Бирюза

– Так что там с Рюбзелем-то? Расскажите? – выпытывал из них Иль.

– Слишком долго говорить придётся, не люблю это. Но время у нас много. Скоротаем небольшой историей про нашего дорогого друга. Одного из выдающихся нашего племени – наконец решился Ревзиль, присев около Иля на мягкую листву.

Впервые, он родился за долго до того, как началась война глупых распрей между народами. Вспоминать тошно. Эльфы тогда ещё тоже жили на своих землях и не думали её покидать, а Ил-Лейн имела меньшую власть, нежели в наше время.

Маленького пройдоху достали из кокона раньше положенного, а всё потому что, он совсем не двигался внутри его стенок, словно замер. Дыхание было никудышное, думали отправится к предкам. Маленькое тело казалось слабым, хрупким, как и жизнь, которая не поспеши, вскоре навсегда угаснет. Его безотлагательно показали элийфцам, а те в свою очередь своим предкам – матийским шаманам. В маленького фириуса вдохнули жизнь с помощью живительной магии, данной по рождению матийским колдунам. Малыш воспрял духом, стал дёргать ножками и хоть как-то заявлять о себе.

Так и началась жизни маленького фириуса, некогда наречённого Бирюзой: из-за цвета его ярких глаз, мы же звали его Рюбзель, на своём языке. Я ещё успел затронуть те давние события, но моя жизнь медленно угасала, поэтому мне не удалось застать взросление живца. Об этом пути я узнал после – во время перерождения в коконе.

Связанные общими узами, мы видим и слышим жизнь, что связана со всеми нашими соплеменниками. Коконы дают нам возможность прожить и чужую судьбу, рассказывают о мире, его событиях за пределами наших лесов и даже земель миролесья. Открывают неизведанное, в отсутствие тела в нашем мире. За то не долгое время пока мы там покоимся, с нами происходят яркие изменения, преображения. Перерождение даёт нам новые знания, передаваемые из поколения в поколение от других фириусов, и открывает множество тайн. От того мы так много знаем о происходящем в этом полном загадок мире.

Вы, вероятно, скажете: «Ведь фириусы рождаются уже взрослыми – какое детство могло сложиться у новорождённого Бирюзы?» А я отвечу: «Да, так и есть, вы ни в коем случае не ошиблись».

Но есть одна примечательная и очень заметная деталь, удивившая всех лесных обитателей – этот пройдоха имел отличительную особенность, вздыбившую нашу шерсть. Он родился человеческим ребёнком – совсем иным, в отличие от нынешнего происхождения всех фириусов. В этом есть некое чудо, доселе не происходившее, и удивлению нашему не было предела.

На радостях проявления жизни, мы забрали его к себе в леса и стали растить. Но совсем не имели представления каким образом обращаться с таким дитём. Он постоянно гадил и невероятно горько от плакал по пустякам. Наши нервы не выдерживали. Звонкий плач раздавался по всему лесу, от чего бросало в дрожь даже самого могучего из нашего рода. Мы не могли ничего с этим поделать. Нам оказалось не под силу совладать с этим существом: мы не знали даже самого простого – чем его кормить. Рюбзель от всего отказывался, чтобы мы не предлагали, глядя на нас голодными глубокомысленными глазами. Однажды Бирюза подавился куском фрукта и чуть было не задохнулся, к нашему счастью его спасло то, что наш брат Ревзиль по велению случая, шлёпнул его по спине. Малыш выжил благодаря нелепой случайности, срыгнув кусок.

Тогда мы собрали совет и совместно решили, отдать его эльфам на воспитание. Этот народ всегда нравился нам больше. Их доброта и светлая душа – нежели элийфцев – близка нам по духу, по крови, по тем незримым нитям, что связывают родственные сердца. Они никогда не отказывали, а взамен, ничего не просили. Со вторыми мы не особо дружили, хотя тесно связаны магией.

