Иногда человека нет, а чувства к нему — есть

Четвёртое задание марафона грустное - и впервые оно действительно для меня и моё. На самом деле это моя мечта умерла: мечта о прекрасной игре, которую мы начали с чудесным соигроком уже больше пяти лет назад, но которая однажды просто... Застыла. И я больше не получила ни одного сообщения, а контактами мы не сообразили обменяться. И с тех пор Арман вечно скучает, как и я, по не сбывшейся истории новой любви... Может быть, когда-нибудь, мы с ним сможем создать эту историю заново. А может быть нет. Но мне по-настоящему жаль этой мечты и этого чувства замечательной ролки, которая не состоялась, несмотря на то, что у меня есть другие, не менее прекрасные соигроки. Может быть, я всё ещё мечтаю.

_________________________________________________________________

О тебе, моя радость, я мечтал ночами,

но ты печали плащом одета…

...

Я отдал бы всё, чтобы быть с тобою!

Но может тебя и на свете нету... *

Она всегда была его маленьким чудом. С первой встречи, с того дня, когда он услышал её звонкий, как хрусталь, голос, с острого мгновения пересекшихся взглядов – Арман утонул в отчаянной синеве её глаз и поныне не может вынырнуть.

До их встречи он и представить себе не мог, что способен мечтать о человеческой женщине!

Ему прочили в жёны ведьм и вампирш из других кланов, перед ним крутили хвостами оборотницы и ламии… А он мечтал о тёплой, слабой, пахнущей молоком и хлебом женщине, впервые за всю не-жизнь не испытывая желания сожрать.

Кончики пальцев касаются рамы портрета, и Арман болезненно морщится, потому что серебро оставляет на них ожоги.

Анику была хрупкой, как статуэтка из фарфора, он не смел прикоснуться к ней, да что там, даже подойти!.. И всё равно мечтал.

Кажется, именно тогда ему впервые начали сниться сны. Сны, в которых он не был чудовищем, в которых она звала его на золотое от полуденного солнца поле, а он шёл, не чувствуя боли, и его кожа не облезала лохмотьями, как то положено, а жалкое подобие крови в жилах кипело не от солнечных лучей, не от жажды, но от любви.

Арман знал, что не имеет права на эту мечту, и всё равно мечтал.

Картинная галерея темна, а единственная свеча не позволяет толком разглядеть ничего, кроме пары шагов вперёд. И, должно быть, здесь холодно – нужно будет сказать, чтобы протопили, потому что их новый гость едва ли сумеет жить в той температуре, к которой Арман привык... заново.

Они ведь топили, когда Анику жила здесь

Коготь бережно касается холста, почти чёрный на фоне белизны её платья, и Арман утыкается лицом в картину, давя мучительный стон.

Он всё ещё помнит её, помнит каждое её движение и каждый её вздох, и даже две сотни лет не позволили ему забыть!

– Если бы ты знала, как я скучаю по тебе, королевна…

Хриплый надтреснутый голос взрезает тишину коридора, рассыпается, как бусины, стуча по полу… Впрочем, Арман не уверен, произнёс ли он хоть слово вслух или его разум играет с ним в игры.

– Я недавно встретил нового человека. Он забавный, и как ты, не боится меня, хотя я пригрозил ему, что сожру, если вздумает сбежать, и пил его кровь. Называет меня старпёром, а всё это – занудным и по-старпёрски чокнутым. Кажется, ты говорила так же, но, видно, я снова не успеваю за временем…

Тонкие белые пальцы холодны, как весь холст, но Арман касается их губами и согревает своим дыханием, хотя дышать ему не нужно.

– Помнишь, как мы смеялись, что я всегда буду жить прошлым?

Анику не ответит, он знал это, когда шёл к портрету, но ведь не обязательно нужен ответ, чтобы позволить себе мечтать? И тогда она не отвечала, даже не знала о его существовании, а он придумал себе её и отчаянно влюбился в этот придуманный образ…

Когда они заговорили, оказалось, что на деле она ещё лучше, чем он мог мечтать.

– Я не знаю, как жить настоящим, королевна. Не знаю. Почему ты не захотела остаться со мной?!

Серебряная рама причиняет боль, но Арман сжимает пальцы, игнорируя то, как его ладонь рассыпается прахом от прикосновения – это необходимо ему сейчас, нужно, чтобы попросту не сойти с ума, не вернуться вновь в прошлое, где Анику ещё была жива…

– Эй, старик! Слушай, я… – голос Янко вырывает из воспоминаний и образ, такой близкий и родной, такой необходимый, вдруг отходит на задний план. Золотые волосы выцветают, синие глаза рассыпаются капелью, а тонкий стан тает, подобно туманному миражу – и вот уже на Армана глядит вовсе не женщина с портрета, которую он когда-то любил, но молодой цыган, которого он едва может терпеть в своём замке и оставил лишь в силу того, что он может знать что-то о тех, кто лишил его птенцов и продолжает свою охоту.

– Я не позволял тебе выйти из комнаты! – злость выплёскивается яростным рыком и Арман оборачивается к человеку, едва сдерживая желание вцепиться в глотку…

– Ой, да ладно тебе, я тут вспомнил кое-что, что может быть будет полезно, вот и решил найти тебя, пока из башки не вылетело. Идём, кое-что покажу, вроде как оно про тех, кого ты ищешь, – Янко хмурится недовольно, но от него не пахнет страхом, тем паническим ужасом, который Арман чувствовал, когда увозил его из гостиницы после побега. – Там, правда, непонятно… О! Я этот портрет видел… Вы красивая пара.

– Были. Мы были красивой парой, – руки Арман убирает в карманы, чтобы не пугать человека видом затягивающихся ран и, в последний раз бросив взгляд на полотно, хранящее Анику вечно молодой и вечно существующей, поворачивается к нему спиной и идёт вверх по коридору, к слабо светящимся дверям кухни.

– Мне жаль…

– Не стоит. Некоторые мечты умирают, чтобы остаться мечтой – она не хотела быть чудовищем вроде меня, а люди смертны.

Арман сжимает кулак, впиваясь когтями в ещё незажившую ладонь, но эта боль не приносит облегчения. Он уважает выбор своей женщины, но как же порой ему хочется уйти вслед за нею…

– Ты не такое уж и чудовище, – тихий шёпот в спину не должен быть услышан, но слух вампира гораздо острее человеческого.

– Ты меня просто ещё не знаешь.

Если одна мечта умерла, может ли заменить её новая? Арман не знает, но… Он не желает, чтобы картинная галерея пополнилась ещё одним портретом. Лучше уж оставаться чудовищем, которому мечты не положены.

Чудовищам не снятся сны.

И люди для них – всего лишь еда, ничего более…

– Я всё равно не буду считать тебя чудовищем.

/*Цитата из песни "Королевна" группы "Мельница"