Интервью с Юлией Андреевой для НГ-ЭКСЛИБРИС

Вышло в НГ Экслибрис от 05 апреля 2023 года в сокращении. 

https://author.today/u/langedok1 - страница Юлии Андреевой 

Юлия Андреева – поэт, прозаик, исследователь литературы,  составитель сборников. Родилась в Ленинграде в 1969 году. В школе  занималась в секции поэзии клуба «Дерзание» при Дворце пионеров им. А.А.  Жданова. С 1993 года начала публиковаться, в том числе в Австралии, США  и Эстонии. В 2002 году окончила колледж культуры как «режиссер  современного досуга, ритуала, праздника и эстрады». Член Союза писателей  Санкт-Петербурга, член Российского межрегионального союза писателей,  член-корреспондент Академии русской литературы и изящной словесности им.  Г.Р. Державина. В 2003 году за роман «Мертвым не понять» стала  лауреатом литературной премии «Созидатель». Автор множества книг – как  художественных, так и по истории литературы. Составитель концептуальных  сборников разных авторов. В 2004 году стала кавалером Золотой Пушкинской  медали «За сохранение традиции в литературе» и Золотой медали им. Г.Р.  Державина. 2006 год. Роман «Предсказание» выдвигался на премию Гоголя  (номинация «Вий», мистический роман) и вошел в число номинантов. В 2010  году книга «Многоточие сборки» была удостоена премии им. Н. Гоголя в  номинации «Портрет».

Ольга Камарго (ОК): Как сложилось, что вы стали писателем? Это – детская мечта? Или, может быть, более зрелый и осмысленный выбор?

Юлия Андреева (ЮА): - Начнем с того, что это была мечта моей мамы. Она не смогла реализоваться, как писатель в свое время. Хотя ей прочили великое будущее. И, видимо, в меня программа была изначально заложена. Во всяком случае, когда я была маленькой, говорила уже в рифму. За мной ходили и записывали, только не сразу, мама говорила, сначала не поняли. Но лет с трех записывали в тетрадку. Она сохранилась. Я же всем говорила, что буду детским писателем.

 ОК: Именно детским?

 ЮА: - Ну, конечно. Сама же была ребенком. Так что, пока другие люди мучились выбором и искали себя, я точно знала. А еще у меня была вторая мечта после прочтения «Трех Толстяков» Олеши, стать танцовщицей. Собственно, и стала. Долгое время совмещала. Многое писала в стол, сначала - стихи и рассказы. Просто оттачивала язык. Потом в какой-то момент пришла в Союз писателей России, на «Молодой Петербург». У меня были на тот момент первые книжечки, изданные, конечно же, за свой счет. Потому что после развала СССР писатели были никому не нужны.

Пришла – за столом жюри поэт Кушнер, других не узнала. Вызывают по списку, поэты выходят в центр, читают что-то, представляются. Вот, у меня публикации там и там. Я положила мои книжки, они посмотрели, сказали, мол, такой уровень, вам надо за счет издательства публиковаться. Я говорю, вы видели, что в издательствах требуется?

Они переглядываются, спрашивают:

- Так вы еще и издательскую деятельность знаете? А чего ж тогда…

- Ну мне надо еще потренироваться. На рассказах.

Они говорят:

- Нет уж, давайте  издаваться.

Конечно, не ожидала такой реакции. Присмотрелась к издательскому рынку, и выбрала жанр фэнтези, И полгода практически в полном забытьи писала роман. Причем я его изначально сделала на 30 авторских листов, а потом устроила ему хорошую такую липосакцию. До 20 похудел. Но книжка получилась толстая. Ее напечатали, тираж разошелся, потом допечатывали. 

ОК: То есть, первая же книга оказалась успешной?

ЮА: - Она не первая вышла. Первая, которая писалась для издательства. Не помню уж, какая по счету была. ОК: Как учились «на писателя»? Как выбирали интересующие вас темы? Были ли наставники? Кто-то помог, направил вашу учебу и личное трудолюбие?