Элэйф (эльфы) радушно приняли нашу просьбу. Для них имелось честью принять такого малыша на воспитание от матери природы. К нашему счастью у них нашлась «подсадная» мать, которая уже кормила одного маленького прожорливого дитёнка. Она с радостью взяла фириуса к себе под крыло и стала кормить своей набухшей грудью.

К великой радости, наш малыш рос быстрее, чем её родной сын и уже вскоре, вовсю бегал, точно так и должно происходить. Шло время – дитятки росли. Бирюза уже во всю помогал матери по дому, пока его сводный брат только научился ходить. Рюбзель к счастью оказался быстр и ловок, умел взбираться на деревья, прыгать по веткам, плести корзины, собирать фрукты, любил копошиться в земле. Эльфийка никак не могла нарадоваться такому помощнику, порой она не успевала уследить за маленьким прохиндеем, как тот что-нибудь да вычудит. Когда за целый день силы покидали женщину в борьбе с этим неугомонным разбойником, она искала поддержки со стороны.

Вскоре Бирюза обучался стрельбе из лука – излюбленного оружия эльфов. Ему пришёлся по нраву искусный атрибут воина. Он стал подолгу увлекаться его основам и уже через год постиг мастерство в полной мере. Его младший брат едва научился говорить, а наш непоседа вовсю постигал ремесло ратного дела, обучаясь у эльфов их неизменной манере ведения боя из тени.

Мать исполнила свой священный долг, более не в силах удержать Бирюзу, передав проказника воинам эльфийского братства. Она больше не могла найти занятие для Фириуса по его предпочтениям, как и другие эльфы деревни. В дальнейшем мастера скрытности назидали мальчугана тайнам этого интересного, но тяжёлого дела. Его отправляли на задания в другие земли, дабы набраться науки и разума, найти для себя верные решения, научиться работать слаженно с другими мастерами братства. Поэтому Бирюза стал много путешествовать, его ловкость и прыть, открывали новые горизонты в его познаниях, которыми эльфы не смогли овладеть.

Прошли годы, мальчику стало не интересно сие ремесло, приелось подобно ежедневному блюду. Он решил покинуть братство и отправится к элийфцам. Бирюза знал, что только войны Элий обладали куда большими знаниями и могучими силами нежели могли ему предложить эльфы. Но элэйф пытались отговорить невежду, просили не уходить, даже привели собратьев, дабы мы попытались отвадить, от бездумных поступков. Но Рюбзель не считал себя одним из нас, он рос вне наших обычаев и учений, не умел обращаться в других существ, старался всем походить на людей, хотя имел в арсенале ловкие повадки зверя.

Мы знали о его поисках – о поисках своего места в жизни и её смысла. Бирюза учился понимать мир по-своему, а мы посчитали не праведным держать его взаперти. Испокон веков наши собратья слыли вольными: ничто не мешало им вершить свою волю. За этим, держать собрата не стали, но напутственное учение дать обязались, а так же, поставить на путь истинный. Но не облагоразумил наш чертяка, отвернулся от слов мудрых, да пошёл своей дорогой. С того времени стезя испытаний его, вела длинная, и поучительная.

Он всюду искал для себя новое, неизведанное, хотел впитать в молодецкую голову течение разных знаний, словно имел внутри себя пустоту. Кокон не дал ему ничего нового, ни каких новых знаний как поступал с другими фириусами, словно изгою сей стаи. Но таковым мы его не считали. А любили нашего непослушного непоседу, каким он есть, даже больше многих из себе подобных, из-за его особенных черт.

Некоторое время Бирюза имел сдержанность в высказываниях, казался милым и приятным, но отнюдь с возрастом поменял привычки к таким проявлениям, стал грубить и резко реагировал на многие учения, подстать морали. Человеческие принципы и желания преобладали более, нежели выделялись наши черты, а настойчивость в ратном ремесле, закаляла характер не прогибаемого воина.

