Закрутилось-завертелось
Автор: Смотритель ДальМиновал конкурс «Произведение по заявке», где я, грешным делом, не преминул поучаствовать. Ниже я подробно опишу и интерпретирую написанный текст, который, кажется, мало кто понял.
Ссылка на рассказ: https://author.today/work/432312
Заявка выпала интересная (автор — Анастасия Стеклова):
Жанр – Фантастика + что-нибудь ещё
Примерный сюжет – Герой по каким-либо причинам попадает во временную петлю и живёт в бесконечном Дне сурка. Однако он наслаждается жизнью, смотрит все любимые сериалы, пробует множество хобби, путешествует, ну и т. д., словом, ему очень хорошо. Однако скоро появляются некие силы, которые по вполне разумным причинам хотят героя из его бесконечного рая вытащить.
Персонажи – Герой (мужчина, женщина, может ребёнок или подросток, или пенсионер вообще), противники его образа жизни (боги, спецотряд, супергерои, кто угодно)
Примечания – Без открытой концовки: либо вытащили гг, либо он от всех отбился, либо сам передумал или погиб насовсем.
В самой задумке уже присутствует интенция преодоления штампа: ведь обычно, попав в День сурка, герой желает из него выйти — а здесь наоборот. Я охотно подхватил этот настрой: ведь деконструкция — наше всё. Меньше всего хотелось писать очередной рассказ с временными петлями и со всеми избитыми ходами…
Первым делом надо придумать концепцию. Если временная петля — это круг, то как можно выразить это на уровне текста? Передать саму идею замкнутости, закольцованности. В музыке это было бы просто: форма рондо. В поэзии — реверсы. Уже близко, но слишком сложно. Ещё один шажок в эту сторону — и вот оно, решение. Палиндром — замыкающийся сам на себя текст, чистое торжество формы.
Так возник литератор, главный герой. Который и сам палиндром: Натан, Nathaniel Leinahtan. Наполовину мёртвый, потому что нельзя оставаться живым в остановленном времени.
Что же может быть полной противоположностью палиндрому (опять же, на уровне формы)? После некоторых раздумий я решил, что ничего лучше гетерограммы (текста с неповторяющимися буквами) не подойдёт. Так родилась Эвелина Софья Грук — противоположность палиндрома. В её фамилии уже содержится анаграмма «круга», из которого она так хочет вырваться.
Основные темы определились: рассказ о любви и творчестве. Осталось придумать «некие силы», которые должны пытаться остановить временную петлю. Что может быть противоположностью любви и творчеству? Конечно, война. Так у желания литератора остановить время сразу возникала логика: ведь война всё смоет, пройдётся катком — и по нему, и по возлюбленной.
Время действия напрашивалось само собой: что может быть лучше кануна Первой мировой? Оставалось нащупать манеру повествования. Вообще, я всегда пытаюсь сделать так, чтобы стиль был адекватен герою: так, например, в романе («Остров первого вздоха») у меня герой иронично-умный — и стиль его копирует; или в рассказе «Сон», где главный герой — мальчик, всё прозрачное, образное. Здесь же герой — писатель, ещё и из серебряного века. Поэзия, мистика, спиритические сеансы — и я решил включить Набокова.
Постфактум, главным героем произведения, наверное, получился язык. Как у Мандельштама: «Сохрани мою речь навсегда…» И литератор здесь — лишь замочная скважина, чтобы пропустить через неё луч всех этих языковых игр, а заодно подсмотреть в щёлку истории.
Само же повествование развивается на нескольких уровнях:
Литератор останавливает время посредством «идеальной формы»: палиндрома. Он пишет на бумаге текст, а затем «проживает» его — и ему этого достаточно (да, локации разные — в зависимости от изначального текста, но время всегда одно и то же — до 28 июля 1914 года, +- несколько дней). Он влюблён в Таинственную Роковую Женщину и готов вечно пребывать с ней в этом искусственном раю — потому что с ней как минимум нескучно, да и вообще сердцу не прикажешь. Но тут что-то в его системе начинает ломаться. Появляется поручик Сгонорель — третья альтернатива. И в сердце мадам закрадывается сомнение: что-то здесь не так, все они «ходят по кругу», «не живут». И так постепенно она проходит путь от полного неприятия войны («Дикость») до ухода в сёстры милосердия — тем самым пытаясь вырваться из круга. К слову, на поручика она зря надеется — он хоть и «вперёд» летает, но тоже всё по кругу (названия его летальных аппаратов — имена кругосветных путешественников). Попутно она останавливает граммофон — то есть из пространства проживаемого текста попадает в пространство реальности, меняя их местами, — и время начинает идти. Финал однозначен: литератор ещё раз пытается закольцевать время, но у него не выходит, — а все мы знаем, что случиться с миром и Россией в ближайшие годы. На уровне формы это отражено в последнем палиндроме-оборотне (обожаю этот термин!), а также в произведении, которое знакомо всем музыкантам: «Болеро» Равеля — танец, который бесконечно повторяя одну и ту же мелодию, в конце преображается в жуткий милитаристский марш. Мораль: никакая любовь неспособна существовать в тепличных условиях, птичка всё равно выпорхнет на волю.
Здесь их пруд пруди, дай бог не потонуть в этом болотце. Прежде всего, это, конечно, всякого рода круги: танцы, пустые карусели, пластинки, обручи, а также запрятанные поглубже: идея вечного возвращения Ницше или спирали Гегеля, ключ в томике Данте (круги ада), уже упомянутые кругосветные мореплаватели, стихотворение-перевертень, которое читает Хлебников (автор первого стихотворения-палиндрома). Важную роль играет музыка: танцы задают темп — последнее страстное танго в Париже, суетливый фокстрот в Америке, ностальгический вальс в России, а затем музыка меняет смысл на Блоковский (эссе «Интеллигенция и революция» (1909)): она становится «гулом истории», а оркестр разгоняют. Сам главный герой Натаниэль («дар Божий») всё время сравнивается с богом, и это, конечно, идея Скрябина (а у того в свою очередь — ницшеанская) — именно его он слушает, когда впервые приходит к идее создания формы. Но вместе с тем есть в нём многое и от Набокова: в Питере он живёт ровно напротив его дома, а в тексте, который он писал в блокнот, есть пара недвусмысленных отсылок: цитата из «Весны в Фиальте», усадьба «Лужинка», сачок для бабочек. Да и весь этот винегрет цитат в «Бродячей собаке» — словно диалоги из романа «Дар». Мораль: автор заигрался с отсылками.
Фигура возлюбленной — это творчество, как оно есть. Это всегда процесс, его невозможно поймать, остановить, запереть в золотую клетку (птицы там, как известно, не поют). Натан пытается удержать в руках этот огонь, но он обжигает его и в итоге ускальзывает прочь, оставляя ни с чем. Потому что литератор нарушает главную заповедь художника: «не спи, не спи, художник, не предавайся сну…» Нельзя закрыться от времени, от истории, уйти в башню из слоновой кости — и продолжать творить. Такое искусство мёртво. Мораль: творчество невозможно в безвоздушном пространстве.
Таким мне видится этот текст. К каждой из частей есть музыкальное сопровождение — его можно послушать в плейлисте у поручика Сгонореля.
Возможно, тексты надо делать проще (особенно если хочешь побеждать на конкурсах), но это почему-то никогда не было в списке моих главных приоритетов. Амплитуда оценок вышла интересная: за соответствие заявке от 1 до 10 — красота. Очень по-палиндромному, я доволен.