ЮА: - Я пришла в Аничков дворец, Дом пионеров и школьников имени Жданова, к педагогу, Нине Алексеевне Князевой. Совершенно восхитительная женщина глубокой эрудиции. И у нас там была очень жесткая школа. Сейчас когда мне, скажем, в сборник текст присылают и я начинаю работать ия, можно сказать, не редактирую, глажу мягкой кошачьей лапкой. А из нас просто душу вытягивали. Вот, к примеру, сегодня надо написать амфибрахием на такую-то тему и при этом решить такие-то философские задачи. И это нормальное задание. А дети, которых научили разбирать и рецензировать рукописи, они же на оценку все что угодно сделают, миндальничать не станут. Это я сейчас: «да вот, вы понимаете… Конечно, у каждого свое мировоззрение, свой читатель… Но вы же не можете не понимать, по правилам стихосложения, палка и селедка никак не рифмуются». А там не жалели, до слез доводили. Дети выходили все красные, в слезах, соплях. Взрослые так делать бы не стали. У детей же и цель была – найти как можно больше ошибок.

ОК: И как вы считаете – это правильно - школа должна быть жесткой? Или это все-таки перебор?

ЮА: - Нет, школа должна быть жесткой, иначе никак. Надо изначально ставить рамки и планку задавать достаточно высоко. Труднее всего в этом плане с поэтами. Из разряда «а мне свыше надиктовано». Архангел надиктовал следовательно – править нельзя. Но ведь и без правки такое публиковать тоже нельзя. И начинаются конфликты. Я понимаю, что этих людей никогда в жизни профессионально не разбирали.

Но если «сверху надиктовали», то бесполезно. Не спорить же с высшими силами. Одна дама как-то пришла, заказала себе книжку сделать. Говорю:

– Извините, у вам же тут глагольные рифмы все время и слова однокоренные рифмуются. Это позорно.

- Что же с того, - говорит автор, - это и не стихи, это литании, специальные медицинские тексты, они как мантры нацелены на исцеление. 

Думаю, издам ее. Не разбираюсь я в литаниях. А потом, когда книга вышла, она запросила рекомендации в Союз Писателей. Но там, извините, нужны две книжки. – говорю я.

- Ну вот, детские стихи и эти литании.

- Так вы же сами сказали, что это не стихи, а медицинские тексты, не подойдут. 

ОК: Есть ли книги, которые вы сами любите читать и перечитывать?

ЮА: - Разумеется, есть. Была в свое время просто влюблена в Бориса Виана. «Пену дней» и «Сердцедера» много раз перечитывала. Сей-Сенагона «Записки у изголовья» - зачастую держу около кровати, действительно, у изголовья. С любого места могу открыть почитать с удовольствием. Это то, что перечитываю. Гоголя очень люблю, язык его очень нравится. А «Мертвые души» - это настолько вкуснятина. Неважно, о чем он пишет, его язык изумительно хорош.

А так, если я хочу отдохнуть, прочитав столько текстов, сколько  обязана за день просмотреть. Могу детективчик или фэнтези прочитать с удовольствием. Когда как получается, чтобы развлечься немного. У той же Далии Трускуновской замечательные исторические вещи, она пишет их много, стиль хороший. Завязки, развязки, интересно коллизии просматривать. Много современных хороших авторов с удовольствием читаю. И им благодарна за это.

ОК: Как вы относитесь к экранизациям? Какие вы считаете удачными? Хотели бы вы экранизировать какие-то из ваших книг?  

ЮА: - Хотелось бы. Я даже когда пишу, так раскрываю образный ряд, чтобы было зрелищно и можно было снять. Вот когда писала «Святы и прокляты», там есть такой момент. Девочка-ясновидящая, которая связывается с прошлым и рассказывает, что там происходит, видения у нее. Видения у нее, которые видят все присутствующие. Она не просто говорит, транслирует картинку, кино показывает. Специально сделан такой момент. Чтобы ничего не объяснять, потому что иначе они только ее голос слышат. А так они сами все видят. Скажем, герои сидят в большом зале, разговаривают, а девочка в этот момент видит картины. И вот между сидящими появляются кресла, на которых сидят ювеналы, они что-то серьезно обсуждают в Ватикане. Такой специальный киношный прием.

ОК: Книжка лучше, чем фильм?

ЮА: - Когда как, опять-таки. Вот скажем, мой любимый спектакль «Стакан воды» по пьесе Эжена Скриба «Стакан воды, или Причины и следствия», где Лавров в главной роли. Я Лаврова никогда не любила. Потому что у него в основном роли комсомольские или партийные, надоели. А тут - его увидела совсем другим. Потому что и книга прекрасна, и спектакль великолепен.

