Что поджидает тебя в пустом доме

Аладьев был один в мертвом, неподвижном лесу. Цветок исчез, тьма и ели обступили его со всех сторон, он бросился влево, вправо, пытаясь определить направление или понять, где автострада, запрокинул голову, но не увидел солнца; рамень был настолько тесен, что, даже вспомнив школьное правило из ОБЖ, он не сумел бы распознать север или юг: стволы замшели необыкновенно густо. Он хлопнул по карманам – рассеянно и бессильно, потому что помнил, как вывернул из замка зажигания ключ и покосился на телефон, однако (ах, идиот!) брать не стал, юркий алый зверек казался таким доступным… Попытался выбраться по следам, но хвоя была взбаламучена как морской песок, и так же безжизненна. Он брел по ельнику, куда глаза глядят, и в лесу раздавались только его шаги и мертвое шуршание отжившей материи.

Сколько Аладьев шел по черному лесу, он не знал. Шелест, шуршание… Поминутно ему чудилось движение за стволами, лапник качался в безветренном душном лесу, но стоило человеку оглянуться – вставал намертво. Еловым ветвям не было ни конца, ни края.

Аладьев уже склонялся к тому, чтобы принять свой безрассудный бег за помутнение рассудка, а цветок - за галлюцинацию… он лихорадочно озирался, ломая голову, как выбраться из этой глуши – пугающей и непохожей на обычный лес… Наконец он решился влезть на дерево, чтобы осмотреться сверху, потоптался, приноравливаясь к исполинской ели – самой внушительной из бесконечного ряда таких же чудовищ, - подтянулся на руках, зацепился за лапник, - ветка была широкой, точно обеденный стол, - и вдруг сверху увидел красное! Он спрыгнул, едва не сломав позвоночник о корни дерева, громадные, словно под елью прикорнул медведь. Чертов цветок безмятежно врылся в подстилку, на сей раз он и не пытался сбежать - мерцающий лоскут размером с ладонь, пять блистательно алых, заостренных, как пять ножей, лепестков. Аладьев трепетно протянул руку - как над маленьким костерком, - он все еще опасался, что цветок исчезнет… и тут из-за корня – или круглой медвежьей туши - вывернула небольшая гладкая собака, черная как нефть.

Аладьев рванулся – где собака, там и люди, - свистнул. Зверь бросил на него взгляд искоса. Аладьев осекся, он готов был дать голову на отсечение, что где-то видел этот взгляд. Пес отвернулся, запетлял между елями, он бежал неторопливо, но как ни спешил мужчина, догнать собаку не мог. Прибавив ходу, пес юркнул в лапник и исчез. Аладьев бросился следом, он продирался сквозь чудовищный бурелом, нагромождение трухлявых, замшелых гнилушек, воняющих вековой давностью, и вдруг лес поредел, очистился, и вслед за псом человек выскочил на прогалину, где в кольце бревен, связанных в частокол, стояла изба, крытая квелой соломой.

Над поляной шатром сходились деревья, свет пробивался хилый, но там, где он был, в изобилии кустился папоротник, треснутые коробочки дурмана роняли черные семена, валялся булыжник, и тянулась из-под него живая трава, хотя в целом лесу не было ни одного камня. На столбах частокола висели подбитые фонари, их было много – почти на всех кольях, но свет не горел, хотя время клонилось к вечеру, и лучи солнца падали наискось, и лес за спиной стемнел и сгустился. Дрожа то ли от возбуждения, то ли от тягучего, едкого страха Аладьев кинулся в дом.

Что поджидало его в пустом доме author.today/reader/400715/3726835