Необычный эпизод. (Флешмоб от Р. Бирюшева)

Автор: Александр Шафф

Эпизод из "Луча Жизни". 

Тиберий Бреннер, сыщик. 

Это маленький тощий человечек. Уже в годах. Репутация - ленивый пьяница недалёкого ума. Этакий мирный дурачок. Сидит себе двадцать с лишним лет на одном районе, способен разве что бочку кислой капусты найти. По три-четыре часа в день проводит в одной и той же пивной. В усмерть, правда, не наливается, но ясно, что человек конченый и его карьера остановилась навечно. Да ему и не надо. 

Но вот выпало и Тибо крупное дело. Правда оно пришло к нему не по служебной линии, а в частном порядке, но всё равно. И пришлось ему всё-таки подключить коллег. 

Преддверие развязки. Экстренный поезд. Ночь перед рассветом. Тибо беседует со старым приятелем и раскрывается с совершенно неожиданной для того стороны. Оказывается, этот любитель пива очень даже наблюдательный, сообразительный и злопамятный.



Примечание: 

Гау - район. 

Ундманн - хоббит, полурослик.

В 1887м году из королевства изгнали всех нелюдей на волне шпиономании. Действие происходит в 1889м. 



- Копыто и Колотушку можно хоть сейчас брать. - рассуждал Вернер Гроубер, раскинувшись на деревянной лавке в вагоне третьего класса. - Эли их узнает, угрозы подтвердит. Но самое большее, что за это светит - полгода тюрьмы.

- Копыто - оборотень, Вернер. Он просто перекинется и смоется. Иначе первое же магосвидетельствование - и крепость навечно.

- Но прошёл же он его в армии. С чего ты вообще взял, что он перевёртыш?

- Томас - это же Томаш, только на браннский манер, верно?

- Верно. Или Тома на люцианский.

- Понимаешь. - Тибо опёрся локтем о нижний край рамы. - Томас у Йоси не так давно. До войны - а я на Ведьмачках двадцать три года - у него были другие люди. А больше - нелюди.

- Наслышан. - ухмыльнулся Вернер, лениво следя за тонкой красноватой полоской над летящим по обе стороны густым лесом.

Новейший паротурбоэлектровоз сообщал экстренному поезду невиданную прежде скорость в сто сорок лиг за какой-то час. Мощная хищная рыбообразная машина рассекала тьму ярким прожектором, дым сдувало бешеным напором ветра и непривычно глухо стучали колёса - вместо цилиндров с дышлами локомотив двигался посредством электрических моторов с клеймом "ЭТО".

- Полтора десятка орков, около тридцати ундманов только в ближнем кругу. Был гоблин-знахарь, но он умер ещё в восемьдесят втором, кажется.

- А люди были?

- Конечно. Михель, Рыбка и Колотун. Только ходили они под Руггом, орком. Ругг и был одно время управляющим, хотя числился некий Ульрих Невель.

- А Томас?

- Вот он уже после появился, года два назад. Регер тоже примерно тогда же, Ольгерд-моряк - примерно с восемьдесят пятого. Он правда был военным моряком, но его так изуродовало, что списали вчистую.

- Михель с Рыбкой и Колотуном не воевали?

- Рыбка погиб в самом начале войны, Колотун отбрехался поддельной язвой, а Михель сунул кому-то и всю войну писарем просидел на тех же складах, что и наш дорогой Петер.

- Ублюдки. - прорычал обер-лейтенант.

- Орки все на фронт пошли. В этом отношении у них жёстко.

- Да, орки были самые надёжные парни.

- Ругг и Дрегр вернулись раньше, но и ушли на запад прежде всех. А остальные, кажется, даже в Альвигейл не заезжали. Йося устроил перевозку на запад всем мобешским нелюдям и договорился с волчаками.

- Странное, Тибо, у меня к нему отношение. С одной стороны дед справедливый, помогал кому мог, а с другой - такое творить начал - хоть венок животворящий выноси!

