"История о двоих". Послесловие.

Добрый вечер! Всех не равнодушных с Днём Звёздных Войн! Ну а я, пользуясь случаем хочу вынести отдельным постом послесловие из "Истории о двоих". В принципе, оно вполне самодостаточно, и можно ознакомится и так. Просто забавно всё это перечитывать, спустя двадцать лет :)

"История о двоих" в том виде, в котором вы её только что прочли, - это переосмысление очень старой авторской истории. Написанной мной ещё в юные школьные годы, когда я, как и все, был влюблён. Первое по-настоящему искреннее и чистое чувство.

Девяностые подходили к концу, люди только-только начинали выбираться из непроглядной чернухи и голода. Сразу скажу - далеко не все. Кому посчастливилось работать на предприятии, которое представляло хоть какую-то ценность для разваливающейся экономики (стремительно прыгнувшей с запасного пути на рыночные рельсы, да так и рухнувшей в кювет), смогли выжить. И даже приумножить состояние. Неплохо было и тем, у кого хоть что-то было за душой: квартиры от родственников, садовые участки, гаражи. В общем, летом огород - всё, на рынке за картошкой не толкаться.

Нашей семье не повезло. Мы как раз переезжали из маленького захолустного городка Нижняя Тура Свердловской области в большой промышленный центр Южного Урала - Челябинск. Поиск жилья для покупки затянулся на долгие десять лет. Жили впроголодь, и это не фигура речи. Из мебели был стол и пара стульев. Зато просторно - ничего лишнего. И вот на излёте этого "чудесного" времени я первый раз влюбился. В одноклассницу, разумеется.

Безумное, прекрасное, окрыляющее чувство - и полнейшее незнание и непонимание, что с ним делать. Поговорить тоже не с кем. Тогда я недоумевал почему, но сейчас прекрасно понимаю, что матери и отцу попросту было не до душевных терзаний отпрыска. Их собственная семейная жизнь летела под откос, как тот поезд, прыгающий на рельсы рыночной экономики. Нищета и забвение. Но да ладно, это лирическое отступление для понимания общего настроения последующего текста.

И вот, как я уже говорил, - любовь. Имя девушки, всколыхнувшей страсть и нежные чувства, не назову: она сейчас счастлива в браке, растит детей и приумножает семейное благополучие. Для понимания обозначим её просто "Н". Пусть будет Наташа, если хотите. Хотя это не так.

И, будучи преисполненным возвышенных чувств и эмоций, я писал ей небольшие рассказы. Парочка из них сохранилась у меня в столе и по сей день. Собственно, это и есть оригинальное видение, откуда взялась "История о двоих" в нынешнем состоянии. Я их перечитал и не смог сдержать улыбки. Написаны они в 1998-ом году. (Или даже 1997. Даты не проставил, к сожалению, но это точно раньше 99-го, там я уже в институт поступил) И, как и положено всякому "потерянному" молодому человеку не самого большого ума, переполнены мрачностью и нигилизмом. Почему-то высшей степенью романтичности мне тогда казалась смерть. В общем, уже тогда я был типичным анимешником или готом, хотя не смотрел первое, а второе станет популярным значительно позже.

Что ж, предлагаю вам ознакомиться с оригинальными историями, на базе которых и выросла переосмысленная "История о двоих". Думаю, это может оказаться забавным. А я сохраню в электронном виде не самое умное видение романтики того тощего, прыщавого, заикающегося и абсолютно не уверенного в себе юноши. До сих пор удивляюсь, как Наташа вообще посмотрела в мою сторону.

Первый рассказ - это записанный на бумагу сон. Второй - почти полноценное произведение! Нет, конечно. Важная оговорка: в то время я был настолько глуп и взращён перестроечным мышлением, что всё отечественное казалось мне чуждым, плохим и ни на что не способным. А вот американское!.. Да, смешно, согласен. Но так было - никуда от этого не деться.

Зато с годами пришло осознание, что всё не так однозначно. И М16А2 с подствольным гранатомётом М203 в моих историях была заменена на тот самый АК-74, который Антон оставил себе после победы над Рыскателем. Ведь Стрельцов оставляет автомат именно как символ победы, но не как орудие мести.

