Просто догорало лето...

    Говорят, что самая грустная пора года это осень. Самое интересно, что будучи помоложе, я сам так считал. А сейчас я знаю, что самая грустная пора года - догорающее лето. Вот как сейчас. По одной простой причине - лето всегда что-то обещает. Кому-то дает, что обещало. А другим - нет, хоть ты тресни. Впрочем, те, которым лето дает, этого не замечают. Просто люди так устроены по-дурацки - не замечают молодости, здоровья и свободы, когда они есть. А начинают ныть, когда теряют это. Мысль не моя - Шопенгауэра. То ещё нытик был.

    Когда едешь из поселка Морское на автобусе в Симферополь, то там есть один участок, когда с шоссе открывается вид на море. Вдруг. И в последний раз. Потом уже до Симферополя ничего не будет. Какая там осень. Что может быть грустнее скрывающегося за поворотом моря...    

   Короче, "Nostalgie on se ressemble. История 3" должна быть очень грустной, о догорающем лете.

   Я обещал, что все истории будут автобиографичны. Мог бы рассказать, как летом 91-го работал лодочником на переправе на  Довбычку. Как натер ладони до волдырей и образовался нарыв с вишню. И как мне его разрезали. Как бандиты забрали деньги, заработанные за день. Хорошего мало, но... не грустно, правда?

    А чтоб грустно - будет не автобиографично. А с другой стороны, роман - разве не часть биографии? 

     "Перед глазами поплыли красные круги, а в следующий момент всё вдруг рассеялось, и она увидела перед собой тетрадку. Обычную школьную тетрадку, на обложке которой было написано «Тетрадь по русской литературе ученицы 10-Б класса Корсаковой Ирины». На раскрытой странице был заголовок "Сочинение на тему «Мои воспоминания о лете»"
    А дальше шло само сочинение — всего одна строчка, выведенная округлым девичьим почерком: «Секс, наркотики, рок-н-ролл».
     Под сочинением стояла оценка — жирная красная двойка и учительская подпись.
     Мать, вернувшись из школы, куда её вызывали по поводу сочинения дочери, присела на стул и молча заплакала. Долговязая девушка подошла к ней и, нагнувшись, обняла за худые плечи.
      — Не плачь, мама. Я не умею танцевать рок-н-ролл. А то другое... и подавно. Это правда.
      — Зачем тогда ты это написала? — мать отёрла ладонью глаза и посмотрела на дочь.
      — Ты не поймёшь...
      — А ты попробуй. Может и пойму. Мне тоже было когда-то семнадцать лет. Представь себе, было...
      — Ну... От злости. Написала от злости. Назло.
      — Назло... Кому? А... Я, кажется, знаю. Лету, да? Назло лету? — спросила мать.
      — Да! Оно... обманщик! — в голосе дочери послышались слёзы. — Я его ненавижу!
      — Ты повзрослела, Ирка. Так и должно быть... Любовь — обманная страна. Такая уж наша бабская доля...
       Мать повернулась на стуле и, обняв дочь за талию, прижалась лицом к её животу. Дочь положила свои ладони ей на голову.
      — Обманная страна... — тихо сказала мать.— Но только в ней бывает счастье...
      Подняв голову, она вытерла глаза рукавом застиранного халата и сказала:
      — А рок-н-ролл ты, если захочешь, научишься танцевать. Только это трудный танец. И секс будет, это много проще, чем рок-н-ролл. Только не нужно с этим спешить и всё будет хорошо. А вот наркотики... Это смерть. Для кого-то, может, и нет. А для тебя, дочь — смерть.
      — Почему?
      — Потому что я твоя мать.
     В комнате повисла тишина.
      — А двойку нужно исправлять — наконец сказала мать. — Ты должна переписать сочинение.
      — Про лето я не буду. Нет! Пошло оно...
      — Хорошо, давай я тебе напишу. Пятёрку гарантирую.
      — Нет. Пиши всё, что угодно, но не про лето. Про зиму, про осень, но не про лето".