и так все другие деликатно бросили – очень плохая затея, взяла и стала про Джо расспрашивать. А про меня и мои хриплые слова они вовсе позабыли.

Я подслушивала, вжавшись в стенку, а потом выскользнула из комнаты и удалилась в сад. Придаваться скорбному одиночеству.

Ну и заладили со своим Джо. Противный он, вот что. И гадкий.

Глава пятая: Забытая девочка

И становилось всё это хуже что ни день. Раз они отдыхать даже на целую неделю без меня уехали. В палаточный лагерь у озера! Я, конечно, умом понимаю, что мама теперь пуще огня боится меня простудить, и, конечно, спать на земле в специальных мешках и бегать в туалет под ночным ветром – идея так себе. Но я-то знаю, что уже ни за что не заболею воспалением лёгких! А ещё я знаю, что Джо меня взять даже не предложил.

Потому что я опять подслушивала.

Тайно. Мама серьёзно со мной поговорила и попросила давать им с Джо уединяться. Объяснила, что её смущает моё присутствие, когда она так себя ведёт. Тогда я на неё смертельно обиделась на всю оставшуюся жизнь – до самого вечера. Потому как я думаю так: не хотела бы, не вела бы, вот что. А на деле выходит, что она прячет от приятеля свою убогую теперь бессловесную дочку. И ей самой без стеснения про то говорит. Чтобы не смущала.

Я уже догадывалась, к чему всё это приведёт. Мама всё больше времени уделяла Джо, и всё меньше меня замечала. Потому как у неё жизнь забила ключом – понимать надо, так говорит дедушка.

Похоже, и он на маминой стороне.

Я сначала сердилась на дедушку. А потом совсем его сразу простила.

Потому что дедушка, оказывается, с ума сошёл. А как же можно тогда обижаться?

Я это поняла, когда он мне всерьёз предложил уйти из дома и дать маме прожить её жизнь без камня на шее.

Представляете?

Решил, что, если я брошу маму и пропаду, она спокойненько это примет и продолжит с Джо веселиться! Такой вроде мудрый да взрослый, а городит чепуху полную. Вообще-то, ещё бабушка говорила, что у него с головой не всё в порядке, но я думала, это она со зла. А вот оно как.

– Да она уже не замечает самого твоего существования! – увещевал сердито дедушка.

Я закивала. С сумасшедшими спорить нельзя. Сказала, что подумаю.

И стала пореже к нему заглядывать.

Вдруг он буйный теперь?

Но вот что жутко – по поводу мамы дедушка был прав. Прошёл почти год с тех пор, как этот противный Джо пришёл впервые в гости, и мама действительно в некоторые дни вела себя так, будто меня и нет вовсе.

Никогда бы не поверила в такое про маму. А она взяла и сделала.

А потом я и вовсе подслушала нечто ужасное. Как Джо уговаривает маму переехать!

Глава шестая: Переезд

Если честно, я сначала обрадовалась. В новом месте будет так много развлечений, даже если не говорить, сколько всего посмотреть можно! И вдруг найдётся кто-то, кто готов играть с молчуньей?

Я сказала маме, что я не против. Изо всех сил постаралась, чтобы она меня услышала. Сама среди ночи юркнула в её комнату (мне почему-то было проще с ней говорить, если она не смотрела на меня, а закрывала глаза) и объяснила, что переезжать можно, только потом стоит общаться не только с Джо, но и со мной.

И тут мама заплакала и сказала:

– Конечно, я буду тебя навещать, моя девочка! Конечно, буду!

И тогда я поняла, что брать меня с собой никто не собирается.

Глава последняя: Прощание (ваши 9,8 руб очень порадуют автора! )