Майский челлендж, 18-й день. Люблю ли я писать о животных?

Итак, сегодня тема челленджа от Таши Янсу звучит так: "Любите ли вы писать о животных?"

Невольно улыбаюсь. У меня за спиной больше 80 научных публикаций, в большинстве своем посвященных именно животному миру. Но вот если говорить о моем творчестве...

Начну с того, что я никогда не проявлял стремлений писать о животных -- ни как Виталий Бианки, ни как Эрнест Сетон-Томпсон, ни как Джеральд Даррелл, ни как Джеймс Хэрриот. Почему -- не знаю. С учетом и детской любви к таким книгам (нет, вру: Сетона-Томпсона я не любил за мрачные финалы большинства прочитанных рассказов), и осознанного выбора профессии, и того, что животные жили в моем доме значительную часть моей жизни. Может быть, дело в том, что я всегда смотрел на них как на объект для наблюдений, на загадки, которые хотел разгадывать, то есть все-таки со стороны? Но нет, это тоже не вполне верно.

Но тем не менее... Нет, я не делаю животных героями своих произведений, но люблю вводить их в повествование как часть фона. Или даже как объекты наблюдений, проводимых моими героями. Делаю в своих текстах, как я это называю, "научпоп-вставки" о животном мире с большим удовольствием (другое дело, что это случается в последнее время не так часто: и в фокале чаще оказываются не естествоиспытатели, а другие персонажи, и описываемые события плохо располагают к наблюдениям за природой).

В общем, как-то так. 

Ну и в довершение...Ловите отрывок:

– Пошли в рощу, – тихо сказал юноша Гундульфу. И снова «живое кресло» мягко, бережно понесло Акилину – прямиком в Бенедиктову рощу, под сень старых олив.

Лекарка шла чуть впереди – легкой бесшумной походкой, словно плыла по воздуху, не касаясь земли. Ее странные уши чуть подрагивали в такт шагам.

– Кто она? – послышался тихий шепот Гундульфа за спиной у Акилины.

– Мы потом объясним, – загадочно ответил юноша.

Тем временем Акилина, позабыв даже про ноющую боль в разбитом плече, как завороженная всё смотрела и смотрела в спину лекарке. А затем ее взгляд вдруг зацепился за что-то зеленое, зажатое у той в кулаке. Это зеленое определенно было живым, оно шевелилось.

Пока Акилина гадала, кто скрывается у лекарки в руке, таинственное существо внезапно высвободило похожую на кривой клинок ногу и отчаянно взмахнуло ею, словно силясь подать какой-то знак. Тут-то Акилина его и опознала. Конечно же, это был богомол – странное противоречивое создание, с одной стороны, славившееся дурным глазом, а с другой – имевшее дар указывать правильный путь заблудившемуся.

Богомолов Акилина побаивалась: они казались ей воплощенными демонами, мелкими, но ужасными и обликом, и повадками. Однажды в детстве ей случайно удалось наблюдать, как громадный зеленый богомол пожирал своего собрата помельче. Делал он это сосредоточенно и неспешно, словно смаковал изысканнейшее лакомство. Увиденная картина, сразу и жуткая, и притягательная, потом долго не отпускала Акилину, вновь и вновь являясь ей в воспоминаниях. Вот и сейчас, стоило ей увидеть богомола в руке у жутковатой лекарки – и почти забытое давнее зрелище вновь ожило у нее перед глазами.

«Стойте!» – попыталась крикнуть Акилина, но, неловко повернувшись, вновь потревожила ушиб и вместо этого издала громкий стон.

Лекарка остановилась, стремительно обернулась. Устремила на нее огромные зловещие глаза. И спросила со старомодным, точь-в-точь как у приходского священника, выговором:

– Так больно, бедненькая?

– Ты кто? – повторила недавний вопрос Акилина. Как ей показалось – твердо и решительно.

Лекарка опять растерялась.

– Я же говорила... – начала она.

– Ты демон? – еще решительнее спросила Акилина.

Правая рука ее вроде бы слушалась. Но осенить себя крестом все равно не получилось: ушибленное плечо вновь пронзила острая боль.

– Нет, я не демон, – откликнулась лекарка. – Хочешь, я прочту молитву?

И, не дожидаясь ответа Акилины, она принялась декламировать всё на той же звонкой церковной латыни:

– Па́тер но́стер кви эс ин кэ́лис...

Молитву Акилина узнала сразу же – и немедленно подхватила. Но до самого «амен» ждала от лекарки какого-нибудь коварства.

Подвоха, однако, не оказалось: та не переврала ни единого слова.

– Видишь, я тоже христианка, – сказала лекарка и ободряюще улыбнулась.

В ответ Акилина осторожно кивнула, затем попыталась тоже выдавить из себя улыбку.

– Давай устроимся в тени под каким-нибудь деревом, – тут же предложила лекарка. – Я хочу посмотреть твой ушиб.

Акилина испуганно глянула на нее. Затем, чуть повернув голову, показала глазами на юношу-чужземца.

– Не бойся, я мужчин отошлю подальше, – рассмеялась лекарка. – Только сначала вот этого зверя Олафу отдам, а то очень неудобно... Кстати, как он у вас называется?

И она протянула к Акилине руку с зажатым в кулаке богомолом.

– Богомол, – ответила Акилина, опасливо посмотрев на выглядывающую из кулака зеленую заостренную мордочку. – Зачем он тебе? У богомолов дурной глаз.

Лекарка ничуть не смутилась, лишь пожала плечами:

– Никогда прежде не видывала. У нас такие не водятся.