Как-то лошадь входит в бар

Ефим Шифрин Старый еврейский комик шутит смешные шутки про секс, холокост, палестинско-израильский конфликт и прочую ерунду. Болезни, смерть, войны, - всё поддается осмеянию, и постепенно, перед офигевающей публикой, он съезжает к одному моменту в своем прошлом: как ему, тогда подростку, подростку-изгою, объекту травли,  в лагере сообщают о том, что у него умер один из родителей. Причем, самое интересное то, что не говорят кто это, папа или мама. "Ну, умер и умер, чего бухтеть то?" - скажете Вы. И будете, безусловно, правы. Вот сейчас люди пачками умирают, да кто их вообще считает за людей, этих людей? Да, и, естественно, публика начала уходить с выступления, остались только самые стойкие. Вот и я хочу так же...

А, однако же, при всем том, хотя, конечно, можно допустить и то, и другое, и третье, слишком много остается вопросов к тому что происходит в романе, и поэтому он - восхитителен. А более всего восхитительно послесловие к роману в котором, помимо всего прочего проговариваются две вещи: предательство по отношению к подлинной жизни и застывание, закостенение нарратива, как общего, так и частного нарратива писателя. Неожиданна отсылка к русской литературе (пусть это, даже, и классики). Размышления про современную еврейскую литературу я прочитал по диагонали, справа-налево и вниз до конца.

Таким образом, в качестве алаверды, было бы неплохо написать ответ русской литературы этому еврейчику. Удивительно, почему никто этого до сих пор не сделал?