Оно... ну вы поняли. День третий.

Третий день флешмоба Ильи Грязнова "Предмет как герой" - полет пока нормальный  

И сегодня у нас... посуда   Сначала подумала: "О, круто, да сколько же посуды!" А потом: "Да сколько же посуды и на чем остановиться?" Открываю шкаф, не глядя тянусь рукой на полку и сморю на пузатую синюю чашку...

Каждое утро открывается дверца и шкафчик наполняется светом. Когда-то яркими солнечными лучами, когда-то электрическим неживым излучением от лампы под потомком, когда-то очень рассеянным, еле теплящимся, хмурым светом начала дня вперемежку с каким-то бурчанием. Но это было начало дня и ее самое любимое время. 

Каждое утро совершался полет с верхней полки на столешницу. В жаропрочную серединку льётся обжигающая темная жидкость, заполняя ее почти до краёв. Терпкий и горьковатый на вкус черный чай раскаляет глиняные бока, но ей такое нипочем, с ее-то плотными толстыми стенками. И касание мягких губ о краешек, лёгкие, быстрые, чтобы не обжечься. И объятья тонких длинных пальцев, сразу с обоих пузатеньких круглых боков, это, пожалуй, самое любимое.

Утренняя прогулка всегда заканчивается приятной ванной с белой воздушной пеной, мягкими растираниями поглаживающей губки и еще купанием под бегущим водопадом. 

А иногда, вообще начинается странный и забавный аттракцион. Под непривычный шум, жужжание и плеск ее начинают щекотать тонкие водяные струйки, заставляя громко смеяться, а потом горячая волна обдает с обода до самого донышка. Ммм, приятно и очень весело.

И потом весь день только быстрые короткие открывания дверцы и ждать до следующего утра. Хозяйка не пьёт чай вечером, только по утрам.

– Эй, это моя чашка, – раздается звонкий девичий голос. – И не заваривай в ней кофе. И в соседней тоже, она вообще из пористой глины.

– И из какой же чашки мне пить кофе? – раздаётся рассудительный вопрос. – Здесь их всего две.

– Тогда принеси себе свою и пей из нее.

Рядом возникает высокая худая товарка. Яркие узоры на блестящих новых боках, мягкие изгибы узкой тонкой ручки. Хотя округлые пузатенькие формы на этом фоне смотрятся еще более домашними, мягкими и уютными. Это она была столько лет любимицей хозяйки, а не эта новая захватчица. 

И самый страшный момент! Глухой удар о дно высокого шкафа, мокрые бока высказывают из заботливых ладошек, кувырок вверх тормашкам, еще один. Тонкие пальчики пытаются поймать, но округлые бока высказывают, и ужасный полет продолжается, неотвратимо приближая встречу с полом. Удар, звон во всем теле. 

– Маленькая моя, – раздается заботливый голосок, и нежное поглаживание появившейся щербинки на самом ободке. 

Хотя нет, самое ужасное было в ее жизни потом. Солнечный свет больше не проникал на полку, вечная непроглядная темнота накрывает весь мир. Пыль мелкими, еле уловимыми крохами оседает на стенках, пока не превращается в сплошной серый слой, окутывающий все ее безрадостное существование. Без прикосновений, щекотки, без терпкого запаха свежезаваренного чая. Один сплошной мрак, пустота и одиночество.

Открывается дверца, солнечные лучи высвечивают танцующие в недрах шкафа пылинки. 

– Я по тебе скучала, – доносится знакомый мягкий голос, и пальчики смыкаются на пузатых боках. 

Льющаяся вода омывает стенки, воздушная пена и губка натирают глиняное тело. И обжигающий поток терпкого горьковатого чёрного чая снова заполняет до краев.

Мягкие объятья ладошками и уже привычное поглаживание подушечкой пальца маленькой щербинки на самом ободке. Они обе жмурятся от удовольствия.