Инцест, или Лиза голенькая

В мае 1827 года он приехал в Петербург – после долгих лет ссылки – и с головой окунулся в столичную жизнь. По утрам он писал, вечером бегал по городу – не по прежнему расслабленно александровскому, додекабристскому, а нынешнему, холодному и казенному, где, по словам Вяземского, «общего разговора об общих человеческих интересах решительно нет». Возобновил знакомства; у одного из приятелей, А.Н. Оленина, в доме которого он некогда познакомился с матерью Амура, подросла дочка. «Бойкая штучка» Оленина была «мала и резва, как мышь», говаривал все тот же Петр Андреевич. Миловидная, миниатюрная – наконец-то ниже невысокого Пушкина, - она была прекрасно образована, писала музыку, хорошо пела, брала уроки у композитора Глинки и, благодаря отцу, знавшему десять языков, перечитала всю современную литературу.

«В его разговорах, выборе для меня книг и в кругу незабвенных наших великих современников: Карамзина, Блудова, Крылова, Гнедича, Пушкина, Брюллова, Батюшкова, Глинки, Мицкевича, Уткина, Щедрина и прочих почерпала я всё, что было в то время лучшего».

Заново познакомились Оленина и Пушкин на балу у Елизаветы Хитрово, в конце 1827 года. По приезду в столицу поэт вел жизнь самую беспорядочную, вновь возникли амалии, приют Софьи Астафьевны и невеселые «веселые» девицы, а также прелестница Керн и прочие обворожительные дамы. Катенька Ушакова была забыта напрочь. В частности, образовался у Александра Сергеевича небольшой роман с Елизаветой Хитрово, матушкой Долли.

Дама экзальтированная, экстравагантная, Элиза все доводила до крайности. После смерти первого мужа всерьез грозилась покончить самоубийством, и Михайло Илларионыч Кутузов, ейный отец, долго уговаривал Лизу вспомнить о своих обязанностях по отношению к дочерям и оставить мысли о суициде. Влюбилась она в Пушкина без памяти, со всем пылом неюной женщины (на ту пору Лиза голенькая, как назвал ее Соболевский в своей злой эпиграмме, была в «ягодном» возрасте), роман оказался непродолжительным, зацепить молодого любовника она не смогла, но отпустить поэта не захотела. Она засыпала его письмами, оказывала мелкие услуги, сообщала новости, желала ведать, знать, поучать… Пушкина это страшно бесило. Он бросал ее письма в огонь, ворчал, подсмеивался, жаловался приятелям; эта пламенная и очень эгоистичная любовь была предметом насмешек со стороны его друзей и родственников, однако Пушкин никак не умел отвязаться. Он стенал в письмах Вяземскому:

«Она преследует меня и здесь письмами и посылками. Избавь меня от Пентефреихи», - а потом, жалея стареющую женщину, писал в ответ ласковые слова, что порой раздражало его приятелей:

«Скажи Пушкину, что он плут. Тебе говорит о своей досаде, жалуется на Эрминию (прозвище Елизаветы Михайловны – Н.В.), а сам к ней пишет… Я на днях видел у неё письмо от него. Не прочёл, но прочёл на лице её, что она довольна», - П.А. Вяземский.

Он злился и огрызался – она частенько была бестактна; узнав, например, о его женитьбе, пренаивно заявила, что «гению придает силы лишь полная независимость, и развитию его способствует ряд несчастий». Будь гол и сир, поэт, зачем тебе семейные радости... В дуэльной истории она пребывала в полной уверенности, что неведомый недоброжелатель разослал анонимки с целью опорочить ее, безупречную, в глазах Пушкина. Эгоцентричность Эрминии была безмерна. Можно представить себе, как бесился Пушкин.

«Что касается моей женитьбы, то ваши соображения по этому поводу были бы совершенно справедливыми, если бы вы менее поэтически судили обо мне. Я просто добрый малый, который не хочет ничего иного, как заплыть жиром и быть счастливым», - ворчал он.

И все же, по словам Н. М. Смирнова, «он никогда не мог решиться огорчить её, оттолкнув от себя, хотя, смеясь, бросал в огонь, не читая, её еженедельные записки». Эта его жалостливость, какая-то врожденная виноватость перед бабьим полом подводила Пушкина беспрестанно.

Возможно, сложные отношения с Пентефреихой повлияли и на его чувства к дочери. Как это Пушкин не увлекся посланницей, спросил Вяземский и по обыкновению подпустил шутливую шпильку: или боится инцеста?

Инцеста, конечно же, не было, Пушкин не состоял в близкородственных отношениях ни с одной из дам и, уступив натиску Лизы голенькой, предположить не мог, что познакомится с ее прекрасной Долли, и та приведет его в посланнический особняк, где впоследствии Германн увидит, как раздевают ко сну старую фрейлину Анну Федотовну Томскую…

Но вернемся к Олениной. Без сомнения, интерес его был немаленьким, что доказывает блок стихотворений, адресованных девушке, – нежно почтительных.

Маленькая Оленина отнюдь не сразу заняла его воображение. Она не сражала наповал: большой нос, маленькие губы; пожалуй, прекрасного в ней были только глаза; общеизвестный портрет Ореста Кипренского, где прелестная куколка изображена вполоборота, несколько приукрашивает Аннет. На позднейшие дагерротипы больше похож портрет кисти Петра Соколова. Шел ей тогда девятнадцатый год, была она миловидна, кокетлива и знала себе цену.

Сватался ли Пушкин к "пятой невесте" - author.today/reader/400996/4184211