Ностальгия по СССР это не желание "вернуть совок"

Часто, когда возникает разговор о Союзе, особенно среди поколения заставших лишь его последние отголоски или знающего о нем по рассказам старших, в воображении рисуются вполне конкретные картины. Всплывают образы из архивных кинохроник или пожелтевших фотографий: бесконечные очереди за базовыми товарами, прилавки с ограниченным ассортиментом, громоздкие ламповые телевизоры, автомобили, чья конструкция кажется сегодня архаичной. На этом фоне любое упоминание СССР, любой намек на ностальгию легко трактуется как желание буквально вернуть этот мир – со всеми его бытовыми сложностями и технологическими ограничениями застывшего времени.

Однако здесь кроется фундаментальное непонимание. Когда люди этого поколения или те, кто чуть старше, говорят о подобных вещах, они редко имеют в виду физическое возвращение в тесные хрущевки или магазины с пустыми полками. Речь идет о чем-то гораздо более масштабном и, пожалуй, более грустном. Речь идет о несостоявшемся будущем. О той параллельной реальности, которая могла стать нашей сегодняшней повседневностью, если бы история пошла иным путем, если бы огромная страна не рухнула под грузом внутренних противоречий, а нашла ресурсы для глубокой трансформации, сохранив свой каркас, но вобрав все достижения мировой научно-технической мысли.

Можно попробовать вообразить: Союз не прекратил существование в 91-м. Представляется, что он сумел мобилизовать волю, интеллект и ресурсы для необходимой, пусть и сложной, модернизации. Не слепое заимствование западных моделей, а поиск собственной траектории, опирающейся на мощнейшую фундаментальную науку, инженерные традиции, ту самую дерзость масштаба, что когда-то вывела на орбиту первый спутник и первого космонавта.

Каким мог быть этот "наш" СССР сегодня, в середине третьего десятилетия XXI века?

