"Тени Торманса". Эпилог или самая последняя глава.

Иван Антонович Ефремов продолжал читать рукопись неизвестного автора, странным образом попавшую ему в руки. И чем дальше он читал, тем больше этот текст отличался от его романа идеями и представлениями об окружающем мире. Торманс, да и Земля оказывались гораздо сложнее его представлений. Казалось, что перед ним разворачивается борьба в каком-то гигантском и страшном серпентарии. И самое странное для Ефремова было то, что герои романа воспринимали эту борьбу вполне спокойно и чувствовали себя в ней вполне естественно. Клубок змей в романе скручивался всё туже и наконец эти змеи кинулись друг на друга. Ивану Антоновичу казалось, что он своими глазами видит жестокий бой в Храме Всемогущего времени. Сейчас он и сам не мог вспомнить, почему решил убить владык Ген Ши и Ка Луфа кинжалами, наверное по аналогии со смертью Цезаря. Но здесь это убийство превратилось в ритуальную казнь со всеми подробностями. Жутко, но вспоминая их грехи, даже не слишком жестоко. Но вот и последняя глава. Ефремов прочитал название и поперхнулся. Этот незнакомец что, совсем берега не видит. Да за одно такое название могут…. Так, он решил оживить Фай Родис, а дальше…Что он вытворяет? Прочитать целый роман и только в последних строчках узнать, что автор-то романа сумашедший. Схватив папку Иван Антонович выскочил из дома. Ну и где этот…? А незнакомец, как ни в чём не бывало, сидел на той самой скамейке, где они разговаривали прошлый раз.

– Ну знаете ли! Я думал о Вас гораздо лучше! И как хитро приберегли свою диверсию для последней главы.

– А что, Иван Антонович, Вы против того, чтобы Фай Родис ожила? Экий Вы однако жестокий и кровожадный.

– Вот только не надо клоунаду мне здесь устраивать. Вы прекрасно поняли о чём речь. Я возмущён последней главой вашей книги. Это недопустимо, то, что Вы написали.

– Ну понял, конечно, «Фай Родис, живее всех живых». Но как же так, Иван Антонович, у Вас же здесь прямо написано. Вот, дословно.

Незнакомец достал из чёрной наплечной сумки книгу с множеством закладок. Не одной из закладок он её открыл и прочитал.

– «Родис, изваянную из черного камня, в открытой обнаженности ее черного скафандра, несли на руках два человека с лицами Таэля и Гзер Бу‑Яма, высеченные из темно‑желтой, почти коричневой горной породы. Оба мужчины, «кжи» и «джи», положили сильные руки на плечи друг другу. На них свободно, скрестив ноги, сидела Фай Родис, обернув лицо к Гзер Бу‑Яму и обнимая за шею Таэля.

Скульптор почему‑то изобразил Родис в широком, небрежно намотанном тюрбане, так, как некогда увидел ее Таэль. Камень статуи, похожий на знаменитые черные опалы Австралийского материка, весь искрился внутренними цветными огнями. Так миллионы звезд пронизывают мрак тропических ночей Земли, о которых часто рассказывала тормансианам Родис, вдохновляя их красотой мира». – Вот! И что я должен обо всём этом думать?

Лицо читателя было абсолютно серьёзно, и только в уголках глаз искрился смех. Даже затемнённые очки не могли это скрыть. Да и очки у незнакомца были какие-то очень странные. То они тёмные и непроницаемые, а то абсолютно прозрачные. В голове у Ефремова мелькнула мысль, что книга-то даже ещё не существует в природе. А незнакомец держал её в руках, не только напечатанную, но уже и слегка потрёпанную. Откуда? Но, сказал он про другое.

– Знаете ли, каждый понимает в меру своей испорченности.

– Видимо я испорчен, ну совсем без меры.

– Полагаете, что это хороший повод для шуток и подначек? Вы сейчас просто светитесь от внутреннего смеха.

– Почему бы и нет? Что Вы, Иван Антонович, так волнуетесь?

– Я не хочу, чтобы порнография пачкала моё произведение. Если Вы читали «Лезвие бритвы», то знаете моё отношение к этому вопросу. Да ещё и это хамское копирование политического лозунга в названии.

– У Вас Иван Антонович какие-то странные двойные стандарты. Вот здесь можно, а вот здесь нельзя. А тут я рыбу заворачивал.

– Какую ещё рыбу? Вы о чём?

– Не обращайте внимания, про рыбу – это фигура речи. Но порнографию на стенах Кхаджурахо Вы вроде бы одобряли. Правда, это у Вас было в другом романе.