Элийфцы, пусть и скребя зубами, но взяли юного фириуса в ученье. Народ они сдержанный, посему великодушно стерпели выходки Рюбзеля. Шебутной парень часто пренебрегал обычаями элийфцев, поступал как вздумается, не слушал старейшин. Горячая кровь играла в его теле слишком ярко, нежели слушала голова добрых помыслов. Обговорив, они решили проучить молодого непослушного наглеца и заперли в клетке, подобно зверю.

Заключённый смиренно влачил дни одиночества средь холодной обители тихо безропотно, иногда про него попросту забывали на несколько дней. Одна лишь девочка помогала юнцу едой и добрыми разговорами о жизни. Со временем, они подружились.

Дабы решить его беду с заключением малышка лет двенадцати взяла с юного фириуса обет – ибо он должен вести себя как подобает ученику, не упрямиться. Тогда его обучение продолжится, а девица, постарается выхлопотать для них совместные тренировки, чтобы заниматься рука об руку. Являясь принцессой и одной из учениц воинов элий, девочка собиралась молить племя, дать Рюбзелю возможность исправиться, показав с лучшей стороны.

Переступив через гордость, фириус согласился и даже приклонился перед ней, пообещав стать лучше и слушать во всём наставников. Юная Мирилиль, приняв данное слово, просила за фириуса, дабы над ним сжалились и простили глупца.

Наставники дали согласие, но нарекли своё благородство последним. После этого Рюбзель вёл себя неприкаянно, шёл на поводу девочки, которая поучала его во многом, вместе с мастерами элий. Так юный Бирюза стал учиться уму разуму и набираться новых навыков во владении клинком и другими разного рода орудиями.

Мирилиль и Бирюза росли вместе, пусть он и был на много старше девочки, постоянно слушался её, подобно матери. Он обрёл в ней некую отдушину – тихую гавань для уставшей души. Её голос успокаивал, как шум весеннего ручья, а светлый образ навсегда запал в сердце. Бирюза часто ходил за ней по пятам, словно заплутал во тьме, выискивая путь на поверхность.

Пока они росли вместе, прошло много лет, и некогда девочка слала прекрасной девушкой, а юный фириус остался всё тем же незрелым шалуном. Он словно застрял во времени и совсем не менялся. В ратном деле они стали под стать друг другу, не уступая первенство, но девушка всё же преобладала в магии, которой Бирюза не владел, но заменял прытью. Этого сколько он не старался, было не постичь. Магия обошла его стороной, словно затеяла злую шутку, играя в свои смутные игры. Но девушка успокаивала друга, стараясь отвлечь чем-то другим, не заостряя на этом внимание, дабы не давить на больное Бирюзы.

Дружба парочки переросла в любовь, столь очевидную, сколь невероятную связь, что даже самый слепой из элийфцев замечал этот не добрый союз. Как обычно и бывает во всех «добрых сказках», об этом узнал король. Естественно он не обрадовался такому пороку, ведь уже давно нашёл партию для любимой дочери. Он вызвал наглого фириуса и предложил тому отправится в родные леса. Но Рюбзель был не глуп, он знал, для чего понадобилась эта затея.

В конечном счёте, Бирюза отказал королю, надменно указав, что его леса охраняются нашими законами, и он не вправе отказывать хранителям леса, отдав дочь одному из них. Король же пребывал в ярости от наглых слов фириуса и велел казнить за поганый язык. Ему было наплевать на неприкасаемость защитников зеленолесья Ил-Лейн. Элевеста считал королевское слово выше, посему это оправдывало его поступки, наряду с проступками, которые в дальнейшем народ ему простит.

Бирюзу заковали и бросили за железную дверь. Он ещё сутки сидел в тёмной клетке и ждал своего правосудия, размышляя о необдуманной прихоти.

Принцесса приходила проведать своего любимого и пыталась просить Рюбзеля отречься от своих слов, решив спасти дорогую жизнь. Это случилось единожды, когда он отказал девушке. Верный себе фириус не хотел идти на поводу у короля, взирая его предрассудкам. Мирилиль долго плакала после слов возлюбленного, она не находила себе места и решилась на глупый поступок.