Или последняя экранизация «Вия» - «Гоголь. Начало» мне очень понравилась. Я несколько раз смотрела, просто в полном восторге, как они это сделали. В то время, я часто бывала на «Ленфильме», работала с биографиями актрис, архив нужен был. И в какой-то момент услышала разговор, мол, плохо снимаем, вот «Гоголь. Начало»… Я их заткнула, возбужденно размахивая руками. Мне понравилось, и я должна была сказать об этом. Понятно, что это по мотивам, не один в один. Но там так хорош Олег Меньшиков. Просто замечательно! И его ирония, и то, как он цитаты вспоминал. На него смотришь, и это первое, что цепляет обращает на себя внимание. Гениальная обработка! Для современного зрителя – то, что надо.  

Или если посмотреть экранизацию «Гарри Поттера», тоже много несовпадений. Вот, скажем, смерть Снейпа. Ведь по книге Нагайна находится в клетке. И клетка опустилась ему на голову и Нагайна его кусает. Получается нечто совершенно ужасное. А Снейпа все любили, и зрителю неприятно смотреть, как змея его убивает… В фильме показали только тень и удары. И за счет этого получилось хорошо. А больше ничего не надо, не надо смотреть, как умирает Алан Рикман.

Вот то, что Драко Малфой пытается злить Гарри и говорит гадости о его матери, хорошо, что не дали. Потому, что при таком накале страстей… в сцене Когда Гарри его спасает от адского пламени, был бы вопрос – а на кой черт его спасать такого гада? Никто бы не смог обвинить Гарри за то что тот бросил Драко бросил в огне. У него не получилось, он – ребенок. Он не пожарный, не спасатель, этого не умеет делать. Его бы никто не осудил, никогда в жизни. Издеваться над самим Гарри, разбить ему нос – это нормально, мальчишки постоянно дерутся. А вот хорошо, что гадостей Драко в кино не показали. Это психологически верно, мне понравилось. Иначе б это в книге еще более или менее уместно, тем более, что читала с перерывами и немного остывала. А вот в фильме…  я бы сказала, что не верю. Есть вещи, которые не прощаются.

Кино, конечно, дало больший масштаб. Полного совпадения не будет, тут свои законы, но мне понравилось. Естественно, накал страстей в книге и фильме достигается разными методами. Это разные жанры, так и должно быть. 

Кстати, я смотрела фильм «Гарри Поттер десять лет спустя». Я была в шоке, в ужасе. Во-первых, актер Джейсон Айзекс, который играл Люциуса, он перед этим  исполнял роль капитана Крюка. Он стал говорить, что Драко таким вырос, потому что его отец Люциус - подонок и садист. И играл он подонка и садиста. А я дочке говорила, помню, что бы хотела, такую семью, как у Малфоев. Мне нравятся такие взаимоотношения, самоуважение, и способность заставить уважать себя. Как они друг друга поддерживали! И вот актер, который его играет Люциуса, говорит, что его персонаж подонок и никого не любит. Для меня это было полное откровение. Да, в семье холодноватые отношения, но необязательно же всем постоянно обниматься и водить хороводы 

ОК: Они оказались виноваты, по сути, в том, что выбрали не ту сторону.

ЮА: - Он еще в юности выбрал. И потом, почему нет? Он – природный дворянин. Удивительно, что культ расового превосходства чистокровных волшебников, на самом деле, ввели полукровки.

Я тут подумала, может вообще этот вопрос выкинуть? Все-таки интервью обо мне, а не о Роулинг и прочих не моих фильмах?

ОК: Работа над какой (или какими) из ваших книг доставила наибольшую радость? Есть ли на данный момент любимые из написанных?

ЮА: - Каждая книга – принципиально новая задача. Каждая книжка – особенная, делалась по-новому с какой-то сверхзадачей. Читатель этого, разумеется, не знает. Вот, например, «Фридрих Барбаросса» писалась от первого лица в настоящем времени. А учитывая, что герой – мужчина, было очень тяжело. Это постоянный внутренний диалог, который не прекращается. На длительном переходе, от одного замка до другого, он что-то бубнит про себя постоянно, и в этот бубнеж втекают солдатские песни, грегорианские гимны которые тянут ищущие перед солдатами монахи. Затягивает эта работа безумно. И каждая книжка со своей новой задачей.