– На стенах храма нет порнографии. Эти прекрасные статуи могут возбудить разве что какого-нибудь невинного подростка. И уж никак не в вашем возрасте от них воспаляться. Там только лёгкая эротика и эстетика.

– Ага, групповой секс, оральный секс и даже зоофилия, так сказать, на сладкое. Нет, для нашего с Вами возраста уже и такое привычно, но согласитесь, что на лёгкую эротику это уже не тянет.

– Откуда Вы всё это взяли?!

– Иван Антонович, Вы ведь в Индии не были и своими глазами храмы Кхаджурахо не видели.

– А Вы там были и всё это видели?!

– Да нет, я с Кхаджурахо знаком так же, как и Вы, только по фотографиям. Вот только фотографии у нас с Вами были сильно разные.

Незнакомец снова порылся в своей сумке и достал несколько несколько картинок, напечатанных на бумаге. И да там действительно были фотографии, по стилю похожие на статуи Кхаджурахо.

– Вот, взгляните, Иван Антонович, здесь женщина стоит на коленях и удовлетворяет мужчину орально. Здесь групповуха, то ли втроём, то ли вчетвером, переплелись телами так, что и не разобрать. А здесь какой-то небесный гандхар, или как их там, насилует несчастную маленькую лошадку.

– А Вы уверены, что это снимки именно Кхаджурахо? Стиль, конечно, похож. Но, ведь Вы сказали, что сами там не были.

– Обратите внимание вот на этот снимок. Он Вам ничего не напоминает. Вот лев без нижней челюсти с поднятой лапой, подробно описанный в вашем романе, именно перед ним стояла Тилотамма, а ниже его, по цокалю храма идут как раз эти самые статуи, точнее барельефы.

– Действительно, это тот самый храм. И много там такого разврата?

– Нет, совсем немного. Собственно только то, что на этих картинках. Видимо создатели храма сексуальными маньяками не были. Однако, и, ничего предоссудительного в этих изображениях они явно тоже не видели. Наверное считали это всё вещью рядовой и обыденной, если поместили их среди довольно-таки бытовых картинок. Возможно, ещё что-то было на других храмах. Их ведь там штук сорок когда-то было, и все облеплены апсарами, как мухами, а сохранилось мало что. Время безжалостно.

Неожиданно незнакомец с прозы перешёл на стихи и прочёл.

Апсар на храмах Кхаджурахо,
Как мух на хлебе медовом.
Из них не выберешь, однако,
Партнёршу в танце огневом.

На стенах позабытых храмов
Они в веках сохранены.
Прекрасны, как холодный мрамор,
Но, и как мрамор холодны.

Танцуют танец позабытый
Под звук неслышимой саранги.
И наготою неприкрытой
Смущают взгляды пуританки.

– Чьи это стихи?

– Скажу скромно. Мои собственные.

– Стихи неплохие. Но как-то небесные апсары и мухи – странная ассоциация, не находите? Я бы на вашем месте заменил мух, скажем, на пчёл. Всё-таки положительные насекомые. Это возможно?

– Положительные насекомые? Смешно. Заменить, конечно, можно, как скажете. Кстати, не Вы первый это советуете.

– А эта саранга, что какой-то музыкальный инструмент?

– Да, индийское национальное, смычковое. Что-то типа скрипки, либо контрабаса. Читал описание, но сам даже не видел.

– Ну да, ну да. Вы же говорили, что сами в Индии не были, – согласился Ефремов.

Некоторое время писатель молчал, обдумывая ситуацию.

– Всё равно. То, что на стенах храма были барельефы, о которых я не знал, никак не даёт Вам право вставлять в роман порнографические эпизоды.

Незнакомец грустно посмотрел на Ивана Ефремова, потом открыл папку со своим текстом и перелистал страницы до конца. Несколько последних страниц он внезапно вырвал, скомкал, поджёг зажигалкой и бросил на асфальт. Через минуту на тротуаре осталась только горстка пепла.

– Ну вот и всё! Фай Родис снова мертва, как Вы и настаивали. Если Иван сказал смерть, значит смерть и никакой жалости. Вы осознаёте, что только что убили Фай Родис во второй раз, и теперь уже окончательно и бесповоротно. Сердце не ёкает?

– Ну, положим, сам момент оживления Вы могли бы и сохранить, – неуверенно произнёс писатель, – И эту эвакуацию с боем из храма времени, тоже. Я против только последней порнографической части.

– Нет, Иван Антонович, обратного хода нет. Глава частями не существует, только целиком. Тут как в анекдоте: «Умерла, так умерла!»

