Удочерение в зомбиапокалипсисе

Написали с соавтором намедни новую главу во второй том "Дороги мёртвых": https://author.today/work/313937 
Наделала я зазывных постов, картиночку по-быстрому сляпала в нейросетке. 

Ну и пошутил один из мимо проходящих про батю за окном, который за хлебом ушел и в виде зомби вернулся. А шутка-то вовсе не шутка, а самая то ни на есть горькая реальность. Правда, дело еще летом было, а не на Рождество. 

Скорее для очистки совести, чем в надежде что-то обнаружить, заглядываю в гостиную. И смазанный слой густой пыли на журнальном столике подтверждает мои догадки, что кто-то этот дом не так давно обшаривал.
— Пошли, малыш, здесь ловить нечего, — зову я Каро. А тот вдруг залипает перед лестницей на второй этаж и старательно принюхивается. Потом наклоняет голову, как делал маленьким — в одну сторону, в другую — прислушиваясь.
— Кто там, зайка? Енот, что ли?
Будь там зомбак или человек — давно дал бы понять. Восприняв вопрос как команду к разведке, волк устремляется вверх по лестнице. Я — за ним. Уже самой любопытно, что за зверюшку он там нанюхал?
На втором этаже светлее — здесь ставен на окнах нет. Снова поведя сопелкой, Каро толкает дверь в одну из спален. Комната как комната — смятая постель, на которой сбоку кучей валяются вещи, приоткрытое окно, шевелящаяся от ветерка пыльная занавеска. На полу — обертки от конфет, от чипсов, пара пустых бутылок, цветные кусочки пазлов и альбом для рисования.
— Эй, есть здесь кто-нибудь? — спрашиваю я. — Не бойтесь, мы не причиним вам вреда.
Тихое шур-шур из стенного шкафа дает последнее направление. Каро упирается в створки носом, шумно принюхиваясь, и оглядывается на меня через плечо. И нет в его взгляде никакой агрессии. Просто любопытство — и все. Догадка уже прошибает меня холодным потом, и Глок я опускаю дулом в пол, но все равно предупреждаю совершенно автоматически:
— Сейчас я медленно открою шкаф. Пожалуйста, не делайте резких движений.
И когда дневной свет, падающий через пыльное окно, проникает внутрь, оттуда на нас вытаращивается перепуганными голубыми глазенками крохотный человеческий детеныш. Мурзилка у него чумазая, светлые кудрявые волосенки спутаны, футболка с какой-то мультяшной зверюшкой далека от свежести. Худые лапки прижимают к груди замызганного розового зайца. Непонятно даже — девочка это или обросший мальчик? Малыш не кричит, просто молча плачет — по лишенным привычной детской округлости щекам тихо ползут крупные слезы.
— Привет, солнышко, — как можно ласковее произношу я, спешно заталкивая пистолет в кобуру и присаживаясь перед ребенком на корточки. — Как тебя зовут? И где твои папа или мама? Не бойся меня, пожалуйста. Меня зовут Блу. А это — Каро.
Тот тянется обнюхать дите поближе, но я аккуратно отодвигаю его огромную башку в сторонку:
— Погоди… видишь, малыш нас боится. Не бойся, детка. Собачка добрая.
Не будем пугать кроху злыми волками из сказок. Малявочка молчит. От жалости у меня перехватывает дыхание, на глаза наворачиваются слезы. Один. Такой крохотный, один среди этого всего!
— Иди ко мне, — предлагаю я, протянув руки. И ребенок — кажется, все же девочка — неожиданно быстро подается навстречу и впивается в меня, как детеныш обезьянки, оставшийся без мамы. На вид ей года четыре, и она такая худенькая, что поднимаю я ее без малейших усилий. Господи, кожа и косточки! Птичка. Где же, черт подери, взрослые?! Хотя бы один! Ребенок давно не ел и явно обезвожен. Ладно… будем решать проблемы по мере их поступления. Сначала нужно ее напоить и накормить. А уж в выхаживании истощенных сироток кое-какой опыт у меня имеется.
— Парень, тебе придется бдить за двоих, — предупреждаю я Каро, когда мы покидаем дом. Отбиваться от мертвяков с ребенком на руках вряд ли сподручно. Несколько, как по заказу, тут же выныривают из подлеска за задним двором, и я решаю, что дать по ногам сейчас лучше всего. Однако сразу за углом нас поджидает еще парочка. Девочка испуганно вздрагивает, услыхав мертвячьи хрипы, и вжимается в меня еще сильнее. Волк прыгает, завалив их обоих разом, я на бегу наподдаю по башке тому, что пытается перевернуться и вцепиться мне в ногу. Счастье, что они уже такие медленные!
Похоже, брать в супермаркете совсем нечего, потому что парни уже крутятся у машин, а Донован таки выдвинулся на подмогу: быстро и аккуратно укладывает наших преследователей из армейской «Беретты». Разглядев же мою ношу, Майк вдруг прямо в лице меняется, будто я клацающего зубами зомбенка приволокла, и ляпает такое, что я просто опешиваю:
— Ребенок? Серьезно?! Это не наша проблема.
