...нешто я злодей какой али чудовище…

Зрелище было жуткое и завораживающее. Три десятка оживших беломраморных статуй неслись по поляне в весёлом вихре. Игривые сатиры отстукивали копытами чечётку, перед ними кружились стройные красотки-нимфы. Гермес плясал с Гебой, Аид чинно вёл Фортуну, которая танцевала, стоя на своём колесе, а трёхглавый пёс, сопровождавший повелителя царства мёртвых, скакал вокруг них, точно подросший щенок. Геракл отжаривал чертовского гопака с Афиной Палладой. Амур весело прыгал с Ледой, и мраморный лебедь то летал вокруг них, то взмывал в чёрное небо.

Внутри круга, образованного танцующими, восседал на троне Зевс, одобрительно качая головой. Орёл на его руке взмахивал крыльями, покрикивал, время от времени взлетал, облетал поляну и возвращался. Возле владыки Олимпа стоял Аполлон и бряцал на лире, а Пан, раздувая щёки, что было силы дул в свои дудки. Возле них подплясывали двое сатиров: один трубил в рожок, другой лупил кулаком в бубен. Оба льва, что днём сидели на крыльце, тоже участвовали в общем веселье. Они то припадали друг перед другом на передние лапы, то вставали на дыбы и в шутку боролись, то принимались носиться друг за другом по поляне.

Девять лиловых шаров, похожих на шаровые молнии, величественно плыли по кругу на высоте трёх метров, освещая это дикое сборище.

— Слушайте, а они нас не заметят? — прошептала Настя.

— Лучше бы заметили. А то стопчут и скажут, что так и было, — усмехнулся Родион.

— Чё делать будем? — прошипела Надия.

— Васька бы знала, что делать. Но у нас нет с собой нормальной камеры, — ответил Родион.

— Родик, ты чё, глумишься?

— Нет. Шучу.

— Дурак ты, боцман, и шутки у тебя дурацкие.

— А что ещё делать? Посмотрели, теперь надо уматывать. Пока они нас на самом деле не заметили.

Но благие намерения Родиона так и остались намерениями. На поляне неожиданно возникли новые действующие лица. Одним из них был высокий старик в чёрном камзоле и при шпаге, с длинной сивой гривой, убранной в конский хвост. Он без страха, но с видимым почтением приблизился к Громовержцу. За ним шли ещё трое. Юноша в офицерской форме конца XVIII века с бледным до синевы лицом; на груди его зияла рана, казавшаяся чёрной в колдовском свете. Косматый тощий бродяга, одетый в истлевшее рваньё, с железным ошейником — цепь волочилась по траве. Но самым страшным был призрак девушки в роскошном платье. У неё была раздроблена голова, и половины верхней части черепа просто не было. Дико и страшно таращился левый глаз, круглый и бессмысленный. Хищно белели обнажённые зубы в лохмотьях растерзанной плоти. Растрёпанные светлые волосы, густо залитые тёмной кровью, шевелились как будто от ветра. Девушка ковыляла, вцепившись в руку офицера. В свободной руке у неё был зажат пистолет.

При виде мертвячки Надия и Петя синхронно выругались, Родион стиснул зубы и вцепился в ружьё, будто оно могло защитить от нежити. Настя, тихо поскуливая, схватилась за рукав Родиона. Ей хотелось отвести глаза от кошмарного создания, но упустить чудовище из поля зрения оказалось ещё страшнее, чем смотреть на неё.

Мёртвая девушка на мгновение остановилась и повернулась в ту сторону, где прижалась к траве четвёрка. Не было никаких сомнений, что она непостижимым образом заметила их.

Зевс повелительно воздел длань кверху, и музыка смолкла. Танцоры остановились.

— Славное нынче веселье, владыка Олимпа! — воскликнул старик, кланяясь Зевсу.

— ТЫ ПРАВ! СЛАВНОЕ! — раздался над поляной каменный голос.

— Только что-то гости наши скромничают, — ехидно продолжал Руднев (ясно было, что поляну почтил своим присутствием сам немёртвый хозяин усадьбы). — Ровно холопы шкодливые, что кары господской страшатся, лицом в землю уткнулись. А тем самым меня, старца немощного, срамят, нешто я злодей какой али чудовище… Дамы прелестные, господа достойные, извольте подняться да почтенному сообществу объявиться!

Золото колдуна