«Геймера» писала – это историческое фэнтези, четыре книжки. Я сразу сказала – это будет тетралогия. Говорят, ерунда, где четыре книжки, там и пять, и шесть. Только начни. Нет, я изначально знала, как это будет. В первой книжке герой появляется в другом мире, то есть это история человека из наших дней, который оказался в древней Японии. Во второй книге - он уже женат и признает, что в этом мире или возможно иллюзии, куда он попал, ему жить больше нравится нежели в мире где он родился и был одинок. Это история отца и его сына. Третья книжка – его непосредственный враг на той территории со своей семьей, с отношения матери и дочери. И вот таким образом до последней книжки он доходит, а в каждой книжке – своя сверхзадача. И в конце первой книжки появляется мысль, что герой должен дождаться христианского восстания, и убить христианского лидера чтобы больше никто не пострадал. Чтобы ни восстания этого не было, ни массового убийства христиан. Три книги герой ищет семью, в которой должен родиться этот христианский лидер, и в четвертой искомый мальчик рождается в его семье. Герой оказывается еще перед выбором либо он уничтожит собственного внука, либо допустит кровавую резню. И все книжки, так или иначе повествуют как он подходит к этому врагу и что враг по сути врагом не является. То есть, здесь концепция была в каждой книжке, и пятой быть не могло. Внуки, правнуки Геймера быть не могли. И ничего сюда не прирастишь – это бесполезно.  

ОК: У вас довольно много биографий. По какому принципу вы выбираете персонажей? Темы?

ЮА: - Бывает, что издательство мне предлагает. Например, в какой-то момент «Вече» мне сообщает, что хорошо бы сделать биографию Фридриха Барбароссы. Думаю, Господи, это ж законник, что я в этом понимаю? Мне проще тот же Король–Лебедь,  — Людовик Баварский. По крайней мере, об искусстве, о Пейре Видале, трубадуре, о выступлениях, о сцене и так далее.  

Ну ладно, говорят мне, как вариант - можешь написать о детском крестовом походе. Что это такое? Германия, в один день из нескольких городов выходят дети, от младенцев до подростков, сопровождаемые монахами. Они идут за море, туда, где Бог. В один день – как??? Телефонов нет, радио - тоже. Я понимаю, конечно, монахи могли это организовать, но для того времени – очень странно. далее когда работала, чертила маршрут движения, нашла карту того времени. Так вот, одна группа – а это несколько тысяч человек, шла ровно. А другая - такими зигзагами, непонятно, как и кто ее направлял. То есть тема безумно интересная. Но оказалось, что материала мало. Тогда я нашла биографию Фридерика 2 Криштауфера, который в то время был в подростковом или юношеском возрасте,  стала с ним соотносить, потому что и место совпадает, и возраст. И когда я отдала рукопись в издательство, они спрашивают – может теперь и про Барбароссу напишешь? А почему? Потому что Барбаросса – Фридрих 1 родной дедушка Фридриха 2. И получилось, что про внука я написала, с эпохой более или менее разобралась, кто во что одевается, что едят, как налоги собирают, какие правила. А от внука до деда это уже не так далеко. И стала работать. Персонаж мне понравился в конечном итоге, потому что я изначально не так его представляла и не понимала, что он мне действительно близок.

А так по-разному бывает. Вот, скажем, о Карле Брюллове я писала, а потом много материала осталось незадействованным. Думаю, займусь другим, примусь за изучение новой эпохи все же забуду. А у меня целый чемодан еще неиспользованного остается. Что делать? Стала искать героя, который бы рядом был. Я же уже знаю, какие пуговицы, какие шляпы носили, на чем ездили, какие коляски, прочее. И нахожу Айвазовского. Жил в тоже время, часто бывал у Брюллова в мастерской. То есть хорошо были знакомы, И дальше берусь за Айвазовского, но уже зная реалии. У нас многие писатели работают с одной эпохой, с одним местом. Но мне нравится изучать что-то новое, обогащать себя. 

 ОК: Вы пишете по плану или идете «за героями»? Как вы работаете с источниками? Как собираете материал? Только ли через монографии и энциклопедии?

ЮА: - Очень по-разному. Когда я только начинала писать исторические романы, с меня требовали синопсис. Потому что автор еще непроверенный, неизвестно, куда заведет. Но я, конечно, больше люблю просто двигаться исходя из логики повествования.

Например, вот у меня в «Мертвым не понять» изначально три основных героя. Два из них очень действенных, свет и противосвет. А третий на посылках. И вдруг где-то в конце второй части я понимаю, что герой у меня настолько окреп, что уже невозможно и дальше его игнорировать. По задумке Я должна была его убить, но в результате это он ликвидировал своего палача. И никак по-другому - он вырос, изменился, возмужал. Герой претерпел такие изменения, повзрослел, заматерел. И чтобы его ликвидировать, надо было убрать все, что до этого было написано.  

ОК: А по источникам?