- Он безумен, Вернер. По-другому я это объяснить не могу. - Тибо вздохнул. - Уходит эпоха. Их эпоха! Благородных и всевластных господ. Пришла эпоха коммерсантов и инженеров. Он не перенёс того простого факта, что его слово, слово фон Мальтбурга, в нынешнем Мобеше весит в сотню раз меньше, чем в довоенном. До войны он двигал бровью и тот же Бруно Краувиц бежал к нему извиняться, вообще не зная за собой какой-то вины. Сейчас Войцех Кравиц пошёл поперёк его запрета. Да что Краувиц! Свой же зять, пан Дибич! А этот засранец Гробичек? Явиться в оплот всевластного господина этих мест и угрожать. Да ещё и деньги требовать. Да в семьдесят восьмом о таком и помыслить было невозможно!

- Так он за этим ездил в Мальтбург?

- Именно из-за этого Йося с Хельмутом примчались в Альвигейл среди февраля. Несмотря на три пересчитаные задницей лестницы, Гробичек не угомонился. А оставшийся без присмотра пан князь телеграфировал Войцеху и тот выслал автомобиль за "Лучом".

- Не стоило ему селиться у старой гадюки. - покрутил головой Гроубер.

- Семья. Долгие годы добрых отношений. Общее горе после смерти пани Вильгельмины. Полагаю, дед уехал из замка ещё более-менее уравновешенным. Но тут добавился наглый Бальдур Хольт. И это окончательно перевернуло мозги Йосе. Кстати, Томас добился своего - Хольт-старший покинул город.

- А младший? На Белорозах сказали, что его не видать и не слыхать.

- А ему наш ринек устроил мужскую немочь.

- Вот скотина какая! Как ты его назвал?

- Ринек - это лисий оборотень, Вернер. Они немного умеют колдовать сами. Отвод глаз, лёгонький морок. В сказках ещё говорилось, что пани-ринеки умеют приворожить к себе мужчину.

- Ну и как ты догадался, что Томас не бранн, стянувший документы и медали, а оборотень?

- Ринеки не умеют выговаривать "ш" и "ч". Почему - вечному ведомо. Заменяют, обычно, на "с" . Где мог взять аусвайс вчерашний обитатель леса? Да только у деревенского старосты - они имеют право выписывать временное удостоверение личности. Но "ш"-то наш друг хитрый сказал как "с"! Вот и вышел Томас вместо Томаша! А в городе писарь записал, как было в той бумажке. Надо ему очень уточнять! Фамилия же вообще по роду. Сад-ринек. Приставка не поймёшь откуда, а дальше прямое признание.

- Как его на призывном не раскрыли?

- Да просто. Он мог призываться году этак в восемьдесят первом, когда гребли всех, лишь бы не одна нога. Тогда, по-моему, вообще не проверяли. Лёгкий юркий парнишка - в кавалерию! - Тибо перевёл дух. - Он, скорее всего, в дозорах и разъездах отличился. Там лису равных и быть не могло. Тем более, с умением глаза отводить.

Вернер молчал, размышляя о чём-то своём. Вагон гремел и раскачивался. Люди вокруг дремали. Если бы не качающиеся на крюках карабины и серо-жёлтые жилеты на всех проезжих - обычный ночной поезд.

Наконец обер-лейтенант спросил:

- А почему ты его не сдал?

