Подслушанный Кофейный Спор

Кофе и писательство думаю понятие единые, словно котлетка с пюрешкой. У каждого, понятно, свои предпочтения, я же данный напиток обожаю, а если ещё с коньячком, ууу... блаженство  Но мы попробуем слегка ввести в курс дела тех, кому данная тема интересна, ну и заодно закроем флешмобец.

Подслушанный Кофейный Спор

Старый повар Семён Петрович любил свою кухню тихими вечерами. Когда все заказы были отданы, а суетливые помощники разбежались по домам, он оставался один на один со своими мыслями и… как оказалось, не только с ними. В такие моменты кухня, казалось, оживала своей, особой жизнью.

Вот и сегодня, присев на табурет с чашкой остывшего чая, Семён Петрович вдруг услышал доносящиеся со стороны кофейного уголка голоса. Он сначала подумал, что ему показалось – усталость, знаете ли. Но прислушался. Нет, точно, кто-то разговаривал!

– Йоу, прабабуля! Чё не спим, ворчим помаленьку? Опять «Арабику» от «Робусты» во сне отличаешь? – прожурчал бойкий, чуть металлический голосок. Семён Петрович пригляделся: так и есть, это его новенькая, блестящая кофемашина Электра, которую он купил на прошлой неделе, сверкала своей подсветкой.

Ответил ей дребезжащий, чуть скрипучий голос, который мог принадлежать только его верной старушке – ручной кофемолке Мельхиоровне, что досталась ему еще от матери: – Почтеннейшая Электра, позвольте заметить, что мой преклонный возраст отнюдь не умаляет моей компетенции в вопросах кофейного искусства. И да, дифференциация между Coffea Arabica, или «Арабикой», с её утончённой кислинкой и многогранным букетом, и прямолинейной, кофеином насыщенной Coffea Canephora, сиречь «Робустой», – занятие, достойное истинного ценителя, а не праздного любопытства.

Семён Петрович хмыкнул в усы. Вот так номер! Его кухонная утварь, оказывается, не только работает, но и философские диспуты ведёт.

– Воу-воу, полегче с терминами, профессор! – не унималась Электра. – Кислинка, букет... Всё проще, ба! «Арабика» – это когда фруктики-цветочки, типа, лайтово и по красоте. «Робуста» – это когда надо взбодриться по-хардкору, чтоб прям торкнуло! И для крема в эспрессо – топчик!

Мельхиоровна, казалось, даже ручкой своей резной от возмущения повела: – "Торкнуло", как вы изволите выражаться, не всегда является самоцелью. Истинное наслаждение кроется в нюансах. Возьмём, к примеру, благородную «Гейшу» из Панамы – её жасминово-бергамотовый профиль способен унести вкусовые рецепторы в эмпиреи блаженства! Это вам не просто "взбодриться".

Повар невольно кивнул. Уж он-то знал толк в хорошем кофе, и «Гейшу» пробовал – действительно, нечто особенное.

– «Гейша» – это, конечно, хайп, не спорю, – согласилась Электра. – Прайс на неё – космос! Но каждый день такое пить – ну такое... А вот какой-нибудь бразильский «Бурбончик», с его карамелькой и орешками, – самое то для утреннего чилла. И помол под него нужен свой, не как для твоей "пыли веков" под турку.

– Позвольте вам напомнить, юная леди, – с достоинством проскрипела Мельхиоровна, – что именно мой равномерный, контролируемый вручную помол, доведенный до консистенции тончайшей пудры, позволяет раскрыть всю глубину и насыщенность напитка, приготовляемого в джезве! Это таинство, а не нажатие кнопки "старт"! А что до «Бурбона», то его шоколадно-ореховая палитра действительно заслуживает внимания, особенно при средней степени обжарки, когда тело напитка обретает приятную округлость.

Семён Петрович улыбнулся. Он сам любил иногда смолоть кофе в Мельхиоровне для турки – аромат стоял на всю кухню, не то что от этих новомодных капсул.

– Обжарка – это вообще отдельная тема! – затараторила Электра. – Я тут на днях затестила одну «Эфиопию» светлой обжарки – просто взрыв мозга! Такая ягодная бомба, кислинка – огонь! А ты, небось, всё по старинке, тёмненькую уважаешь, чтоб с горчинкой?

– Чрезмерная карбонизация, присущая тёмным обжаркам, действительно способна нивелировать утончённые сортовые дескрипторы, сударыня, – назидательно произнесла Мельхиоровна. – Однако, умеренная тёмная обжарка, скажем, для эспрессо-смеси с добавлением качественной «Робусты», придает напитку необходимую плотность и характерную горчинку, столь ценимую некоторыми адептами кофейной культуры. Главное – не переусердствовать, дабы не получить вкус, как вы изволили бы выразиться, "горелых покрышек".

– Фу, горелые покрышки – это зашквар! – фыркнула Электра. – Не, я за баланс. И чтоб быстро! Нажал кнопочку – и через минуту у тебя идеальный капуч или флэт уайт. А ты пока свою ручку накрутишь, уже обед наступит!

– Спешка, моя торопливая подруга, губительна для истинного ритуала, – не сдавалась Мельхиоровна. – Процесс перемалывания зерен вручную – это медитация, это предвкушение. Каждый оборот моей ручки наполняет воздух божественным ароматом свежемолотого кофе. Это прелюдия к наслаждению, которую ваши новомодные технологии, увы, упразднили.

Семён Петрович заметил, что даже бойкая Электра немного сбавила тон. – Ну ладно-ладно, не кипятись, олдовая! В твоих словах есть своя правда. Аромат, когда ты мелешь, и правда кайфовый, тут не поспоришь. И вообще, неважно, кто как готовит, главное, что кофе – это тема! Без него вообще жизнь – не жизнь.

Мельхиоровна издала звук, похожий на довольное кряхтение, которое Семён Петрович часто слышал, когда сам с удовольствием крутил её ручку. – В этом, позволю себе согласиться, ваша правда, юная Электра. Любовь к сему благородному напитку и радость от возможности дарить людям его волшебный вкус и аромат – вот что истинно объединяет нас, сколь бы разными ни были наши методы и лексикон.

– Вот именно! – радостно прожужжала Электра, и её светодиод дружелюбно подмигнул. – Так что давай, мели свои раритеты, а я буду кнопочки нажимать. Главное, чтоб народ был доволен и кофе лился рекой! Мир, дружба, кофеин!

Семён Петрович тихонько поднялся и вышел из кухни, улыбаясь. Вот уж не думал он, что его кухонные помощники такие страстные кофеманы и философы. Теперь он будет прислушиваться к их ночным беседам почаще. Уж больно занимательно!