Коварное соблазнение

В поддержку флешмоба Эллы Соловьевой "Коварство".

Курт (юноша -- владелец поместья и по совместительству "божество") соблазняет девицу Мьюзик, подписавшей Контракт на его обожествление (не имеет ни малейшего понятия ни о сексе, ни о гендерных отличиях). Из СФ "Коррекция".

И вот, как-то поздним вечером, когда они, уединившись в огромном холле…

(Все остальные обитатели поместья, в этот момент, были тотально вовлечены в «историю»[13], про предприимчивую простушку, наяву грезившую о взаимности со скромным судовладельцем огромного корабля под алыми парусами и, в итоге...).[14]

Мда…

(Нельзя не добавить, что «история» была явно отцензурирована Наставниками и конфузливо умалчивала об ивентах на борту, случившихся, сразу после того, как босая девичья нога коснулась деревянной обшивки палубы…).

Так вот…

Пока все находились во власти мечтаний меркантильной нимфетки, само имя которой означало, не только открытую неприязнь к предмету поклонения зороастрийцев, но и было сильно созвучно крайней оконечности желудочно-кишечного тракта[15]; Курт и Мьюзик, комфортно расположившись в просторных креслах, мирно вели беседу о человеческом гуманизме и, о сопутствующих ему, нелегких аспектах обожествления...

Расчувствовавшийся, тональностью разговора, Курт, вдруг, в отчаянном порыве откровенности, печально сообщил Мьюзик, что, по всей видимости, вскоре умрет, так как обнаружил растущую опухоль на теле.

– А как же браслет?!! – пораженная этими словами в самое сердце, горестно всплеснула руками она.

– Видимо, какой-то новый сорт. Браслет не видит ее, утверждает, что я здоров, – немного стесняясь, ответил он, указывая на ту часть туники, под тонкой тканью которой, явно угадывалось, что-то необычное.

– Этого просто, не может быть, – жалостливо прошептала она и коснулась рукой мягкой выпуклости.

– Взгляни сама, разве ты видела, что-то подобное? –

пробормотал он, смущенно раздвигая края ткани.

В полутьме холла, она действительно рассмотрела некое выступающее образование, на том самом месте, где у нормальных людей (а она, без сомнения, относила себя к таковым), может быть, только едва заметная впадинка и ужаснулась от мысли, что, прямо на ее глазах, образуется грыжа…

Это слово она «подсмотрела» в одной «истории», где незадачливый доктор Темных Веков, заваливая окружающих мудреной медицинской терминологией и пряча сумбур, царящий в собственной голове, от неуемного желания дербалызнуть немедля, все же, в итоге неимоверных умственных усилий, умудрялся поставить правильный диагноз, что обычный браслет сделал бы за секунду.[16]

Так вот, Мьюзик, совершенно неосознанно, попыталась было вправить грыжу обратно в брюшную полость. Та, оказалась удивительно мягкой и горячей на ощупь, из чего следовал неутешительный вывод о начавшемся воспалительном процессе!

– Не получается! Надо позвать на помощь, – в отчаянии прошептала она.

– Нет-нет, только не это! Больной бог – это немыслимый позор! Попробуй еще раз, только будь осторожна.

– Да-да, конечно, – взволновано согласилась девушка и начала, мягкими движениями теплой ладошки, означенную манипуляцию.

Припухлость, под ее рукой, явно жила собственной жизнью, и к своему ужасу, Мьюзик быстро осознала тщету мануальных усилий, поелику, мало того, что запихнуть злокачественное образование внутрь божества никак не удавалось, так к тому же, из области приложения ее терапевтических талантов появился маленький отросток, который начал расти прямо на глазах!

– Не выходит! Никак! – простонала она. – И кажется…

Мьюзик, чтобы убедиться в своей догадке, нежно, боясь причинить боль, несколько раз провела запотевшими от страха пальцами по зримо удлинившемуся отростку.

– У вас полезла наружу кишка! Вдруг – случится защемление[17]?!! Я – за подмогой!

– Нет, Мьюзик! Нет! Не покидай меня! Уж, если суждено умереть именно так, я хочу, чтобы только ты, стала свидетелем этого позора! Чтобы ты… прикрыла его… ото всех…

Приказы – не обсуждаются, гласил Контракт и, поэтому Мьюзик, в полной мере ощущая руками, нарастание угрожающей симптоматики, сосредоточила лечебные мероприятия вокруг быстро твердеющего отростка. Она, то яростно сдавливала его, то отпускала; то пыталась вытянуть наружу, то запихнуть обратно. Эти судорожные попытки привели к появлению на его крайней оконечности темно-красного бутона, напоминающего собой нераскрывшийся тюльпан. В отличие от твердого стебля, он был мягкий и доверчиво выглядывал из складочек кожи.

Мьюзик видела явное ухудшение состояния своего божества – его дыхание участилось и стало хриплым, а тихие, печальные стоны, вызванные, по всей вероятности, жестокой болью, становились все жалостливей и протяжней! Даже в полутьме, было хорошо видно, как покраснело его прекрасное лицо, а на шее вздулись вены! Даже на расстоянии, слышались гулкие удары, отчаянно бьющегося в его груди сердца!

Мьюзик была в полнейшей прострации от горя и могла, лишь растерянно поглаживать выросший, словно ниоткуда, бутон, горячо моля Богиню-Матерь[18] о том, чтобы он хотя бы не распустился!

Внезапно, Курт замер, словно прислушиваясь к чему-то, потом выгнулся в кресле дугой, страшно закатил глаза, а сквозь его крепко стиснутые зубы прорвался последний, предсмертный стон!

Правая ладонь Мьюзик, которой она изо всех сил сдавливала затвердевший стебелек, ощутила, как тот забился, словно в агонии, а ее левую ладошку окропили несколько теплых струек, вырвавшихся прямо из бутона! Она с ужасом смотрела на распростертое в кресле божество, разрываясь, между желанием криком позвать на помощь и приказом прикрыть его, уменьшающийся на глазах, позор. Он – умирал на ее глазах!!!

Что это? Блеск открывшихся глаз?! Жив?!! Какое счастье!!!

– Ты спасла меня, Мьюзик, – прошептал он, едва слышно. – Я думаю, это была не грыжа и не опухоль. Нет! Во мне поселился паразит, и ты, своими умелыми пальцами, заставила его выплеснуть накопившийся яд, терзавший мое тело. Спасибо...

Услышать из уст божества слова благодарности, доводится далеко не каждому! А спасти его от неминуемой гибели тем более! Мьюзик была, так потрясена и растрогана, что слезы невольно хлынули из ее прекрасных глаз.

– А если… все же… доктора? – сквозь счастливые всхлипы, спросила она. – Вдруг, приступ повториться?!!

– Ты лучше любого доктора, Анна Мария. Если станет хуже, я призову тебя. Придешь?

Он назвал ее, не по кличке – по имени! Он сказал – спасибо! Он сказал – призову! Ее!!! Он обратился к ней, не как к подопечной, но как к равной себе! Только ей, он доверил свою страшную тайну! Так надо ли, говорить о том, каков был ее ответ?

Болезнь явно прогрессировала. Порой, не проходило и суток, как новый приступ заставлял их уединяться. Мьюзик была в отчаянии и, как-то...