– Не ожидал, что Вы так легко согласитесь убрать этот эпизод, да даже и целую главу. Ведь я Вас явно ни в чём не переубедил.

– Да, вы правы, я считаю, что в эротике и порно ничего плохого нет, но для меня тут важнее другое. Есть ведь и некие моральные ограничения. Вы создатель этой франшизы, то есть мира Торманса. На мой взгляд создатель мира, хоть бы и виртуального имеет на него некоторые права. И я постараюсь из вашего стиля не выбиваться.

– Ну хорошо. Теперь вот об описании пытки Цасор. Ну нельзя так писать. Это тоже явная порнография. Конечно, здесь у Вас это вроде бы даже оправдано – образ Ген Ши получился очень уж красочный и жуткий, но так писать никакие цензоры не позволят.

– Кто их спрашивать-то будет? Вы же сами признали, что логически всё оправдано и получилось красочно.

Иван Антонович подумал, что у собеседника какая-то нездоровая уверенность в себе. Ни один редактор из тех, кого он знал, такой текст не пропустит и печатать не разрешит. Но спросил он о другом.

– Слушайте, а этот ваш «сибиан», он реально существует или всё-таки выдумка? Уж больно жуткая вещь. На его фоне мой Умаг просто меркнет. А, я-то считал его верхом садизма.

– Что хорошо проняло?

– Не то слово.

– Ну, конкретно такого может и нет. Ваш Умаг он ведь тоже не из воздуха родился. По сути модернизированная знаменитая испанская кобыла. Так и здесь, Сибиан – это, вообще-то вполне безобидная машина для женской сексуальной мастурбации. А, вот сама такая методика пытки реально существует и активно применяется сейчас в странах Латинской Америки. Женщину доводят до оргазма, а потом через влажные половые органы пускают электроток.

– Жуть какая. Ощущение, что это придумали не люди, а какие-то потусторонние демоны.

– Ну, Иван Антонович, Вы же сами в главе «Цена Рая» описывали очень жуткие вещи, ничуть не менее страшные чем этот сибиан.

– Это всё-таки какого-то конкретного человека не касалось, а было так, в общей картине. А почему Вы сказали именно в Латинской Америке?

– А в Латинской Америке обосновались сбежавшие нацисты, они там сейчас и обучают местную полицию и спец.службы своим методам. И скоро всё это ещё аукнется военным переворотом в Чили. Этот эпизод, Иван Антонович, абсолютно необходим и не только для характеристики Ген Ши. Он же собирался подвергнуть Фай Родис и Вир Норина пыткам. И теперь можно представить, что их конкретно ожидало, попади они ему в руки.

– Положим обычно писатели такие вещи всегда оставляют на извращённую фантазию самого читателя.

– А у меня читателю ничего не надо будет додумывать самому. Вообще полагаться на фантазию читателя не стоит. Ведь встречаются люди и вовсе без фантазии, тем более извращённой. И этот же эпизод ярко характеризует политический режим на Тормансе и полное бесправие его населения перед лицом власти. Нет, Иван Антонович, именно этот эпизод должен остаться.

– Ну хорошо, хорошо! Меня Вы убедили. Но, как Вы будете убеждать цензоров и редакторов, я не знаю.

Незнакомец загадочно улыбнулся.

– Разберёмся. Не сомневайтесь. Но порноэпизоды – это единственное, что Вы заметили в книге?

Вот откуда у него эта уверенность?

– А вот в выступлении Эвизы перед медиками у Вас явного порно вроде бы и нет, но совершенно недопустимо пропагандировать подобную половую свободу. Я, конечно же понимаю, откуда это у Вас. Церковная регламентация половой жизни – крайне неприятная вещь. Вот Вы и бросились в противоположную сторону. Но, знаете ли, крайности бывают похожи друг на друга.

– Ну, положим для такой регламентации наличие Церкви совсем и не обязательно. Сейчас у нас в стране никакого влияния церкви вроде бы и нет совсем, а регламентация крайне строгая. Обнажённое тело, что в кино, что в изобразительном искусстве почти исчезло. А, скажем 100 лет назад, при наличии господствующей церковной идеологии, это всё-таки было допустимо, хотя и в некоторых рамках. Но это совсем не вечная ситуация. Да, кстати сказать, и у Вас в романе это описано так, что можно вывести куда угодно, было бы желание.

– Вы считаете, что общество будущего будет более разнузданным в половых отношениях?

– Скорее, более раскованным, Иван Антонович. Если квартира и воспитание детей будут зависеть не от индивида, а от общества, то нынешние строгие требование к семье станут неактуальны. Зато, наверное, больше влияние будет у эмоциональных связей, а они от природы недолговечны и нестабильны.