ЮА: - Каждая отдельная книжка по-своему. Когда я писала про Айвазовского, какой-то добрый человек именно в это время, как специально, начал выкладывать расписки, никому кроме меня не нужные, и записки, которые мальчик Ованнес в деканат писал. А это такое удовольствие! Он еще Рак по знаку зодиака. И вот Ованнес получил медаль и его должны отправить на полный пансион в Италию. Он пишет записку в деканат – ради Бога, решите вопрос, чтобы половину моих денег отдавать маме в Феодосию. Он не может ее так оставить. На несколько лет уезжает, как она будет? Для меня это была настолько сильная характеристика человека! Он думает не о том, зачем он едет, что он там увидит, что ему надо бумагу с собой взять, чтобы там не покупать. Нет, он думает о маме.

Есть такие книжки, и их много, «Воспоминания о…». Трехтомник даже у меня есть. О Блоке, о Некрасове - почитать то, что другие люди писали, которые их знали. Конечно, человек умер, много возвышенного. Но и много бытовых тонкостей, без которых не напишешь. Опять-таки, многие писали автобиографии, возможно сохранились письма. Пишут какие-то рассказы, в которые включают часть своей биографии. Тоже приходится это отлавливать. С каждым новым персонажем, приходится что-то новое выискивать.

ОК: Часто приходится выезжать, смотреть в каких условиях они жили?

ЮА: - Для книги о Карле Брюллове я ездила в Италию. В то время в Италии находился Гоголь. И они там познакомились, конечно. Брюллов только что закончил Академию, но был уже достаточно известен. Гравер Фёдор Иванович Иордан, узнав, что приезжает Брюллов, в полном восторге, бежит к Гоголю. Я знаю, что это происходит в октябре или ноябре. И вот я думаю, он в возбуждении радостном бежит к Гоголю. Я могу представить, какая в это время погода. Хорошо. Вопрос - он надел пальто? Или просто быстренько шарф повязал и шляпу взял? Далеко ему бежать или нет? Я буквально шагами проходила и смотрела путь от квартиры Иордана до квартиры Гоголя. Самый краткий маршрут. Я понимаю, что читателю без разницы – в пальто он или нет. Но для меня это было очень важно. Такие вещи я предпочитаю знать не для читателя, а для себя. Чем тщательнее удается пробраться в эту тему, тем интереснее мне самой.

 ОК: А есть ли любимый жанр?

ЮА: - Биографии и исторические романы я изначально больше любила. Фэнтези - у меня сейчас начат роман, мне его не написать. Выхожу на то, что есть у других, а мне это уже не так интересно. То есть мне надо найти свою сверхзадачу. А ту, что я себе поставила, мне пока не выполнить. Поэтому у меня вещь начата, сделано четыре авторских листа – и все. Ничего не могу поделать.

 ОК: А какая сверхзадача – если не секрет, конечно - была, когда писалась биография Конан-Дойла?

ЮА: - С Конан-Дойлом вообще было безумно интересно. Это человек, можно сказать, эпохи возрождения. Потому, что он все умел, он все знал. И здесь от него отступить ни на шаг нельзя, невозможно ничего придумать. Поэтому вся выдумка, которая там есть, это то, то Конан-Дойл сам рассказывает собственную историю. Он же знал, когда должен умереть, ему об этом сказали заранее. И писал много раз свою биографию. Потому для меня сверхзадачей было как раз то, что человек, который отлично знал, когда он должен умереть, к этому готовился. Он писал материал о себе. И я писала его биографию, общаясь с ним. Его автобиография в моем изложении. То есть не от третьего лица. А он изначально находится в кругу близких, пишет и вспоминает. Такие картины возникают. Там даже есть такой момент, когда он пытается передать тому, кто будет им заниматься, его биографией, свои особенные наставления. Этот контакт я даже показала, что он происходит. То есть изначально была такая задумка, что Конан-Дойл рассказывает сам. Поскольку он знает, что умрет, то прекрасно понимает, что должен подвести итоги своей жизни и передать кому-то. Такой мистический прием.

ОК: И очень сильно отличается от того же Бетховена, которому надо было еще научиться жить со своей болезнью.

ЮА: - Наверное, да. Но Брюллов и Бетховен – не те люди, рядом с которыми хочется жить. Они шикарные персонажи, но… не дай бог такого соседа.

Брюллов утром просыпался, начинал прыгать на кровать с ружьем в руках и палил в дверь. То есть если слуга оказывался в это время за дверью с подносом, совершенно спокойно мог пулю получить. И это в порядке вещей.