• Технологии: Свои, но мирового уровня. Вместо статуса рынка сбыта для зарубежной электроники, страна была бы ее признанным разработчиком и экспортером. Последние модели коммуникаторов не завозились бы как диковинка, а создавались бы в лабораториях НИИ с громкими именами вроде "Кристалл" или "Вектор". На них работали бы операционные системы отечественной разработки – безопасные, надежные, возможно, с узнаваемыми элементами интерфейса из эпохи БК-0010 или УКНЦ, но под капотом несущие самые передовые решения. Эти системы стояли бы не только на персональных компьютерах граждан, но и на критической инфраструктуре, и на серверах по всему миру как весомый конкурент.
• Автопром: Эра электричества. Проблемы с вечно капризными карбюраторными двигателями остались бы в далеком прошлом. По дорогам страны курсировали бы бесшумные, динамичные электромобили и гибриды от "Москвича", "АвтоВАЗа" или возрожденного "ЗИЛа". Это были бы не просто реплики, а машины с уникальным дизайном и инженерными решениями – возможно, с прорывными аккумуляторами на основе новых материалов или системами автономного вождения, созданными в кооперации с авиационно-космическими бюро. Зарядная сеть была бы не экзотикой, а столь же обыденной частью пейзажа, как автобусные остановки, от Балтики до Тихого океана.
• Космос: Не прерванный полет. Станция "Мир" не завершила бы свой путь в водах Тихого океана, а стала бы краеугольным камнем масштабной национальной орбитальной платформы, центра притяжения международных научных программ. Луна воспринималась бы не как достижение полувековой давности, а как плацдарм для постоянного присутствия: добыча ресурсов, научные базы, стартовые комплексы для дальних экспедиций. Марс... Те самые "яблочные фермы" из ироничных мемов – конечно, метафора. Но регулярные грузовые рейсы, а в перспективе и пилотируемые миссии к Красной планете? При сохранении темпа развития и амбиций советской космической программы это выглядело бы не фантастикой, а логичным, хотя и сложным, следующим шагом. Заголовки газет могли бы гласить: "Успешный эксперимент по выращиванию злаков в марсианском грунте!" или "Станция 'Арго' на Фобосе приступила к сканированию пояса астероидов".
• Космические паруса: Упущенный ветер истории. Здесь стоит вспомнить один малоизвестный, но символичный проект. В конце 80-х - начале 90-х в СССР активно велись работы по созданию космических аппаратов на солнечных парусах. Проект "Знамя" (эксперимент по освещению Земли отраженным солнечным светом с помощью огромного зеркала-паруса) был лишь первым шагом. Существовали серьезные планы по запуску исследовательских зондов к другим планетам, использующих давление солнечного света как бесплатный и неиссякаемый двигатель. Это была потенциально новая, революционная страница в освоении космоса, где СССР мог стать абсолютным первопроходцем, открыв эпоху сверхдальних перелетов без гигантских затрат топлива. Развал страны похоронил эти планы в зародыше. Мировая "гонка солнечных парусов", которая могла стать таким же символом технологического соперничества, как лунная гонка, так и не стартовала из-за развала СССР и нежелания капиталистов "тратить деньги просто на космос". Утрачен был не просто проект, а целое направление мысли, прерванный прыжок человечества к звездам на крыльях света – прыжок, который мог бы совершиться под флагом Союза.
• Инфраструктура: Умные сети континента. Трансконтинентальные высокоскоростные магистрали связывали бы не только запад и центр, а весь огромный массив страны в единую сеть. Города развивались бы по концепциям "умной" урбанистики, сочетающей масштаб с человеческим комфортом. Повсеместно доступный высокоскоростной интернет, обеспечиваемый мощной спутниковой группировкой, стал бы нормой даже в самых удаленных уголках. Энергетика базировалась бы не только на традиционных углеводородах, но и на передовых, безопасных атомных станциях нового поколения, гигантских солнечных электростанциях в южных степях, ветропарках на арктическом побережье.
• Наука и образование: Престиж мысли. Статус ученого, инженера, конструктора оставался бы одним из самых высоких в обществе. Мечта стать космонавтом или физиком-ядерщиком не утратила бы своей притягательности для молодежи. Ведущие ВУЗы страны – МФТИ, МГУ, Новосибирский университет – были бы центрами притяжения для лучших умов планеты. Аспирантура воспринималась бы не как отсрочка, а как старт карьеры в глобальных исследовательских проектах. Научные открытия становились бы не предметом для продажи патентов за рубеж, а основой технологического суверенитета и прогресса.

Почему эта картина кажется столь привлекательной? Почему это больше, чем фантазия?

Притягательность заключается не только в технологических образах, сколь бы захватывающими они ни были. Корень – в глубоком ощущении утраченной траектории, нереализованного потенциала, буквально украденного будущего. В осознании "того, что могло стать реальностью".

• Ощущение масштаба и великой цели. В этой альтернативе страна предстает не как поставщик сырья, а как технологическая держава, формирующая повестку дня. Это создавало бы мощное чувство общей цели, национальной гордости, сопричастности к чему-то грандиозному и значимому. Не стратегия "догнать и перегнать", а позиция "задаем стандарты".
• Социальная стабильность (в ее идеализированном прочтении). Признавая все проблемы реального СССР, в этой воображаемой версии "развитого Союза" сохранились бы, вероятно, в модернизированном виде, ключевые социальные гарантии: уверенность в завтрашнем дне, доступность и высокое качество образования и здравоохранения, отсутствие запредельного социального неравенства. Не уравнительный принцип, а гарантия справедливых стартовых возможностей и достойного уровня жизни. Утрачены социальные лифты и возможность народа влиять на правящий класс.
• Иная модель глобализации. Мир не был бы монополярен. Существовала бы мощная альтернативная система со своими технологическими стандартами (в коммуникациях, транспорте, энергетике), экономическими связями, возможно, более справедливыми для развивающихся стран, и значительным культурным влиянием. Это создавало бы принципиально иную геополитическую динамику, иную конфигурацию мирового развития.
• "Свое" и "передовое": Синтез идентичности и прогресса. Это ключевой психологический аспект. Речь не о простом доступе к глобальным трендам, а о создании собственных, конкурентоспособных на мировом уровне, а иногда и опережающих решений. Смартфон, в дизайне которого угадываются эстетические принципы советского промышленного дизайна 70-80-х, но с начинкой, превосходящей лучшие мировые аналоги. Автомобиль, сочетающий в себе надежность, присущую старым советским моделям, с инновационностью и экологичностью лидеров современного рынка. Это удовлетворение глубокой потребности – не быть вечным реципиентом чужого прогресса, а быть его активным творцом и источником, сохраняя свою идентичность.