Ладно, хватит слов - иначе вводное слово затянется. Представляю вашему вниманию "оригиналы", если можно так выразиться, "Истории о двоих". (Сохранены все авторские формулировки для большей глубины понимания)

Посвящается Н.

Сон.

Длинный коридор, у которого не видно ни начала, ни конца. Ни одного целого окна - все выбиты. Дует холодный ветер, изредка шебурша рваными газетами, картоном и подобной фигнёй.

Мы вдвоём во всём городе. Возможно, одни из последних, кто ещё остался в живых. Ты сидишь, прислонившись спиной к стене между окнами. На коленях лежит дробовик. На тебе старые, протёртые, заношенные джинсы, куртка и какое-то подобие футболки. Через плечо перекинут патронташ. Тебя плохо видно - слабый лунный свет не попадает туда, где ты сидишь.

Я расположился напротив. Рядом стоит М16А2 с подствольным гранатомётом М203. (Что поделать - такой детальный сон в плане оружия.) Мы говорим, не помню о чём, знаю только, что ты слушаешь, не перебивая. Потом я слушаю тебя. Разговор очень увлекателен - я не могу тебя наслушаться, а потом начинаю говорить и не могу высказать всего, что хочу.

Позже ты произносишь фразу: "Мне холодно". Я перехожу от стены к тебе, сажусь рядом, обнимаю. Ты кладёшь голову мне на плечо. Разговор продолжается. Я смотрю в твои глаза и чувствую притягательный взгляд. Мы склоняемся друг к другу, и когда губы разделяет несколько сантиметров, во мне возникает какое-то до боли знакомое чувство.

- Это снова оно, - говорю я и, отскочив от тебя, хватаюсь за М16А2. Ты тоже встаёшь и направляешь ствол дробовика во тьму коридора.

Оттуда начинает доноситься шорох и чьё-то хриплое дыхание, перерастающее порой в рычание. Оно постепенно приближается, и скоро в квадратике света, льющегося из разбитого окна, вырисовывается что-то неопределённое - вроде большой мускулистой лохматой собаки с ощеренной пастью, в которой виднеются два ряда острых, поблёскивающих сталью клыков. Но самое страшное - это красные, горящие в темноте глаза без зрачков.

Тут я понимаю: именно из-за этой твари мы остались одни во всём мире. Именно от неё мы прятались, но она нас нашла. Я с остервенением нажимаю на спусковой крючок, и ты тоже.

Темноту разрывают вспышки выстрелов, лязгает затвор дробовика. На пол сыплются гильзы. Пули рвут плоть твари - она визжит и падает. Во все стороны летит кровь, но уже протухшая, почерневшая и воняющая. Тварь падает. В воцарившейся тишине слышно, как последняя гильза, ударившись о стену, звенит на бетонном полу.

Я выбрасываю пустой магазин. Сменного у меня нет. Ты опускаешь ствол дробовика. Мы стоим рядом и смотрим на это мохнатое исчадие ада. Но тут отовсюду начинает литься смех - нечеловеческий, полный ненависти смех.

Тварь внезапно вскакивает и бросается на нас. Меня она бьёт лапой, и я отлетаю на три метра, а тебя пронзает насквозь неизвестно откуда взявшимися на лапе шипами. Затем поднимает в воздух и откидывает ко мне. Но ты ещё жива. Одной рукой зажимаешь рану - сквозь пальцы струится кровь. Свободной рукой достаёшь из куртки девятимиллиметровую "Беретту". Я тянусь за М16, потому что знаю: гранатомёт заряжен. И тут слышу у себя в голове:

"Ты глупец, я убью её, а потом и тебя... Вы последние, кто остался... Меня не остановить пулями, я бессмертно. Я - твои сны, твои кошмары. И я истреблю вас всех, вместе с тобой! Вместе с тем, кто меня породил!"

Я смотрю на тебя. Ты, корчась от боли, пытаешься дослать патрон. Тварь ощерилась и готова прыгнуть, но тебе удаётся это сделать. Щёлкает взведённый курок. Ты целишься в монстра. Я дотягиваюсь до оружия. Раздаётся хлопок выстрела и более громкий грохот взрыва. Тварь, вся изорванная, отлетает на несколько метров.