- Вернер, я двадцать три года чисто в гау Верхний Фонтан. Там была небывалая, не похожая ни на один другой гау, обстановка. Атмо-сфэра, как теперь говорят. Есть Йося - добрый круль. Есть орки - справедливые, но малость драчливые ребята. Есть ундманы - деловитые, работящие, скрытные. Есть немного гоблинов - вороватые, грубоватые, но лекари знающие. Зуб выдрать или язву прижечь - это к ним. И лавку подломить - это тоже к ним. Есть люди. С очень разной, но всегда чем-то интересной судьбой. Бедные дворяне, бывшие артисты, учёные, лесные объездчики, ведьмы, моряки... Там было множество миров, сплетённых в один. Он играл такими красками, что погрузившийся в него, принятый им, погружался в небывалое. Как в перины старые. Все в пятнах, но ужасно тёплые и уютные, несмотря ни на что. Ни на воровские дела, ни на стычки, ни на какие-то старинные обиды и тайны. Ведьмачки брали тебя и переваривали по-своему. Это было настоящее очарование, Вернер. И весь Альвигейл был такой же. Множество миров удивительно уютно сплетённых в один. - Бреннер опустил голову. - Заводы и война поломали этот мир. Он начал рушиться с наступлением прогресса. - Глухо и безнадёжно сказал сыщик. - Мне достались уже обрывки и осколки, которые я пытался сберечь и сохранить в душе. Умирал мой город, мой Альвигейл! Я ненавидел каретников и алхимиков, ненавидел кондитеров и коммерсантов. Они убили мой Альвигейл. Альви моей юности. Мои рассветы над морем, тихие пыльные улочки летнего полудня и ранний зимний вечер в соборе. Я пел когда-то в хоре, Вернер. И я ещё помню старые рыбные склады на Чешуе, где сейчас Эспланада.

Помню старые домики в садах и Вдовью Гору в сирени. Я думаю, Вернер, что пан Йося испытывал то же, что и я. Но ему пришлось труднее. Этот город не просто жил в его душе, но являлся основой его души. И он сломался. Это уже не тот мудрый пан Йозеф, которого мы знали. Как и от моего города остались лишь жалкие осколки за буфетом. - Тибо поднял глаза на остолбеневшего от таких откровений приятеля. - В Альви и окрестностях осталось немного из тех народцев. Они не смогли расстаться с родиной. В основном это четвертинки и осьмушки. Но есть и совершенно невероятные существа. Одно время на Языке жила пара, от которой нынче бы барышни в обморок упали - ундманн и орчиха. И все вокруг считали это обыденностью. Ну сошлись и сошлись. Живут, деток растят, любят.

- Их дети? - Вернер не верил своим ушам.

- Да. Я знаю где они скрываются, но никогда не выдам. Они часть моего Альвигейла. Часть моего Мобеша. Часть моего Арганда. Поэтому я не выдал изуродованного войной ринека. Поднимется шум - пострадают и они. Мапо не спит, лишь уши прижало. Только дай повод - они их развернут и начнут косить. И многие пойдут по дороге слёз. Сам-то не боишься, потомок волчардов?

Обер-лейтенант Гроубер потерял дар речи, глядя на маленького худенького грустного человечка, как на небывалое чудо.

Над лесом взлетел сотрясающий всё и вся рёв дракона - стальное воплощение эпохи прогресса на полном ходу пролетало по обходному пути мимо маленького ажурного вокзала станции Аршаль.


- Тибо. - хриплым срывающимся шёпотом начал офицер. - Я даже не буду спрашивать как ты догадался. Ты меня сейчас размазал по стене не хуже снаряда. Тебя всю жизнь считали туповатым хитроватым лентяем, ничего больше. Теперь я понял зачем ты создал себе такой образ. Не хотел уходить с Ведьмачков, где до самой войны сохранился твой старый Альви, твоя перина, твой мир. Ты научился отличать малейшие оттенки в этой картине и играть на струнах, как на арфе, да? Но почему тогда ты решился рассказать мне? Ведь доверие Йозефа для тебя было ценно. Наверное.

- На Ведьмачках дурили чужих, а не своих, Вернер. Я давно им был свой с маленькой оговоркой. Но с оговоркой там почти все были. Этакий внутриквартальный договор. У меня с самого начала вертелась мыслишка, что Адвокат врёт. То ли он переиграл, то ли что. Не могу я это и сам сообразить. Не тот оттенок проскочил, не та нотка. А потому у меня было полное ведьмачковское право сыграть контр-игру. И я просто не ринек, а в квартиру Гробичека попасть очень хотел.

- Ты знал, что мы найдём там это шайсе?

- Догадывался. Томас Садринек с серебряной звездой сразу меня насторожил. Я и понятия не имел, что есть такой орден.

- Но не та нота, верно?