День тот сиял ярким солнечным светом, никак не располагая к плохим намерениям. Много народу собралось тогда. До селе, элийфцы не припоминали, дабы король лично присутствовал на казни и взирал на сие деяние, вершив своей рукой. Нас фириусов, не пригласили и даже не оповестили о вздорном проступке сородича.

Рюбзеля привели поникшим. Склонив голову, последними его словами стали слова неповиновения его величеству. Владыка сего королевства осклабился презренной ухмылкой, чувствуя власть над узником. Таково решение принималось во благо своему тщеславию и достоинству, растоптанному в тот злосчастный день отказа. Преподать урок народу всегда полезно, дабы избежать недопониманий с подданными, пытающихся явить королю свой протест.

И вот, настал момент казни эгоистичного подлеца. На высокой поступи его ждала виселица. Король не хотел заливать кровью, жестокостью и безрассудными расправами виновного, он решил наказать его более мягко, дабы смотреть в наливающиеся кровью глаза пленного и его скорчившееся от боли лицо.

Бирюза взошёл на место, где ему предстояла казнь, и, глядя на короля, наполнялся к нему ненавистью. В толпе и рядом с ненавистным королём он искал глазами возлюбленную, но не нашёл. Даже среди зевак её не оказалось. В сей тяжёлый момент, Бирюза почувствовал одиночество и боль, сковывавшие его сердце, но взяв себя в руки, смирился. Желал быть сильным до конца, даже перед смертным приговором судьбы. Рюбзелю накинули петлю на шею и затянули покрепче. Уже тогда он почувствовал тугую смерть, обволакивающую его жизнь. «Я готов» – решил он.

По команде короля, из под ног бедняги вылетела «кобыла», сдерживающая тело от скорой смерти и тут же петля затянулась. Связанные сзади руки не давали схватиться за верёвку, пытаясь отсрочить смерть. Ноги искали опору, дышать стало невозможно. С каждым движением болтающегося в агонии тела, чувства покидали Бирюзу! Глаза едва различали зрящих, но слух не подводил. Он отчётливо слышал… Слышал эту мертвецкую тишину замолчавшей толпы, с ужасом глядевшей на жалкое зрелище.

Внезапно, позади, с криками отмщения появилась Мирилиль. Она вонзила в ничего не подозревающего отца острый клинок со спины, пронзив во всю его длину. Он завопил от боли, не ожидав предательства, но узрев дочь, заулыбался. Испуганные глаза девушки, казалось обуяла злость и печаль одновременно. Она тяжело дышала и дрожала, веруя в справедливость своих намерений.

Король никогда не славился слабым и никчёмным стариком. Его истину скрывала маска, застилая собой непоколебимую силу. Его рука не вздрогнула, а ум не помутился. Схватив дочь за шею, отец не убоялся запретной алчности, сдерживаемой долгие годы, — принести в жертву женщину королевского рода ради собственного спасения. Светлый король призвал магию чёрного естества, обратив её к порочным целям. Те, кто ещё недавно трепетал за судьбу Бирюзы, теперь, забыв о его трепещущем теле, в благоговейном ужасе взирали лишь на своего властолюбивого повелителя.

Тёмная магия стала поглощать жизнь юной принцессы, перетекая к королю. Его рана принялась заживать, а тело молодеть. Некогда тайная магия, передаваемая сотни лет, раскрыла свой истинный облик, обнажившись в свете и во всей красе. В тот миг король пребывал вне себя: его тело источало смрадное сияние, а дикая улыбка, застывшая на лице, проникала в самую глубину души, леденя кровь зрителей. В чём заключалось такое резкое изменение в поведении короля, никто не внимал, оттого пугал тот облик куда сильнее, чем любая виселица.