Я подскакиваю к тебе, отбросив в сторону бесполезную винтовку. Осторожно приподнимаю, положив руку поверх твоей, зажимающей рану. Из уголков твоего рта стекают тоненькие струйки крови. Ты с трудом произносишь: "Что это за хреновина?" (Так и есть, слова я хорошо во сне запомнил.) И тут эта "хреновина" снова начинает шевелиться. Изорванная гранатой, она начинает ползти к нам. Постепенно её рана зарастает, и она уже не ползёт, а идёт. Ты резко вскидываешь руку с "Береттой", готовясь стрелять.

- Глупец, я бессмертно! - слышу я снова.

- Ошибаешься, - говорю я и с этими словами беру твою руку с пистолетом и направляю себе в голову. - Я люблю тебя...

Пока ты не успела сообразить - нажимаю на спусковой крючок.

(Дальше я вижу всё как бы со стороны, словно смотрю хорошо поставленный фильм.)

Моё тело падает без признаков жизни, и в эту же секунду тварь опрокидывается на спину, взвизгивает и бьёт лапами в воздухе. Потом замирает. С неё сползает шкура, плоть, и остаётся один скелет, который позже рассыпается в прах...

Прошло несколько дней. Ты стоишь на крыше какого-то полуразрушенного здания и смотришь на заходящее солнце. Ветер треплет твои прекрасные волосы. Губы плотно сжаты. В глазах - грусть и тоска. Рука лежит поверх повязки, покрывающей рану. Надеюсь, ты грустишь обо мне. Ты была очень красива в этот момент. Глаза сияли жизнью и целеустремлённостью. Где-то вдалеке слышался звук приближающегося вертолёта - значит, ты осталась не одна и не всё ещё было потеряно...

P.S. Это, наверное, не совсем то, что ты хотела прочитать, но я решил рассказать тебе этот сон. Если интересно, могу записать ещё один, но уже в другой раз. Боже, какая ты красивая, не нахожу слов, чтобы выразить, как сильно я тебя люблю. Прощай, до встречи во снах.

И... Возвращаемся в нашу реальность. То бишь, в настоящий момент. Ух! Перечитал. Мда... Не знаю, почему я считал это романтичным, но жутковато, если честно. Кажется, я начинаю понимать, почему у нас с Н. ничего не сложилось. После такого-то мрачняка. Впрочем, это шутка. Не сложилось, потому что не могло. Вот скажите, у кого со школьной любовью что-то вышло в жизни? Думаю, на тысячу человек, может быть у одного или меньше?

Ну что я могу сказать сейчас, с позиции лет? Мрачная романтика в чистом виде! Смерть как высшее доказательство любви. Это же почти что Лермонтов! (тут надо поставить улыбающийся смайлик, я так думаю) Сплошная эстетика разрушения: кровь на губах, "Беретта", разлагающаяся тварь - готический комикс в голове 17-летнего романтика. Почти "Ворон". Типичный герой-одиночка. Боль, тоска, желание быть значимым даже в смерти. Не находите? Ну гениально же! Впрочем, не об этом речь.

Как видите, я всё же мрачный автор. Думаю, всем стало очевидно, что "История о двоих" по сути своей выросла из этого сна. (А у меня очень многие истории развиты из снов. Не скажу какие, а то будет неинтересно.) Но! Трансформируя этот подростковый кошмар в нормальную историю, я решил отойти от собственных "канонов" и сделать так, чтобы Антон и Анька всё же остались живы. Хватит смертей ключевых персонажей. Ну, в рамках этой истории, во всяком случае.

А теперь представляю вашему вниманию, собственно, оригинал "Истории о двоих". Думаю, общий тон и направленность вы уже уловили, так что шоком это для вас не станет.

История о двоих

Антон перепрыгнул с одного островка на другой и протянул руку Наталье. Та взяла ладонь и тоже прыгнула. От усталости она чуть-чуть не долетела и плюхнулась ногами в зеленоватую жижу, которая на мгновение расступилась, уступая место кроссовку, а потом с жадностью накинулась на него.

- Я устала, давай передохнём, - Наталья сняла с плеча нейлоновую сумку и уселась на небольшой клочок суши, на котором они оказались.