— Ну тогда возьми ее, отнеси наверх, посади обратно в шкаф, закрой его и уйди, если сможешь, — цежу я, и если б не боязнь потерять равновесие, то с удовольствием лягнула б этого придурка стальным носком ботинка в колено. А навстречу уже спешит Вивьен, и Док хватается за свою сумку, потому что малышка правда выглядит, как маленький заключенный фашистского концлагеря.
— Дайте воды, — требую я.
— Боже, какая ты худенькая! — всплескивает руками Вив и протягивает девочке бутылку кипяченой воды: — Давай, я подержу твоего зайчика, а ты спокойно попьешь? Я его не обижу. Как его зовут?
— Тёби… — вдруг едва слышно произносит эта кнопочка, а потом жадно припадает к бутылке. Господи, я слышу, как жидкость падает в ее совершенно пустой желудок, и сердце у меня заходится от жалости. Совсем как с Каро когда-то.
— Супчик надо сообразить, — говорит Док, оглядев новую пациентку и собрав в ладонь добрую горсть витаминок. — Твердую пищу пока не желательно. А то заворот кишок будет.
— Шоколадный напиток же есть, — живо откликается Доми.
— О, отлично, разведи пока стакан-другой, да пожирнее. Кипятком, там в термосе есть.
— Взрослые? — уточняет у меня хранящий спартанское спокойствие Керри.
— Не обнаружено. Родитель или опекун, скорее всего, погиб, отправившись за продуктами. В доме шаром покати, — рапортую я. И тут же, припомнив слова Майки, добавляю сухо: — Не бойтесь, она вас не объест, товарищи бойцы. И нянькаться тоже не придется. Сейчас Док ее осмотрит, и мы уедем.
Злость во мне так и клокочет. Вдвоем с Каро не пропали, так уж вчетвером вовсе не пропадем! Голубые глаза лейтенанта удивленно округляются, да и все остальные, кроме околачивающегося позади виновника «торжества», не понимают, чего это я психанула вдруг?
— Что случилось, Блу? — спрашивает Керри. — Почему ты хочешь уехать? Ребенок нам, взрослым мужикам, никак не обуза. Я хоть и не мастак там… памперсы менять и сказки рассказывать, но прокормить и защитить-то смогу.
— Да есть тут один… недовольный, — сверлю злым взглядом вконец стушевавшегося сержанта.
— Я не это имел в виду! — оправдывается тот.
— Так, отставить, в общем, все эти глупости! Надо держаться вместе. А у девочки, возможно, еще есть живые родственники, — отрезает командир, сурово зыркнув на Майки.
Нежно воркующая Вив быстро уговаривает малышку перебраться на руки к ней и сводными с Саем усилиями они даже выуживают кое-какую информацию: зовут кроху Элис, лет ей пять (осенью будет шесть), а папа не то пять, не то пять плюс два дня тому назад велел ей играть в комнате наверху, оставил немного еды и ушел поискать еще. Она очень старалась не съесть все сразу, хотя кушать хотелось очень сильно, но через несколько дней все закончилось, а вчера вечером она и последнюю воду допила. Это не их дом, у них просто сломалась машина, они долго шли пешком и убегали от страшных зомби, и папа сказал, что пока они будут жить здесь.
Все это я понимаю только в переводе на нормальный английский, потому что у малышки какие-то проблемы с речью, и говорит она для пяти годков плохо.
— Стресс, — поясняет Саймон хмуро. — В таком возрасте детям положено горлопанить, как стая гамадрилов, носиться туда-сюда, будто в заду моторчик, и задавать миллион вопросов в минуту. А ей пришлось вести себя тише мыши, чтобы выжить, и в таком режиме — больше года уже.
Что ж, думаю, теория не лишена основания. Тут у взрослых-то ПТСР на ПТСРе, и кукухи набекрень, чего от маленького ребенка ждать? От серьезного стресса можно начать заикаться или вовсе перестать разговаривать.
— Дядя Доми сварит тебе вкусного супчика, — сверкает зубами Гонсалес, тщательно подув на шоколадное молоко и только потом отдав его малышке. — Все-таки Господь услыхал мои молитвы, и послал еще одну прелестную белоснежку! Правда, Лорд Небесный, похоже, стал туговат на ухо — я просил постарше. Ладно, сегодня вечером сформирую заказ четче.
— Добавь к нему роллов, что ли, — хмыкаю я. — Страсть как роллов охота. С «Филадельфией».
И все покатываются со смеху, даже суровый лейтенант. Но смех быстро гаснет: новая порция мертвяков ковыляет к нам вверх по пригорку со стороны заправки, и Керри дает знак рассаживаться по машинам. Впереди колонны бодро топает явно свежий белокурый зомбак, здорово искусанный. Глазенки Элис, торчащие над армейской термокружкой, тревожно округляются.
— Daddy*? — лопочет она испуганно. — Daddy!
— Унеси ее! — шиплю я Вив, и та стремительно юркает в машину, отвернув девочку от страшного зрелища и приговаривая, что той показалось. Один бесшумный выстрел, и опека над осиротевшим ребенком переходит к нам…

Такие дела.