Субботний романтический отрывочек

Снова суббота, и снова пост в поддержку бессрочного флешмоба от Марики Вайд.

Сегодня кусочек из свеженькой главы "Рамета"

Египтянин возвращался домой уже достаточно поздно. Он проходил мимо парадного подъезда гостиницы «Люксор», где ребенком видел очаровательную девочку, которой подарил римский аурум. Браун взглянул на высокое здание с ажурными балконами, вздохнул. Где сейчас та светловолосая незнакомка? Замужем, воспитывает детей? На душе Рамета стало тоскливо и одиноко. Ему хотелось любви, романтики, но боялся этого, как огня.

— Не смейте так поступать! — женский крик и звук разбитого стекла оторвали мужчину от размышлений. Он поднялся к дверям. Его едва не сбила с ног выбежавшая женщина. Браун удержался на ступеньках, не дал незнакомке упасть, поймав в свои объятия. Она тяжело дышала, сжимала в кулаки точеные руки с браслетами на запястьях.

— Это вы? — приглядевшись и отдышавшись, с удивлением произнесла женщина. — Вы!

— Не понимаю, — ответил египтянин.

— Вчера. На дороге. Ведь это вы разбили из-за нас свою машину. К вам приехала помощь? Я попросила…

— Да. Они помогли мне, — соврал мужчина, не желая огорчать незнакомку, немного отстранился от нее. — Позвольте представиться, Рамет Браун.

— Вивьен Дин.

Египтянин осторожно взял ее руку и, не касаясь губами, вежливо «поцеловал» тыльную сторону ладони.

— Можно предложить прогулку до конца улицы и обратно? Вам надо успокоиться.

— Буду признательна, если согласитесь быть моим компаньоном.

Рамет улыбнулся. Вивьен взяла его под руку. Они шли по тротуару, залитому тусклым светом фонарей.

— Странный у вас кулон, — после долгой паузы Браун захотел продолжить разговор. — Старинный.

— Римская монетка. Мне ее подарил один мальчик на пороге этой гостиницы четверть века назад. Очень редкая и очень дорогая. А мой отец дал ему…

— Мелочь, завернутую в платок. Пятьдесят миллиемов.

— Откуда вы знаете? Вы? — она остановилась в свете фонаря, вгляделась в лицо мужчины. — Вы — это он? Да!

— Вы тогда так грозно топнули ножкой!

— Я мечтала об этой встрече. Столько раз с отцом приезжала в Луксор, но так и не встретила вас. Где вы жили?

— На окраине города. Далеко отсюда. Вы здесь надолго?

— Да.

— Это ваш муж? — Рамет захотел сразу расставить все точки над «i», чтобы не обнадеживать себя.

— Режиссер. Я не замужем. Я киноактриса. Он опять поругался с актером, который играет главную роль. Если Брэдшоу уйдет, ему нет замены. Съемок не будет…

— А кого играет тот Брэдшоу?

— Злую мумию, которая хочет убить мою героиню.

Рамет рассмеялся. Вивьен удивленно посмотрела на него, нахмурилась.

— Мумии не всегда злые, — смущенно произнес он в оправдание своему не совсем приличному поведению. — А еще они мертвые и не могут вести себя, как живые.

— Конечно. Это же фильм. Фантазия. 

Браун изящным движением повернул левую руку запястьем к себе, чтобы увидеть циферблат наручных часов. 

— Мне пора, — с грустью произнес он. — Я провожу вас до парадного входа. Женщинам лучше не ходить в вечернее время по улицам Луксора без сопровождения.

— Вы придете? Еще?

Рамет не ответил. Вивьен старалась идти как можно медленнее, делала маленькие шаги, пытаясь отсрочить расставание с давним знакомым. Мужчина проводил актрису до стойки администратора и быстрым шагом покинул гостиницу. Он почти бежал к своему дому по освещенным, заполненными людьми, улицам, где не было ни одного укромного места, чтобы спрятаться до утра. Лишь оказавшись в квартире, он прижался к стене и тяжело в последний раз выдохнул. Сердце, сделав последний удар, остановилось. Мышцы неестественно быстро начали ссыхаться вместе с кожей, обтягивая скелет. Рубашка повисла, как на вешалке, брюки на бедрах с трудом удерживал ремень. Рамет постарался бесшумно пройти в свою комнату, чтобы не потревожить уже спавшего отца. Разделся. Повесил одежду на напольную вешалку. Лег в постель. Он не мог заснуть — все смотрел на потолок, где свет фонарей причудливо сплетался в женскую фигуру. «Она красивая. Почему я думаю о ней? Неужели влюбился? Какой я дурак! У нас нет будущего, — размышлял египтянин. — Я ей не пара, как смерть не пара жизни, как мумия живому человеку». Под веками, закрывающими иссохшие глазницы, выступили капельки смолы, скатились по ресницам на щеки. Рамет уткнулся в подушку, стиснул в пальцах ее углы. Что такое физическая боль по сравнению с душевной? Ему хотелось вырвать из груди свое сердце, чтобы забыть эту женщину, вырвать глаза, чтобы не видеть никогда ее прекрасного лица и больше не страдать.