– Эмоции у людей будут более глубокими и продолжительными. Мы это и сейчас видим у лучших представителей человечества.

– В целом, конечно, это возможно. Но всё-таки любовь и привязанность слишком индивидуальны, а люди слишком различны по темпераменту и эмоциональности.

– Будем надеяться на лучшее. Да и у Вас упор сделан на воспитании ответственности, значит половой разнузданности Вы тоже не ожидаете и её не поддерживаете.

– Без ответственности и взаимоподдержки граждан никакое стабильное общество существовать не может в принципе. Так что, тут у нас с вами консенсус, то есть полное согласие. Но что у нас разговор только о половом вопросе. Что же в моём тексте ничего другого и нет.

– Да нет, конечно же есть. Ваш Космоград – это шедевр. Это я признаю. То, что я писал о Земле семи лун по сравнению с Космоградом выглядит даже не знаю как.

– Убого оно выглядит, по нищенски, признайтесь Иван Антонович. Но, в ответ, я сам признаюсь, идея эта не моя. И город-кольцо и космический поезд – это всё чужое. Я когда-то тоже был этими идеями восхищён и очарован, свёл их вместе, в одну конструкцию, и теперь только пропагандирую. Но подведём итог – Космоград Вы одобряете, а есть ещё что-то, что Вам не нравится.

– Слово «не нравится» наверное не совсем уместно. Многое непонятно и не очевидно.

– И что же именно?

– Ну вот ваша биоформация. Железные люди. Конечно соблазнительно, но уж слишком сложно. Зачем плодить лишние сущности?

– Идея опять не моя. Вы наверное про Кира Булычёва слыхали. Он сейчас пишет рассказ на эту тему. А вот лишние ли эти сущности, Иван Антонович? Ведь это я по сути разгребаю ваши проблемы.

– У меня есть проблемы? Почему-то я их не вижу.

– А давайте вспомним. Весь экипаж «Тёмного пламени» крайне молодой, ни одного действительно опытного человека, хотя бы нашего с Вами возраста. И это при развитой медицине и продолжительности жизни. Почему? Вы явно ориентировались на свои герлогические экспедиции. Но это совсем другое – стратегию поиска и логистику для них разрабатывают другие люди, в институтах. И такие экспедиции кратковременны. А в Космосе, в длительном полёте, надо бы иметь своего стратега под рукой, непосредственно на корабле. Вот Вам и первое ограничение.

– Есть и второе?

– Конечно есть. У Вас несколько членов экипажа совсем юные. Говоря по современному – студенты. А вот уровень ответственности и предъявляемые профессиональные требования совсем не студенческие. Сюда бы крутых сорокалетних профи. Ведь это же не турпоход. Результат очевиден – лишние потери.

– Ну, так Вы ещё и третье найдёте.

– Найду! Тройка, погибших в Кин Нан Тэ добиралась туда пешком. Будь у них бронированный вездеход и все проблемы бы исчезли. Но они эти проблемы как будь-то и не видели. Значит надеялись на что-то другое, не менее эффективное. Но вводим в сюжет необходимость биоформации для прыжков звездолёта и все эти проблемы решаются.

– У Вас на все мои вопросы ответы найдутся?

– Надеюсь, что да. Ну так как, не желаете чего-нибудь вставить в свой роман из моего текста? Исправить, так сказать, свои огрехи.

Ефремов покачал головой.

– Мой роман уже свёрстан и там ничего изменить невозможно. Так и пойдёт в печать с этими вашими огрехами. А у Вас получилось своё оригинальное сочинение. И как-то оно с моим романом не очень стыкуется.

– Но, ведь события у нас с Вами те же самые.

– Те же, да не те, – вздохнул Ефремов, – Желаю Вам опубликовать свой роман. Хотя ума не приложу, как Вы редакторов обойдёте. Мне кажется, Вы даже не знаете, что это такое.

– Ну что же. Тогда прощайте. И всего Вам хорошего, Иван Антонович.

– И Вам того же.

Читатель пожал писателю руку и пошёл прочь по аллее парка.

– Подождите, – остановил его писатель.

Тот остановился и обернулся.

– Постойте, – запнулся было Ефремов, а потом неожиданно для себя, смело продолжил, – Скажите, как там в будущем?

Таинственный незнакомец широко улыбнулся в ответ.

– Ваши книги, Иван Антонович, там всё ещё помнят и читают. Наверное это самое главное, и не только для Вас.

А потом он, уже не оборачиваясь, решительно пошёл прочь.