Вспомним как это было, в чем причина и самый цимус

Телефон как пистолет впивается в висок, вибрируя нездоровым электрическим смешком. Пластиковый корпус трещит под пальцами, будто черепная коробка того ничтожества, что сейчас хрипит на другом конце провода. Голос из трубки — липкий, как гной из вскрытого фурункула, — бормочет что-то о помощи, о резиновых пулях, о швейцарской клинике.

Кровь стынет в жилах, превращаясь в ртуть. По лицу ползет алая змейка — лоб сам собой бьется о штукатурку, оставляя на стене кровавые иероглифы. В ушах пульсирует: "Ты не боец... не боец... не боец..." — эхо из детства, когда золотая медаль падала в лужу, а кудрявый отличник у доски улыбался своим фирменным, ядовитым сочувствием.

Пальцы сами сжимаются в кулак. В мозгу всплывают обрывки кинопленки: переулок, кровь на асфальте, крик случайной прохожей. Проклятая баба с сумкой из супермаркета! Ее надо было прикончить заодно, но этот мокрый цыпленок струсил, убежал, оставив дело недоделанным. Теперь его сопливые оправдания текут из телефонной трубки, как помои из треснувшей канализации.

Галлюцинации накладываются на реальность. Вот он, этот жалкий неудачник, уже висит на крюке в подвале. Кишки вываливаются наружу, как розовая лента из кассетного магнитофона. Но нет, это лишь мираж — на самом деле сопляк где-то ползет по швейцарским сточным трубам, нытьем своим призывая смерть.

На столе осколки стекла складываются в узор — лицо того самого мальчика из школьных лет. Все та же снисходительная улыбка, те же "дружеские" подножки под видом помощи. Рука сама тянется к ножу, но вместо металла пальцы натыкаются на пузырек с таблетками. Глотаешь горсть, а они превращаются во рту в мелкий битый лед.

Тени на стене шевелятся. Вот он, кудрявый демон детства, вылезает из-под кровати в мамином шелковом платье. "Посмотри на меня, — шепчет, — я красивее тебя, умнее тебя, все меня любят..." Платье трещит по швам, обнажая рубцы на плечах — следы отцовского ремня, материнских упреков, учительского равнодушия.

Часы на стене смеются: тик-так-хи-хи-так. Время течет вспять — вот он, школьный двор, осень. Кудрявый мальчик в центре внимания, а ты — тень у забора. Он протягивает руку: "Не злись, дружище", — и в этот момент понимаешь, что нож уже в его животе, теплая кровь течет по пальцам, пахнет медью и детством.

Но нет, это снова галлюцинация. Реальность — это пустой кабинет, разбитый телефон, таблетки, рассыпанные по полу как конфетти с похорон. Где-то далеко воет сирена. Или это кричит тот мальчик? Или это кричишь ты сам?

Зеркало показывает странное лицо — то ли твое, то ли его, то ли ваше общее, сросшееся в одном бредовом кошмаре. Губы шевелятся сами: "Скоро... скоро..." Но что будет скоро — уже не разобрать. Остается только ярость, густая как ртуть, и тихий детский шепот где-то в глубине черепа: "Может, мы могли бы... дружить?.."

Но ответа нет. Есть только тьма за окном, похожая на черные крылья, и чувство, что где-то там, в Швейцарии, один человек пока еще дышит. Но ненадолго. Очень ненадолго.