- Хорошо, давай, - согласился Антон, опустившись рядом и положив на колени дробовик.

- Как думаешь, далеко ещё?

- Не знаю. Может ещё столько же, может меньше. А может в два раза больше, а может этого вообще не может быть...

- Ты что, больше не веришь в то, во что убедил поверить меня? - возмутилась Наталья.

- Не знаю, может я ошибся.

- Ошибся! - воскликнула она. - И когда мы столько прошли, ты говоришь, что ошибся?! Ты всю мою жизнь перевернул и сейчас сам отказываешься верить?

- Нет, я верю. Да и потом, была ли она у тебя - жизнь?

Оба замолчали. Они слишком сильно устали, чтобы продолжать разговор. За последние шесть дней они прошли не один десяток километров. Ноги как будто были залиты свинцом.

Антон осмотрелся. Впереди была всё та же злосчастная труба, которой не было видно конца. С потолка, вернее с верхней части свода, лился тускловатый свет, который в их племени называли "лунным". Хотя, как выглядит луна на самом деле, никто не знал.

Округлые стены трубы были зеленоватыми от сырости и кое-где клочками заросли чем-то непонятным, называемым "мхом". Из решёток вдоль округлых сводов лилась вода, которая застаивалась внизу, тухла и на её поверхности пучками плавали бурые водоросли.

Сколько людей пытались добраться до этих решёток и посмотреть, что скрывается за ними? Сколько их сорвалось и разбилось насмерть? Антон помнил только одного, кому удалось туда забраться. Он спустился седым стариком, а на вопросы толпы: "Что там?" - ответил только одно слово - "ничего". Спустя три дня он умер от разочарования.

Люди не могут жить в трубе, в замкнутом пространстве. Антон это понял и искал выход, но у него не было единомышленников, а старейшины племени считали людей с такими мыслями изменниками и предателями. Таких убивали. Поэтому Антон предпочитал помалкивать.

Он посмотрел на Наталью. Та уже спала, положив голову на сумку, а ноги вытянув вдоль кромки суши и тухлой воды. Антон подошёл и осторожно присел рядом. Стараясь не разбудить уставшую девушку, он приподнял её голову и подлез под неё вместо сумки. Наталья что-то пробурчала во сне и поудобнее устроилась на груди Антона, неловким, сонным движением потянув на себя отворот его куртки вместо покрывала. Он обнял её и тоже задремал, наслаждаясь ровным, тёплым, успокаивающим дыханием спутницы.

Дробовик лежал рядом, в нём оставалось всего три патрона. Остальные двенадцать он расстрелял, когда они бежали из племени и их пытались остановить. В полусонном состоянии Антон вспомнил их первую встречу.

Он увидел её на краю хижины, собранной из всякого хлама, каким-то образом попадающего в трубу. Она была как и все, в грязной оборванной одежде, подтянутой проволокой или леской. Но Антона привлекли её глаза. Они не были "мёртвыми", как у остальных. В них теплилась жизнь и что-то вызывающее, бунтарское.

Они познакомились спустя неделю, и Антон рассказал о соображениях, относительно того, что то, чем они живут, это не жизнь. Настоящая жизнь где-то далеко, но явно не в этой трубе. Наталья согласилась, а ещё через некоторое время они решились бежать. Жаль только, что их разговор подслушали и донесли главе племени, и тот решил "убрать" молодых наглецов, чтобы не разлагали умы подопечных своими дурацкими бреднями о иной жизни.

Но никто не знал, что у Антона был припрятан пистолет с двумя патронами, которые тот нашёл и, полагаясь на рассказы сумасшедших стариков, смог вычистить и привести в рабочее состояние.

Он всегда носил его с собой, зная, что тот ему рано или поздно пригодится. (Оружие было только у особо приближённых к старейшине, и то каждый патрон был посчитан). И пистолет пригодился. Благодаря ему он завладел дробовиком, который помог при побеге. В тот день он первый раз убил человека, и не одного, но почему-то об этом не особо тревожился. Словно это и не люди были вовсе, а просто какие-то блёклые тени.