Что было утрачено?

Именно на этом осознании возникает та самая горечь, которую часто ошибочно интерпретируют как тоску по ушедшей эпохе. Утрачен был этот самый потенциал. Утрачена возможность идти уникальным путем, опираясь на собственные сильные стороны и традиции. Утрачено будущее, в котором позиция "догоняющего" сменилась бы статусом "лидера" в критически важных для человечества сферах: освоении космоса (включая те самые солнечные паруса!), цифровой революции, новой энергетике, транспорте будущего. Утрачено чувство коллективной гордости за свершения, за страну, которая не просто занимает место на карте, а активно формирует будущее цивилизации.

Вместо этой картины – устойчивая зависимость от сырьевого экспорта, хроническое отставание в ключевых высокотехнологичных отраслях, продолжающийся отток интеллектуального капитала как национальная драма, постоянное ощущение вторичности и необходимости догонять. И самое главное – гнетущее чувство, что колоссальный потенциал, заложенный в той стране, в ее научных школах, в ее людях, был в значительной мере растрачен, не реализован в полной мере. 

Вот о чем идет речь в глубине души. Не о временном отсутствии колбасы на прилавках в 1985 году, а о том, что в 2025 году среди мировых лидеров в создании квантовых компьютеров, разработке искусственного интеллекта, строительстве электромобилей следующего поколения или организации коммерческих полетов к астероидам нет наших компаний и институтов, которые были бы закономерным продолжением и развитием той, советской, линии научно-технического прогресса. Не состоялась та самая гонка солнечных парусов, где мы могли быть первыми.

Это размышление об упущенных исторических шансах целой цивилизационной модели. О том, как могла бы выглядеть наша повседневная реальность: какие устройства лежали бы в карманах, на каких машинах преодолевались бы расстояния, куда устремлялись бы в поисках новых впечатлений (на земные курорты или орбитальные смотровые площадки?), какие прорывные новости – о термоядерном синтезе, о расшифровке сознания, о рукотворных биомах на Марсе – воспринимались бы с законной гордостью за вклад "наших" ученых и инженеров.

Это не политическая программа. Это, скорее, ностальгия по будущему, которое так и не стало настоящим. По той линии времени, которая оборвалась, оставив нас в реальности, воспринимаемой многими как менее амбициозная, менее технологически самостоятельная, менее наполненная общим смыслом созидания. Это чувство, что понятие "советский" могло бы ассоциироваться не только с историей, но и с самым передовым краем современности, с теми самыми электромобилями, марсианскими программами и солнечными парусами, бороздящими просторы между орбитами. И именно это ощущение утраченной альтернативы, а не желание вернуть в быт ламповый приемник или авоську с дефицитом, часто является подлинной основой сложных разговоров об СССР среди тех, кто мысленно смотрит не в архивное прошлое, а в параллельное, нереализованное настоящее. Какое будущее было утрачено? Возможно, то, в котором мы были бы первыми развернувшими солнечный парус у Юпитера. А какое будущее рисуется в воображении?