Ну ладно, говорят мне, как вариант - можешь написать о детском крестовом походе. Что это такое? Германия, в один день из нескольких городов выходят дети, от младенцев до подростков, сопровождаемые монахами. Они идут за море, туда, где Бог. В один день – как??? Телефонов нет, радио - тоже. Я понимаю, конечно, монахи могли это организовать, но для того времени – очень странно. далее когда работала, чертила маршрут движения, нашла карту того времени. Так вот, одна группа – а это несколько тысяч человек, шла ровно. А другая - такими зигзагами, непонятно, как и кто ее направлял. То есть тема безумно интересная. Но оказалось, что материала мало. Тогда я нашла биографию Фридерика 2 Криштауфера, который в то время был в подростковом или юношеском возрасте, стала с ним соотносить, потому что и место совпадает, и возраст. И когда я отдала рукопись в издательство, они спрашивают – может теперь и про Барбароссу напишешь? А почему? Потому что Барбаросса – Фридрих 1 родной дедушка Фридриха 2. И получилось, что про внука я написала, с эпохой более или менее разобралась, кто во что одевается, что едят, как налоги собирают, какие правила. А от внука до деда это уже не так далеко. И стала работать. Персонаж мне понравился в конечном итоге, потому что я изначально не так его представляла и не понимала, что он мне действительно близок.

А так по-разному бывает. Вот, скажем, о Карле Брюллове я писала, а потом много материала осталось незадействованным. Думаю, займусь другим, примусь за изучение новой эпохи все же забуду. А у меня целый чемодан еще неиспользованного остается. Что делать? Стала искать героя, который бы рядом был. Я же уже знаю, какие пуговицы, какие шляпы носили, на чем ездили, какие коляски, прочее. И нахожу Айвазовского. Жил в тоже время, часто бывал у Брюллова в мастерской. То есть хорошо были знакомы, И дальше берусь за Айвазовского, но уже зная реалии. У нас многие писатели работают с одной эпохой, с одним местом. Но мне нравится изучать что-то новое, обогащать себя. 

ОК: У вас довольно много интересных проектов. Как вы их выбираете? Как находите? Наверное, уже вас стараются заинтересовать?

ЮА: - Александр Смир организовал серию «Петраэдр» в 95, я к нему немножко позже присоединилась. Но тем не менее, была у истоков, но тогда еще с ним не работала. А что касается издательства «Той», то получилось очень смешно. Когда у нас в «Петраэдре» вышел сборник о котах, он хорошо пошел в «Лавке писателей». И в какой-то момент его назвали книжкой месяца. У них там стенд при входе в магазин с книжкой месяца и фотографией автора. А авторов много, не будешь же всех брать, братская могила получится какая-то. И взяли фотографию составителя. Но поскольку на целый сборник - я одна, то каким-то образом получилось, не знаю уж, кто придумал, что я – лучший составитель Санкт-Петербурга, или составитель месяца. И после этого руководство издательства обратилось с просьбой сделать для них серию книг.

ОК: Какие есть общие претензии к неопытным и малоопытным авторам?  Кто-то жалуется на отсутствие любопытности, заинтересованности. Кто-то – на леность и не начитанность. Кто-то на самонадеянность и нежелание учиться. Каково ваше мнение?

ЮА: - Вы знаете, меня как раз на телевидении спросили, какие вопросы чаще всего задают. К примеру, как пробиться в издательство. И когда я начинаю совершенно по-честному рассказывать, как это делается, вижу, что глаза потухли. И понимаю, что все, он уже ничего не хочет, оно ему не надо. Ожидают каких-то волшебных рецептов. А я не знаю волшебных рецептов, я знаю, как оно работает.

Например, если вам надо пристроить тот же исторический роман, идете в большой хороший книжный магазин, ищете похожие романы. Надо для начала найти хоть что-то близкое. Роман этого года - не прошлого, позапрошлого. Потому что серии постоянно закрываются, заменяются другими. К примеру, у вас Сибирская тема. Вече сейчас делает «Сибириаду». Смотрите, подходит ли временной отрезок, совпадаете ли вы территориально, по количеству листов. Дальше смотрите, кто ответственный за выпуск, как называется серия. В конце книжки все это есть, и себе просто выписываете. Дальше идете на сайт издательства. Если там есть вкладка «Новым авторам», то читаете полностью. А не просто послать на деревню дедушке. Если надо заполнить анкету – заполняете все пункты, а не только те, какие нравятся. Если надо - написать письмо. Если там пара рекомендаций – шрифт, 12 кегль, все это выполняется. И четко пишете в теме письма кому его следует передать. Иначе секретарша отправит ваше творение в общий лоток. Она не будет читать роман, она отдаст кому-нибудь. В итоге, не дай бог, редактор, которая занимается женским романом, получает, скажем, исторический. И что дальше, редактор женский романов привык к совсем другим сюжетам, здесь же, она или он видит какие-то  даты, какие-то сложные имена. Поэтому если указать заранее, что произведение направляется в такую-то конкретную серию такому-то человеку, то есть шанс, что рукопись попадет в правильные руки. Это очень простой способ, но он работает.

