Субботний отрывок

Присоединяюсь к флэшмобу от Марики Вайд (https://author.today/post/656573). На этой неделе у меня проды нет (и вообще, я работаю над рассказом на конкурс Ари), но на прошлой были проды в две разные книги. Одной я поделился в прошлую субботу, другой - делюсь теперь. 

Он замолчал, не в силах продолжать. Горло скрутило болезненным спазмом. И шагнув к нему ближе, королева положила руку ему на плечо. В мягком, ненавязчивом жесте нежности и поддержки.

— Ты скорбишь по нему.

Это был не вопрос, это было утверждение. Все-таки она понимала его лучше, чем кто бы то ни было в этом мире.

Лучше, чем кто-либо из оставшихся в живых.

— Скорблю, — послушно подтвердил Этельберт, — Он был моим братом. И моим другом. Он защищал меня всегда. А я… я не смог защитить его, когда ему потребовалась моя защита. Какой из меня король? Какой король, Ханна? Я слаб. Я слишком слаб. Поэтому уходи, Ханна. Пожалуйста. Я… я боюсь, что не смогу защитить тебя. Ингвар защищал Вин’Линетту даже перед всем двором. Но я не он.

Серьезно смотрела на него девушка.

— Ты боишься, что меня схватят мятежники? — спросила она наконец, — Или же боишься своих собственных людей?

Этельберт задумался над ответом. На вопрос, которым он не задавался толком, но который терзал его долгие годы.

Кто худший враг? Тот, кто потворствует демонам? Или тот, по чьей вине подобным демону становишься ты сам?

— И того, и другого, — признался он наконец, — Но больше всего я боюсь нашей судьбы. Предопределенности. Бессилия. Я боюсь, что уже не могу ни на что повлиять. Ни на мятежников. Ни на своих людей. Я не смогу удержать их в узде, контролировать их. И потому не смогу защитить тебя.

На какое-то время воцарилось неловкое молчание. За окном послышался раскат грома; мелкий моросящий дождь все-таки перешел в настоящую грозу.

Как будто предвещающую грядущие трагедии.

— Защитить меня, — повторила королева, невидящим взором глядя в стену, — А как насчет других? Ты король, Этельберт. В твоих руках абсолютная власть над всем твоим королевством. Только ты определяешь его будущее. Разве не так?

В ответ он лишь тяжело вздохнул. И признался:

— Не так. Совсем не так. Совершенно не так. Быть королем — не значит иметь абсолютную власть, Ханна. Это значит иметь сорок шесть человек, в девяносто две руки держащих удавку, обхватывающую мою шею. Сорок шесть человек, с которыми я вынужден постоянно считаться, чтобы сохранить стабильность королевства.

По лицу его все-таки скатилась одинокая слеза. Как ни пытался он сдержаться, но сил его уже не хватало.

Слишком тяжело дались ему события последних дней.

— Даже если они потребовали от меня принести в жертву их интересам собственного брата.

— Они все хотят новой войны, — сказала вдруг Ханна, заглядывая в глаза мужа, — Они ведь не удовлетворятся кровью Ар’Ингвара, верно? Они не удовлетворятся кровью мятежников. Их жажда, жажда войны ненасытна. И ты по-прежнему будешь с ними считаться, ведь так?..

Этельберт кивнул. Глупо было теперь пытаться казаться перед ней сильнее, чем он был на самом деле. Теперь, когда она видела его слабым.

Теперь, когда факты говорили яснее ясного, кто он есть.

— Да. Я ничего не могу с этим поделать. Я не могу изменить их. Я не могу подавить их. Все, что я могу, это балансировать на грани… пока хватает сил.

Ханна кивнула в ответ. С грустью, с печалью. С отчаянием.

Неожиданным порывистым жестом прильнула она к мужу, обнимая его так крепко, как только могло её слабое тело.

Как будто в последний раз.

— Я понимаю тебя. Пойми и ты меня… мой супруг. Пойми меня, пожалуйста, и прости.

— За что?..

Король Этельберт недоуменно посмотрел на неё, — и в следующее мгновение почувствовал, как острая сталь вонзилась в его тело. Глаза его расширились от боли и удивления.

А четырехгранный кинжал в изящной руке королевы повернулся, расширяя глубокую рану в его боку. Отворяя кровь и лишая жизни.

— Прости меня, мой супруг, — повторила Ханна, — Я почти полюбила тебя. Почти полюбила тебя, Этельберт. Но… это не имеет значения. Мы с тобой не люди, Этельберт. Мы король и королева. И мы с тобой обязаны приносить жертвы. Приносить на алтарь короны и других, и самих себя.

— По… почему? — с трудом выговорил король, чувствуя, как из уголка губ стекает струйка крови.

Он не сопротивлялся и не пытался даже дотянуться до меча, в последнем смертном порыве покарать своего убийцу. В глазах его не было гнева, лишь детская обида на преданное доверие.

Горечь предательства — и какое-то тихое смирение с его неизбежностью.

— Ради Трира, — печально ответила девушка, борясь с подступающими рыданиями, — Ради своего королевства. Ведь вы не остановились бы. Ты сам это сказал. Даже если и захотел бы ты остановить завоевания Аскании, ваша знать не позволила бы тебе этого. И ты, ты один не смог бы пойти против неё. Ты подчинился бы её воле, — как подчинился в этот раз. Поэтому после подавления мятежа… вашей следующей жертвой стала бы моя страна. Все то, что случилось в Данаане, повторилось бы и в Трире.

Ручьем стекали слезы по её юному лицу. Рыдания сотрясали её тело. Голос её дрожал, но все-таки, заставила себя королева смотреть не отрываясь, как постепенно покидает жизнь светло-зеленые глаза её супруга.

Глаза мужчины, которого она почти полюбила.

— Я надеялась. Я правда надеялась, Этельберт. Я мечтала, что мы, мы вместе, найдем выход. Но выхода нет. Ты сам это признал. Мы король и королева, Этельберт, и мы обязаны приносить жертвы.

Бей’Ханна склонилась к супругу, чувствуя, как постепенно затихает биение его сердца. Это было её первое убийство, — как до того это был её первый мужчина. Но она готовилась, тщательно готовилась и к тому, и к другому.

Она готовилась к тому, чтобы идеально исполнить свою роль.

Исполнить роль жены. Исполнить роль убийцы.

— Прости меня, мой супруг… Этельберт. Прости меня и прощай. Я хотела бы, чтобы мы встретились в других обстоятельствах. Чтобы мы были не королем и королевой, а просто мужчиной и женщиной. Тогда бы мы просто любили друг друга. Вдали от политики. От власти. От трижды проклятой войны. От жертв, что мы приносим, и от выбора, что мы делаем. Может быть, в другой жизни?..

Королева невесело рассмеялась, глядя в мертвое лицо. Казалось, что-то в ней погибло вместо с этим человеком.

— Если Провожающая позволит нам с тобой родиться опять. Если даст она нам второй шанс любить друг друга в новой жизни, примешь ли ты меня? Поверишь ли ты в то, что я тебя почти любила? Или неосознанно почувствуешь памятью прежних жизней, что я совершила в этой? Осудишь ли? Забудешь? Или простишь? Мне страшно проверять это. Мне страшно. Но я проверю.

(с) "Цена ненависти" https://author.today/work/403879