Отсуббочусь, пожалуй

"Золотое сердце" - взрослое переосмысление "Золотого ключика" Толстого.

Мальвина учит Буратино....

Никки опустил голову и задумчиво тронул ладонью залетевший порыв лёгкого ветра. Прислушался к ощущениям и вздохнул:

 — Всё, к чему бы я не прикасался с тех пор, как стал таким… всё звенит болью. Дышит ей. Как сбитая камнем птица. Упала на землю, распластала крылья, словно обняла… распахнула клюв и… молчит. Только дышит. Страданием. 

Солнце, позолотившее кроны деревьев на склоне холма, отчаянно бросало длинные тени, словно тянуло почерневшие руки, чтобы зацепиться за мир и остаться рядом, в его прекрасной буйной жизни. Но время неумолимо и безжалостно сталкивало его во тьму за обрыв горизонта. 

— Но зачем эта боль? – застонал Никки. – Зачем Господь сделал её?! Ведь он добр и милосерден! Он должен был отделять дурных от праведных. Одних наделять страданием, других… Но я чувствую! Все люди, которых я уже встречал и чуял их боль -  они разные! Добрые, злые. Но больно – всем! 

Ветер играл изящными прядями Маргариты, когда она повернулась к мальчику. Ее глаза - два глубоких озера, в которых отражалось закатное небо - изучали его с тихой грустью.

— Ты чувствуешь боль этого мира, - пальцы ее скользнули по шершавому камню древней стены. - Но ты неправильно её видишь. Боль - это не наказание. Боль – это язык. 

— Язык? – опешил Никки. 

— Да. Язык, на котором душа разговаривает с миром, а мир говорит с душой… Страдание – музыка, которая творит всё живое! Смотри! 

Маргарита подняла два небольших осколка известнякового камня, с силой ударила их друг по другу и протянула их ему на безукоризненно гладких ладонях: 

— Им не больно, правда? 

Никки чуть тронул пальцами каждый и испуганно кивнул. 

Маргарита улыбнулась. 

— А если так же произойдёт с двумя птицами в полёте? А две лошади, споткнувшиеся на бегу? А люди… чьи судьбы оказались стать врагами и сражаться? 

Никки нахмурился, стараясь понять. 

Маргарита отбросила камни и, протирая ладони одна о другую от белёсого крошева, вздохнула: 

— Помнишь мгновение своего перехода в голем? Сперва болезнь отступила, и ты почувствовал внутри тишину и спокойствие. А потом – вдруг тебя выгнуло новой болью – твоя душа прыгнула в деревянное тельце. Так, ведь, и было? 

Никки кивнул, застенчиво подняв плечи. 

— Мёртвое не чувствует боли, - улыбнулась Маргарита. – Это музыка жизни, Никки. Музыка изменений… Иногда – страшная… Подчас – невыносимая. Но всегда – как тонкое похрустывание растущих корней или костей в теле – меняющая нас. Боль свойственна только живому, способному меняться…  

Мальчик сжал кулаки, отчего сухая древесина слегка затрещала. 

— Но зачем столько страдания? Разве нельзя учиться и расти через радость?! 

Тень скользнула по лицу Маргариты. 

— Радость тоже учит. И учит страх, и учит любовь… Каждое учит чему-то своему. А боль... - она прижала ладонь к груди, - она, как короед, вырезает в душе пещеры, в которых потом поселяется мудрость. 

Они замолчали, слушая, как ветер шепчет в трещинах древних камней.

— Когда я была живой, - улыбнулась Маргарита, - Все свои жизни я думала, что боль - это враг. Знаешь, мальчик мой… Стоило, наверное, прожить и эту жизнь, полную страдания и приведшую меня в этот фарфоровый кокон, чтобы понять, что боль - это учитель. Самый строгий, но и самый честный. 

Никки посмотрел на свои деревянные руки: 

— Значит, я должен просто... принять это? 

Маргарита снова зацепилась взглядом за горизонт, где солнце медленно, словно флаг на мачте уходящего под воду корабля, погружалось в зелёные холмы, окрашивая их, будто сусальным золотом. Улыбнулась:

— Нет, Никки. Просто принимают те, кто не может или не смеет изменять. Ты же должен выбрать.   

Справа, на пологом холме, в домах Монтебелло в узких оконцах домов стали появляться проблески света за промасленной бумагой. Маргарита указала на них:

— Видишь огни? Каждый - чья-то боль, чья-то радость, чья-то жизнь. Ты теперь видишь их все сразу. Это не проклятие, Никки. Это дар.

 

Тени становились длиннее, обнимая их ноги, будто пытаясь удержать на этом священном месте. Никки провел ладонью по белому камню, чувствуя, как сквозь деревянные пальцы просачивается древняя печаль этого опустевшего храма.

— Но как мне решать? - голос его треснул, как пересохшая ветка. – Как понять, чья боль достойна исцеления?

 Она провела пальцем по его щеке и Никки показалось, что фарфор такой же мягкий, как ладони мамы. Маргарита улыбнулась:

— Если бы я была сделана не из фарфора, а из стали, я бы сказала тебе так… Есть боль-огонь - она очищает, как кузнечный горн, делая тебя сильнее и крепче. Есть боль-ржавчина - она разъедает душу изнутри и снаружи, выгрызая в ней всё самое лучшее. И есть боль-тень - она не принадлежит человеку, а лишь прикипела к нему, как чужая кровь. 

Никки склонил голову на плечо и прикусил тонкий, словно только недавно народившаяся почка вербы, ноготок большого пальца, сосредотачиваясь на рассказе Маргариты. 

— Первая боль - священна. Она нужна человеку, она его растит и лелеет, как мать, что порой сгоряча может одарить подзатыльником, но за своё дитя будет крепко стоять перед любой бедой! Оставь её человеку – вместе они достигнут большего. Боль-ржавчину режь без сожалений – она уже сделала своё дело и теперь лишь выжигает дыры в душе. Третью боль – тень - можно просто стряхнуть, как пыль с плаща, но человек подчас не замечает, что так запылился. Ему стоит помочь или подсказать, и он всё сделает сам. 

 Но что-то всё равно грызло Никки внутри: 

— А если я не смогу различить? – спросил он. 

— Тогда следуй простому правилу, - Маргарита улыбнулась, - Лечи тех, кто просит о помощи молча. Кто кричит о своей боли - тому боль еще нужна.

Ветер донес запах дыма из города. Никки вдруг понял, что этот запах больше не вызывает в нем ужаса. Теперь он слышал в нем что-то иное - запах перемен, запах выбора.

— Я боюсь, - признался он.

— Хорошо, - улыбнулась Маргарита. – Страх – это тоже боль. Боль-огонь, меняющая нас. Значит, ты меняешься… 

 — Но кем я стану? – взмолился Никки. 

Маргарита задумчиво оглядела сумеречный мир вокруг. Солнце уже утонуло в зеленых холмах и только небо над его закатом ещё озарялось золотыми всполохами, словно последними криками отчаяния. 

— Станешь ключом. Станешь дверью.

А вообще забавно получается - совсем недавно на эту тему холиварчик на АТ был ) А у меня уже был такой отрывочек написан из ЗС)
 Честно сообщаю - ЗС пишется, дописывается и надеюсь успеть к ДР супруга, для которого книгу и пишу :-) 

Всем - ЗДОРОВЬЯ!