Бирюза, едва пробиваясь глазом к свету, пытался разглядеть возникший шум в толпе: чуть оживился шире раскрыл глаза. Его оживил резкий голос возлюбленной, доносящийся уже из-за стенок Альтернии. Тело принцессы иссыхало, словно зелёный росток на печёном солнце и всё больше походило на мрачную старуху.

Сердце Бирюзы всколыхнулось, а кровь игриво заиграла в жилах. В теле появились силы и непреодолимое желание убить презренного мучителя. Долгом фириуса являлось спасти любимую от смерти. Во что бы то ни стало… Любым способом… Любой ценой. Подобно истинному фириусу, Рюбзель всем сердцем стремился защитить прекрасное, не дав волю злодею. Ярость накатила волной, затмив разум. Из тела вырвался голос ненависти и боли, горечи и сострадания, стенающий злобой и ярой дикостью. Тело постепенно стремилось меняться. Верёвки на руках и шее не выдержали и лопнули, освободив из своих сдерживающих пут.

Его тело набухло, кости хрустнули, а кожа лопнула, разорвав человечность в клочья. На свободу вырвалось чудовище, в один миг, превратив площадь в кровавое месиво.

Бирюза, не щадя народа, ринулся спасать любимую. Толпа взмыла визгом разбегаясь в ужасе, от увиденного. Первые ряды разорвало когтями прежде, чем успели опомниться их головы. Черепа треснули под ударами лап, разбрызгивая кровью на кричащих женщин. Воины элий сверкая доспехами, рухнули, как жестяные погремушки. Остальные, не успев ничего предпринять, лишь спасали тех, кого могли, из-под когтей дикого чудовища.

Балаган развязался не на шутку. Воздух загустел от медного запаха крови. Даже тучи обагрились от дурного знамения.

Быстрым рывком и сильным ударом, зверь отбросил короля в чащу леса, схватил возлюбленную и скрылся в лесу. Король не поспел за ними вслед, посему не стал преследовать. Наверняка надеялся на отмщение и скорую встречу.

В глубине чащи, Бирюза долго проливал слезы на тело умирающей Мирилиль. Она тяжело дышала, пытаясь говорить, но каждое слово давалось ей с трудом.

– Ты такой красивый… Хватит... реветь, – прошептала она, сжимая его когтистые пальцы. – Сама... виновата. Не стоило перечить отцу.

Её жизнь быстро ускользала из его лап. Сжимая ссохшуюся руку девушки, Рюбзель будто мог вдохнуть в неё жизнь одной только силой отчаяния. После смерти, Бирюза ещё долго сидел над бренным телом принцессы, так и не в силах ничего изменить.

Простившись, он похоронил принцессу под высоким красивым деревом и просидел там ещё несколько дней, в раздумьях и воспоминаниях. Обратившись маленьким котом, он ушёл в леса и плутал в одиночестве. Его терзали сомнения о том: «Стоит ли мстить королю?». В одиночку он не мог ничего предпринять против могучего колдуна. Такой силе ему точно не противостоять. Поэтому Рюбзель оставил всё как есть, обратив случившееся поучительным уроком от судьбы.

Одиночество стало его единственным спутником, а жизнь – вопросом без ответа. Бирюза существует, но толком не живёт, будто застрял в промежутке между смыслом и пустотой. Каждый день новое противостояние задуманному богами: зачем просыпаться, если самое дорогое для чего хотелось существовать, утрачено? Мир продолжает вращаться, но беспочвенное брожение в слепой безвестности кажется случайной ошибкой, которую никто не торопится исправить.

Сам не подозревая, у Рюбзеля открылись новые горизонты. Судьба теперь ведёт его дорогой, о которой он не догадывается. Надеюсь и верю, он вскоре примет неизбежное. Жизнь хочет от него большего, посему терзает его хрупкое сердце.

Ведомый дорогой, в пути одиноком,

Жизнь яркой откроется песнью, глубокой.

Падение новые раскроет стремления,

Затем ты живёшь? Чтоб стать наважденьем.