- Верно. Садринек носил честно заработаные Стальные Копыта. И тут вдруг появляется с каким-то непонятным знаком. Странно? Да более чем. А когда оказалось, что восьмилучёвка это концентратор, то тут и щёлкнуло в черепушке моей бедной. Только я не помнил, какой дар у хитрого народца.

- В наших краях тоже кой-чего до войны было. - вздохнул Гроубер. - Лесные ведьмы, горные феи. Или наоборот? Нет, не вспомню. Это мои братья и родители знают, а я давно оторван от корней. Но рогуль меня задери, Тибо, ты, оказывается, не подставка под пиво, а очень интересная книжка, только обложка затёртая и грязноватая. Стоит себе на полочке в уголочке, а случаем откроешь и всё - пропал навеки. Ты не пробовал писать воспоминания?

- Ну какой из меня мемуарист? Не смеши Вечного.

- Не скажи. Альфред с Дереком вообще-то образованные ребята, они в курилке так восхищались твоей беседой с этими гадюками. Мол, хоть книжку с тебя пиши.

- А почему они в жандармерии?

- Недоучились, война помешала. А потом... ты и сам видел выживших со сгоревшей душой.

- Пустые глаза.

- И чёрная пустыня боли вместо сердца. Они пошли туда, где брали. Просто вместе. Как и воевали вместе. Не нам их судить.

Бреннер прикрыл рукой опухшие глаза.

- Я никого не сужу. Они выжили и получили право на свой лучик жизни. Как и все, кто это вынес. Или не вынес и сломался. Мы все хотим лучика, Вернер. Лучика, который согрел бы наши выстуженые души.

- Тибо, ты не книжка, ты целый мир. - Гроубер резко выдохнул. - Вот и болота пошли. Где-то здесь могила Томаша-Некроманта?

- Да. - Бреннер не отнимал руки от глаз. - Справа от линии, а не слева. Его башня была у леса. И он был тоже, кстати, Томас, а не Томаш. Может, тогда так говорили? Не знаю. Любой человек - мир, Вернер. Просто у одних в мире гора хлама, у других - чёрная пустыня, у третьих - бабьи жопы и всё.

- Интересно, что в мире у Петера? - усмехнулся жандарм.

- Пепел отгоревшей юности и куча мусора, набросаная всякими фройлян социалистками. Бочка дрянного пива и паровая машина. Гора промасленной ветоши, бессонные ночи в терзаниях и обида на весь мир. Он был интересным в молодости, стал занудой в зрелости и умрёт несчастным, больным и нужным разве что Эли. И он это прекрасно знает, Вернер. Просто признаваться не хочет. Не хочет выныривать из проссаной, но родной перинки.

- С ума сойти. О чём могут беседовать два жандарма в поезде, который везёт их на магическую битву.

- Пса прогнившего режима. - поправил Тибо.

- Что, прости?

- Два пса режима. Кстати, Йося сказал, что не взрывал фабрику.

- Пффф, конечно, нет. Зачем? Шиман его человек. Куда он штрайков пошлёт? На угольки? Ему надо было сорвать переговоры. Он и сорвал. Так-то не Удо, а старик, наверное, прикинул бы убытки и пошёл на какие-то уступки. Но ребятки наверняка начали хамить и угрожать. Вот и всё.

- Тогда кто же её подпалил? Божена Прашкова?

- Божена, судя по всему, на окладе у нотариуса. Либо случайность, либо какой-то пьяный дурак, либо был кто-то ещё, кого мы не знаем.

- У Гробичека бывали ещё две панёнки. Гаумистр как-то проверил их паспорта. Где-то тут у меня записано... - Тибо вслепую полез за памятной книжкой.

- Ирэн Тодденботтер и Регина Ашмайсен. - Вернер прищурил глаз. - Никогда не слышал. Ладно, воротимся, возьмём в разработку. Может судмаги что подбросят.

- Адвокат сказал будто "ЭТО" - штаб РСТП на севере.

- Врёт. Бросил кость псу и всё. Пара-тройка активистов там сидит, но чтобы штаб - это уж слишком. Просто там герр директор уж больно благодушный. Академический чародей. Не командир. Вот и плевать ему куда его коммивояжёры ездят. Обежал десять городов, привёз один заказ, значит работает. Вот им и раздолье в этой конторке. Ты мне вот что скажи, Тибо. Ты уверен, что Вацлав Дибич у Реминдов?