Недавно я задала тот же вопрос редактору солидного издательства и от он ответил: 

 - Если мне приходит текст, скажем, с тремя видами тире и один абзац идет от поля, а другой отбивается - не энтером, а клавишей пробела, - мне это противно и я не читаю. Мне потом верстальщик скажет – обрабатывай текст за неряшливым автором. А я не хочу этим заниматься. И верстальщик не станет.

Но это сделать просто. Не отсылать сразу, а посидеть, привести в порядок. Я когда работала с издательством «Питер», первым моим издательством, мне вручили памятку на трех страничках. Там четко сказано, как оформляется текст, заголовок, подзаголовок, эпиграф, с определенными префиксами. Когда сказала своим знакомым, те говорят – ты что, с ума сошла? Зачем тебе это надо? Но если б отказалась, меня б и не публиковали. Надо просто выполнить то, чего они хотят. Никто не обязан выполнять вашу работу по оформлению текста. Не надо посылать по принципу «авось проскочит». Да не проскочит, никогда не проскакивает.

ОК: А вы сами разведывали эти ходы? Или был наставник?

ЮА: - Сама разведывала, потому, что по-другому просто никак. Вот меня, скажем, познакомили с Ахмановым Михаилом Сергеевичем, замечательным литератором и очень добрым человеком. Меня познакомил один писатель, дал телефон. С Ахмановым договорились, я принесла почитать еще тогда машинопись. И он сказал, идите в издательство «Крылов», я там поговорил. Он при мне разговаривал, сказал:

- Вот этого человека только не отправляйте на женский роман. Она не будет писать женские романы, это вообще не ее. Дайте ей пробу на исторические приключения, исторический роман.

В результате они не хотели нового человека и запихнули меня на женский роман. Естественно, я первую же пробу провалила. 

Я действительно все это разведывала, у меня статья даже по этому поводу целая написана. По интернету бродит, где я все описываю. Это очень легко на самом деле, просто нужно приложить некоторые усилия, походить по магазинам, почитать тексты. 

Опять же, выходит на меня человек:

– Помогите мне опубликовать роман об Александре Невском.

- О, хорошо, актуально, давайте. Сколько у вас авторских?

- Два

А в серию идет от двенадцати. Что это за роман – на два авторских листа? Автор говорит – нет, он устроен как роман, вы мне помочь не хотите. А я б с удовольствием, но где я еще десять авторских возьму? Я могу редактора попросить посмотреть, а толку-то от этого? Откроют, увидят объем два авторских, скажут, не годится.

Вот тоже сейчас, собирала сборник по картинкам Барни Райтсона), изначально договорились семь тысяч знаков на одну картинку и десять – на две. Ну ладно, когда автор присылает семь с половиной, не может сократить. Присылает незнакомый автор на пять авторских листов. Куда? 

Требования есть, только зачем их читать? Нормальная ситуация, что условия конкурса человек не читает.

Поскольку мне никто не помогал, приходилось пытаться понять, что конкретно от меня требуется. Это было тоже достаточно болезненно, потому что инструкций тогда не оставляли. Даже сайты только появлялись, и не было информации, скажем, новым авторам. Приходит, скажем, в Союз Писателей человек. Говорит, организована такая-то серия, требования такие-то. Начинаешь над этим работать. Понятно, что если заявлено двенадцать авторских листов, то, в теории, одиннадцать с небольшим или даже десять листов верстальщик может растянуть. Но в одной и той же серии невозможно установить в одной книге мелкий шрифт, а тут – крупный. Пострадает единство оформления. И на полке, где стоит серия, они приблизительно одинаковые. И по ценам они недалеко друг от друга. То, что стоит дольше, подешевле, новое – подороже. На это тоже надо обращать внимание.

А то вот с «Фениксом» получилось у меня. Было тридцать авторских, я даже думала, что на два тома, по пятнадцати. В результате пришлось сокращать до двадцати. Но там нужно было, чтобы книжки были большими. Здесь я недалеко ушла от требований.    