Антон выпал из забытья. Прислушался. Со сводов трубы тоненькими струйками стекала вода и с хлюпаньем падала в зловонную жижу. Антон осторожно приподнялся. Наталья мирно спала. Он посмотрел на лицо девушки, измазанное брызгами мелкой грязи, но красивое. Что-то кольнуло сердце, и по телу пробежал озноб. Он слышал что-то о чувствах, возникающих между мужчиной и женщиной, но не знал, как они называются. И что они из себя представляют. Но Наталья была прекрасна, и она заставляла всё внутри него переворачиваться.

Но они были такими маленькими и ничтожными по сравнению с трубой. Они сидели около самого края бетонной внутренности трубы, а в середине запросто могли утонуть, так и не нащупав дна. Они были песчинкой в гигантских песочных часах. Антон верил в то, что за этой трубой что-то есть. Что труба - это не жизнь, а жизнь вне её. Но они шли уже очень долго и так ни к чему и не пришли. Антон начинал понемногу отчаиваться, но Наталья толкала его вперёд.

- Они там, вот они! - раздался крик, и слепящий луч мощного фонаря скользнул по лицу Антона.

Он услышал хлюпанье нескольких пар ног, бегущих к ним. "Соплеменники пришли за нами!" - подумал Антон и, спихнув Наталью с груди, схватился за дробовик, лязгая затвором, после чего выстрелил в сторону источника света.

Раздался крик:

- Этот сукин сын попал в меня, А-а-а! Ублюдок! А-а-а-а!

Луч фонаря перестал мельтешить в полумраке трубы. Антон дослал патрон и выстрелил ещё раз по тёмному силуэту, который оказался к ним ближе всего. Тот повалился в воду без всяких воплей.

- Бежим! - кричала Наталья, она давно уже была на ногах и держала в одной руке сумку, а другой тянула за собой Антона.

Тот выстрелил последний раз, промахнулся и побежал за ней. В спину захлопали выстрелы, и пули, ударяясь о мокрый бетон трубы, с хлюпаньем падали в воду.

Первые два шага Антон сделал автоматически, а потом увидел то, что было перед ним: труба обрывалась, и в освободившемся проёме было что-то чистого, голубого цвета с белыми пушистыми образованиями. Антон и Наталья не знали, что это, но это манило к себе, и они устремились навстречу неизведанному. Сумка и дробовик упали в воду, а они бежали к этому красивому и непонятному.

Антона что-то толкнуло в бок, и острая боль разнеслась по телу. Он сбился с шага, но только на секунду, а потом снова побежал, увлекаемый Натальей, не думая о боли. Только маленький клочок сознания отметил то, что это была пуля. Они никогда не видели такой красоты и рвались к ней с улыбкой на лицах. Жаль, что этой красоты не видели преследователи.

- Может, подпалить их?

- А давай. Мы уже двух потеряли, - сказал один из преследователей, добивая из пистолета корчившегося от боли и бултыхающегося в грязи владельца фонарика.

Первый вскинул на плечо гранатомёт и, прицелившись по двум бегущим силуэтам, выстрелил. Выстрел с шипением покрыл разделяющее их расстояние и влепился в стену. Зажигательный состав волной огня накрыл беглецов. Стрелявший не видел того, что видели эти двое. Объятые пламенем фигурки ещё немного пробежали, держась за руки, а потом упали. Счастливые улыбки пожирал огонь.

- Пошли отсюда, - сказал стрелявший.

- Интересно, а что, если они были правы и там есть что-нибудь другое. А? - спросил другой.

- И ты туда же. Тебя тоже зажарить? Пошли, мы своё дело сделали.

Эпилог

Лёгкий ветерок трепал волосы Натальи, заставляя её задыхаться от обилия запахов и щурить глаза от яркого света, который исходил от большого, красного диска, застывшего посреди этой бескрайней голубой штуки, название которой она так и не придумала. Они стояли на чём-то мягком и зелёном, а вокруг росли большие, шершавые внизу и зелёные и раскидистые вверху образования. И где-то рядом шумела вода. Не стекала тоненькой струйкой, а именно шумела, лилась, чистая и свободная.

Антон всё ещё был рядом и держал за руку. Он вдруг вспомнил про слово, которого ему не доставало для выражения чувств к ей, и от этого вдруг стало так хорошо, так легко, что он повернулся и, смотря в глаза, сказал:

- Я тебя люблю. Я тебя полюбил с той первой встречи.