- Нет. - Тибо чуть сдвинул ладонь и показал хитрый глаз.

- Как - нет? - опешил Гроубер. - А зачем ты тогда туда Йосю отправил?

- Затем, что лет десять назад, Вернер, мы с Эли и Криштой поехали в Аршаль на Зимнее Равноденствие. Криште было года четыре. Ну да, одиннадцать лет назад. За год до войны. Ну, ты знаешь праздник зимнего солнца. Коньки, карусели, горячие пирожки с лотков, глинтвэйн в фарфоровых кружках. Чаепитие на деревянных открытых верандах. Двенадцать раз бьёт пушка. Музыка играет. Все замёрзли, но все чуть выпивши, весело. - Сыщик слабо улыбнулся. - Эли купила Криште игрушку-новинку. Не механическую, нет. Тогда только появились набивные зверюшки. Дочка прямо прикипела к этому зайцу. Мы уже собрались уезжать, шли к станции. Кришточка была просто счастлива. И вдруг на нас налетел какой-то дрянной мальчишка, разодетый, что твой принц, вырвал из ручек Криштины зайца и побежал к карете. Роскошная такая, вся в золотых завиточках и листиках. Я рванул за ним, Криштина в рёв, понятное дело. А в карете сидит такой надутый важный недомерок: "Пауль, что за манеры? Я вам куплю всё, что пожелаете. Отдайте эту дрянь нищим". И ручкой взмахнул так брезгливо, да ещё добавил: "У них наверняка вши и глисты".

- Мальчишка отдал?

- Оторвал уши. Одним рывком. И швырнул остатки мне. Прыгнул в карету и был таков. Паровые кареты помнишь?

- Конечно.

- А это была магическая, совсем древность, но ухоженая. Явно за ней в три глаза каретмейстер следил. Лакеи ещё там на запятках стояли. Целых два болвана в ливреях навытяжку. Замёрзшие, но, видать, им шубы надевать не дозволялось, чтобы все видели - чья ливрея, чья карета.

- Да рогуль с ними. С зайцем что?

- Ну где там пришивать-то? Криштина рыдала всю дорогу. Даже огоньки и искорки Эли её не успокоили. Эли мастерица была на такие простенькие вещи. Без смысла, но милые. У нас до войны вся улица на праздники в её огоньках была. И Зимнее Дерево она тоже обвешивала искорками мерцающими.


Вернер цыкнул зубом.

- Пауль фон Эбсен, младший сын фон Реминда, верно?

- Верно. И сам сучий сын со своими "вшами и глистами". Он ведь тоже батальный маг, и тоже все про это забыли. Служил-то толстяк по Экспедиции Транспорта! Чего-то там колдовал подальше от фронта. И так недурно дела поправил в войну, несмотря на оккупацию Реминдена. У пани Шимановой про то судили-рядили. Откуда и знаю. Ну вот я и спровадил пана Йосю к старому недругу. Они ведь давно друг на друга косо смотрят. Пауль, видимо, вырос и кое-что понял в реальном училище. А папаша - да рогуля с два. Пусть Йося на него налетит, задействует своих бандитов и никакие титулы его от тюрьмы не спасут. Ну, или от дома умалишённых. Особого, для чародеев.

- А уши-то пришили? - спросил Гроубер, криво ухмыляясь.

- Спрашиваешь! Утром зайчик сидел на подушке вылеченый мамой. У Кришты он до сих пор в комнате живёт. Но эти слёзы и презрение я жирному уроду никогда не прощу.

Гроубер мотнул головой.

- Нет, всё-таки надо подремать. Часа три ещё есть. Но Тибо, где всё же князь Дибич?

- Без понятия.

- Шулер вы, герр Бреннер!

- Нет. - загадочно ответствовал Тибо. - Пёс режима!

+6
60

0 комментариев, по

345 34 29
Наверх Вниз