ОК: Но и тираж 5-6 тыс. считается очень приличным

ЮА: - Ну да, биографии у меня выходят тиражом 1.5 тыс. Редко, когда больше. В девяностых вообще огромные тиражи, и по 100 тыс. были. Просто издательства пошли по другому пути. Зачем оплачивать склад, где трубы могут потечь и тираж - утонуть. Лучше я буду делать маленькими заводиками. Продал - напечатал еще.

ОК: Говорят, что и магазины берут без склада, по 2-3 штуки.

ЮА: - Совершенно верно. И вы понимаете, сколько можете раскидать по магазинам. Уж лучше потом сделать допечатку. Чем сейчас платить за склад, за свет, за охрану. И еще неизвестно, что там и как будет. Так что это обычная практика. Так же как и от офисов стараются отказываться. Верстальщик все равно верстает всегда дома. Зачем платить за его рабочее место?

ОК: Говорят, есть беда еще худшая для тех, кто печатается за счет издательства. Это если напечатают, а тираж не разойдется.

ЮА: Не разошелся, ну и что? Дальше уже издательство думает, что с этим делать. Вот у Эдгара По в начале карьеры, например. Издательство говорит, ну хорошо, мы готовы издать твою книжку. Но при условии, что ты или кто-то из твоих друзей даст нам честное слово и напишет расписку, что если читатель не заинтересуется, вы нам возместите все убытки. По крайней мере, у нас такого нет. Если и есть где-то, то я об этом не слышала.

ОК: Есть ли любимые проекты из тех, которые вы вели?

ЮА: - Я участвую в жюри Премии «Петраэдр», я собираю. Давать призы приятнее, чем получать. Я люблю делать подарки. А сама получить эту премию не могу. Даже если кто-то проведет голосование,  имею полное право отказаться хоть в момент вручения. Потому, что изначально, когда только разрабатывала условия премии, я ставила это условием. Чтобы никто мне не вручил премию, которую я придумала. Чтоб потом не говорили, что я сама себя выдвигаю. Зачем мне это надо?

ОК: Как вы относитесь к новым форматам – электронной книге, аудио?

ЮА: - Очень хорошо. Каждый день вкладываю по главе на АвторТудей. Тяжело, конечно. Я не люблю такую работу, монотонную. Но втянулась, сейчас нормально.

Я и сама люблю с планшета читать, можно сделать удобный шрифт для уставших глаз. В книжке мне это не удается. 

А аудио… Когда пандемию объявили, я каждый день читала по рассказу и вкладывала. Чтоб что-то приятное людям сделать.

ОК: А долго получали коммерческий статус на АвторТудей?

ЮА: - Я сначала полгода туда заливала тексты, чтобы, когда буду получать коммерческий статус, у меня там что-то было. Скажем,  заливала одновременно шесть книг. А потом попросила коммерческий статус. Они не разобрались, написали мне, что, поскольку  не издавалась в крупных издательствах, то мне можно только подарки. Я отсмеялась сначала. Потом пишу, что спасибо, конечно, за подарки, это большая честь для меня. Но что касается крупных издательств – и выдала название издательства, год издания, название произведения, хорошенький список получился.

Моя книга издавалась методом Брайля – для слепых. Маленькая книжечка – а получилось четыре толстых тома. Я даже относила один том к нам, в Союз Писателей и попросила разрешения у руководства – пустить по рядам. Потому, что если кто-то соберется писать на эту тему, то описание в Интернете не соответствует действительности. Нужно посмотреть, подержать, взвесить, провести пальцами по страницам, иначе не напишешь. И мы тратили время на то, чтоб я им рассказывала, что и как, тонкости. Мне дали слово, я минут 15 вещала. Меня спрашивали, том пустили по рядам, потрогать руками, запомнить это ощущение. Действительно, завтра возникнет такой персонаж  - и можно сильно напортачить. Можно написать, что как на перфокарте – но, поймет ли читатель. Там абсолютно другая бумага. Люди специально долго с этой книгой возились. Но писатель – такой человек, который много чего должен видеть и знать.

Я когда пошла получать авторский экземпляр, меня предупредили – тележку захватите. Говорю, мне одна книжка полагается, какая тележка? Вы не представляете, что это за книжка. Она тяжеленая, как черт знает что. Я думала, пусть будет как экзотика, но она много места занимает. А я тут в Набережных Челнах познакомилась со слепой девочкой. У меня была мысль послать ей подарок. Но ее адреса никто из знакомых к сожалению не знал.

Спасибо за беседу!

#экслибрис