О войне. Банальное дополнение к фон Клаузевицу

Я, никогда не видевшая войну в реале, влюблена в неё с детства. В пестроту мундиров, шелест знамён, гербы на щитах, бой барабанов, пение флейт, хатимаки, кресты, орлы, плюмажи и кружева, морских нимф под бушпритами, белоснежные паруса в дыму, пылающие небеса, пылающие океаны. Прекраснее боевого корабля есть ли под луной и солнцем хоть что-нибудь? Обожаю красоту оперативных замыслов и драму их столкновений, самозабвенно погружаюсь в альтернативы, рисую стрелочки на картах...

И не особо вспоминаю про остальное, что с войной связано. А тут вдруг мне напомнили. Сама виновата: попросила живых впечатлений-воспоминаний. Прочла, всё живенько так себе представила... Минут десять потом вообще без сил просидела.

Это самое лучшее, честное, правдивое, что я читала про войну было написано про войну в художественной литературе. (Да, знаю, что были Брехт, Барбюс, Ремарк, читала, но как-то... может, не в тот момент и не в том настроении...) Самое важное, по сравнению со всем остальным. При том, что это 100% описание реала, я знаю и чувствую. Вот эти полстранички столькое перевешивают и перечёркивают... нет, это не отменит для меня всё то, о чём я написала в начале... не отменит, но... всегда будет постукивать в окно... сука, вот знала это всё, но он так сумел схватить меня за глаза и ткнуть... заставил послушать жужжание мух в тишине... Нет, я останусь прежней, мир не перевернётся. Но прежней, прочитавшей это. А как вы – решать вам. Вот этот текст.

“Война, СУКА!”

Земля, блядь, вся вперемешку с кишками. Руки трясутся сука, как у алкаша конченого. Это что, это, нахуй, рука его? Андрюхина? Вчера ещё этой рукой он мне сигарету давал, смеялся, гнида белозубая. А теперь вот… культяпка кровавая.

Смрад такой, что блевать тянет, аж глаза режет. Сладкий такой, тошнотворный. Запах смерти, ёб твою мать. Въелся, падла, в ноздри, в глотку, в душу, хуй теперь отмоешься.

Ползу, блядь, по этой жиже из грязи, крови и ошмётков. Собираю его… по частям. Вот нога в сапоге. Сапог почти целый, только голенище разорвано. А внутри… фарш, блядь. И кость торчит – белая, острая.

“Андрюха, друг, ну как же так, а?” – шепчу, а у самого зубы стучат. Какой нахуй друг? Мешок с требухой. И этот мешок я должен сука собрать, чтобы мамке его отправить. Чтобы она посмотрела, во что её сына превратили.

И каждый этот ебучий кусок, каждая эта кровавая тряпка – как гвоздь в сердце. Хочется орать, выть как волк, но нельзя. Надо, блядь, стиснуть зубы и делать. Делать эту работу, от которой потом всю жизнь кошмары сниться будут.

Вот башка его… вернее, то, что от неё осталось. Лица нет. Просто месиво. Только клок волос светлых прилип к чему-то склизкому. Узнал, блядь. Его волосы.

Собрал всё, что смог, в плащ-палатку. Тяжелая, сука. Не потому, что много, а потому что это он. Был.

И мысль одна в башке стучит, как дятел, блядь: “За что, суки? За что вы его так? И меня… и всех нас… с обеих, нахуй, сторон…”

А вокруг тишина такая… неестественная. Только мухи жужжат, падлы. Пируют.

Война, блядь. Ненавижу.