Скверные рифмы
Автор: Алевтина ВараваОчи барина шальные,
Словно угли в темноте!
Светят в тёмную погоду
Как те луны на небе!
Барин резвый, барин прыткий,
Взял сердешко, как в тиски.
Глаз боюсь поднять и липну
Как древесная смола.
Я б за ним пошла в пучину,
Но кому же я нужна?
Барин гордый, величавый,
Глаз – орлиный, золотой…
– Гриш! Вставай! Яичница остынет. Гришка!
Дарьюшка озлилась, и по паркету Г-образной комнаты снова прокатился холодок, забираясь в дырявую тапку незваного гостя. Дарьюшка стиснула почернелые зубы и с досадой пнула по ножке железной кровати так, что та вздрогнула, и поднимающийся уже Гришка непонимающе заоглядывался.
Вот же приносит нелёгкая черствосердых да недалёких! Один за всё время попался нормальный человек, даром что дитятя, Димка Мякушкин! Вот он Дарьюшкину поэму любил, уснуть без неё не желал, с самого своего рождения. А другие! Тьфу! Уж она и с выражением им читала, со всей душой, как истинная актриса того самого театра заезжего, в который так влюбилась малолеткой! Как сердце её мягкое растаяло от взора гордого барина, князя, так и замечтала: напишет о своей зазнобе такой романс, что прогремит он на весь мир, и словами её даже и барышни станут вздыхать по своим возлюбленным, не ведая, что повторяют за простолюдинкой.
Тайком училась Дарьюшка грамоте, чтобы записывать, да не выучилось и пришлось потому заучивать, но уж к этому она приловчилась так, что могла, как на духу, часами читать свои стихи, и читала, каждому, кого только видела!
Только все от ней бежали, и потому сузила Дарьюшка аудиторию с переездом в эти чудны́е хоромы до тех, кого сама-то видела, но кто не видел её.
А потом прогневила Дарьюшка князя, и дозволил он ей сквозь одну только щель в реальность вирши свои доносить. Застыло у ней тогда сердце, но всё надеяться не перестало даже и через одну прореху, а найти почитателей, да желательно грамоте обученных, чтобы записали и снесли печатнику, и стала Дарьюшка именитой да известной, пусть бы и там.
Но только бежать продолжили все от её стихотворных строф. Не понимали (окромя малого Димки, но того отец с матушкой увезли, прежде чем он буквы запомнил).
И ладно, когда не понимали молчком!
Был тут один, литературный дознаватель! Он Дарьюшкин роман за две недели ночей выслушал от начала и до конца, растопил сердечко её надеждой, потом уселся за стол, долго стучал пальцами по печатной машинке, Дарьюшка даже всерьёз решила, что сбылась её мечта, и стали стихи ложиться буквами на бумагу. А перед сном ирод из ванной комнаты возвратился в своём халате, на край кровати сел, очочки на нос нацепил и зачитал вслух такой разгромный отзыв о Дарьюшкином творчестве, что она едва мёртвая не упала по ту сторону.
После этот окаянный Станковский бумагу свою лживую отложил, впредь попросил его не тревожить, и спать лёг как ни в чём не бывало.
Придушила ирода Дарьюшка, взяла на душу грех. Не смогла сдюжить обиду.
Но за то князь, на диво, и не серчал почти. Изучил обстоятельства и заключил, что был Станковский погань. Отрядил даже своего секретаря проследить, чтобы за Дарьюшкино душегубство никого в каземат не заперли.
И было то бариново заступничество ей такой отрадой, словно бы князь на дуэль через девку свою, поломойку, пошёл. Сто лет помнить будет, а то и дольше.
Однако же бежали годы, и рвалось сердечко слова свои заученные в люди пустить. Да всё попадались к щели, князем дозволенной, люди-нелюди, вроде вот этой бабы базарной и муженька её, даром что княжьего внука.
Ничего. Выстудит их Дарьюшка. И когда-нибудь пришлёт Господь кого дельного роман бумаге передать… А там зазвучат слова пылкие по новой науке на всякой кухне прямо из радио, люду на радость…
Также повесть можно слушать в авторском прочтении тут (ссылка на аудио)
Каждый ваш лайк произведениям делает автора немно-о-ожечко счастливее)