Наталья не знала такого слова, но поняла, что оно выражает как раз то, что она испытывает по отношению к нему.

- Я тебя тоже люблю...

Их губы уже почти коснулись друг друга, когда Наталья хихикнула и, чуть отстранившись от Антона, сказала:

- Ну и видок у тебя, будто ты только что из трубы...

Они с разбегу прыгнули с небольшого утёса прямо в лазурную воду, которая скрыла с головой на несколько секунд, а потом снова выпустила. Они оттёрли грязь, въевшуюся за долгое время проживания в трубе, и она на удивление легко отставала. Их ласкали солнечные лучи, они купались в чистейшей воде, окружённые деревьями и травой, под голубым небом с белыми, пушистыми облаками. А потом забылись на песке в долгом поцелуе...

Иногда достаточно просто поверить.

Вот и всё - конец "Истории о двоих" в первозданном её виде. Что ж, на первый взгляд может показаться, что отсюда взято только название, но так ли это?

Хм... Сейчас, с позиции лет, мне кажется, что труба - это символ ограниченности мира. Да, вот так - в свои семнадцать я уже ухватил экзистенциальную тему! Мы все живём в своих "трубах" (социум, шаблоны, страхи), и только некоторые осмеливаются искать выход. А как вам постаревший человек, сказавший "ничего"? Это же чистый Камю! Бессмысленность поисков и абсурдность бытия.

Ну и персонажи - это же шедевр! Эх, сейчас такие не получаются у меня. Антон - типичный бунтарь без всякой причины. Или это не так? Наталья - классический образ надежды в новом мире, которая буквально тащит за собой нашего героя. Племя - ну это вообще классика. Слепые, безликие стражи системы.

А не шедевр ли это? - думаю я спустя огромную кучу лет. Ведь тут сплошной символизм: огонь как очищение, беглецы сгорают, но обретают рай. Парадокс, достойный Данте! Но что, если финал - это всего лишь галлюцинация агонизирующих мозгов, сгорающих в трубе? И что, если это анти-хэппи-энд под видом счастья? Ведь я же мрачный автор, помните, да?

Ну и самое ценное в этой истории, как по мне: настоящая жизнь начинается, когда осмеливаешься выйти за границы своего болота... или трубы. Как много вокруг вас людей, способных что-то изменить в самом главном, что есть в мире - в себе?

Так что если бы в семнадцать лет я написал банальное "они вышли и зажили счастливо", не было бы мощной финальной сцены с горящими в пламени улыбками. Этот мрачный романтизм, нигилизм, эмо, готы, аниме... И знаете что? А правильно сделал, что записал это всё дополнительными материалами! Сам себя не похвалишь - ходишь как... ну, вы знаете.

А теперь вот думаю: а когда экранизация? Срочно нужно перенести сей шедевр на экран! Сцена с гранатомётом в трубе - готовый культовый кадр для чернушного артхауса!

Всё же не удержался и некоторые предложения подправил - уж слишком корявыми они были. Даже с поправкой на 98-й год. Но в остальном "авторский" стиль сохранён.

Не спрашивайте меня, откуда в мире, где никто не знает про Луну и чувства, где люди подпоясываются проволокой, взялись мощные фонари и исправные гранатомёты. Тогда мне казалось это неважным и загадочным. А сейчас даже не буду пытаться объяснить. Просто смиритесь.

И да - кровожадность героя, вот так запросто покосившего соплеменников, меня тоже ужаснула. Но тогда мне казалось это таким бунтарским и крайне важным для... хм, атмосферы, наверное. В общем, это просто есть.

Вот такая ерунда роилась в голове в те далёкие годы. Надеюсь, сиё чтиво вас позабавило, а возможно даже задело за какие-то тонкие душевные струнки. Ведь все мы были глупыми подростками-максималистами. А я уже тогда был мрачным автором.

Впрочем, это ещё не мрачняк. Просто представьте, что будет, если напишу продолжение "Истории о двоих" в пятьдесят лет? Наверное, Антон и Анька будут ругаться из-за грязных пелёнок, а Рыскатель - нянчить ребёнка. Вот где будет настоящий реализм и ужас!